Евпатий Коловрат
Шрифт:
Непобедимый взял вышитый плат в руки. Сжал его так, что бисеринки вдавились в кожу.
Нет, это не сон.
— Кто ты? — глухо спросил он у торговца.
И услышал в ответ:
— Непобедимый может называть своего слугу Анапосопос.
— Повернись! — хрипло потребовал Непобедимый. — Повернись, покажи мне спину!
Называвший себя Анапосопосом ничем не выказал удивления, поднялся на ноги и повернулся вокруг оси. Спина была на месте, печень и потроха не просвечивали в огромную дыру, как то, говорят старики, бывает у иных ночных гостей, приходящих с дарами, что оборачиваются
— Сядь, — проговорил Непобедимый, не спуская глаза с ночного гостя. Тот опустился на кошму, глядя всё так же почтительно — только лицо текло и менялось, и Пёс-Людоед невольно подумал, что никогда не запомнит его, не узнает в толпе. — Что ты хочешь за свой товар?
— Пока — немного, — позволил себе улыбнуться странный торговец. — Ты еще не видел, будет ли тебе толк от этого. Поэтому я возьму всего лишь семь серебряных пай-дзе.
Непобедимый не колебался ни одного удара сердца. На этом полотне была вышита жизнь, победа и слава его воспитанника.
Неотлучный Найма явился на зов отца с сундучком в руках. Семь серебряных дощечек с одинаковой вязью уйгурских букв «Вечною силою неба, имя хана да будет свято. Кто не повинуется, должен быть убитым, умереть», с луной на одном боку и солнцем — на другом, перешли из толстых пальцев Пса-Людоеда в тонкие длинные пальцы ночного гостя.
Прибрав их за пазуху, человек, называвший себя Анапосопосом, поклонился:
— А теперь я прошу у Непобедимого дозволения удалиться. Когда небу будет угодно, мы встретимся вновь и продолжим нашу беседу.
— Скажи хоть, какому богу приносить за тебя жертвы? — проворчал старый полководец.
По изменчивому лицу ночного гостя проскользнула улыбка:
— Непобедимый, твой слуга — христианин…
С этими словами он поклонился и исчез за пологом юрты. Растаял в жаркой ночной тьме.
Непобедимый смутно помнил, что каждый христианин носит имя в честь своего онгона-заступника. На следующий день, испросив аудиенции у той жены Джихангира, что, как знал Непобедимый, чтит распятого бога, он спросил у неё:
— Повелительница, не подскажешь ли, кто из ваших богов…
— Непобедимый! — строго прервал его юный голос. — Сколько раз я говорила тебе: нет никаких богов. Совсем. Те, кого ты зовешь нашими богами, — это святые. Они жили на земле простыми смертными людьми и умерли.
Дайн Дерхе, как верили многие, тоже когда-то был человеком. И Абай Гэсэр. А уж Священный Воитель и подавно. А теперь они — Боги. Но Пёс-Людоед смолчал, не став вдаваться в пустую игру словами.
— Да простит меня Повелительница, слуга её хотел узнать — в какой день и как чтят святого, — со старанием выговорил Непобедимый, — по имени Анапосопос?
Великая ханша изумленно распахнула огромные глаза.
— Такого имени нет, Непобедимый! И быть не может… ведь на языке страны Рум это значит — Тот, Кто Без Лица.
Тот, кто без лица… Ночной торговец выбрал себе на редкость меткое прозвище…
Одну из пай-дзе он увидел потом в руках большого чёрного жреца неподалеку от города Ре-зан. Несколько раз передовые дозоры докладывали о больших чёрных жрецах, которых приходилось отпускать, ибо они показали серебряную пай-дзе. А в городе Ула-Темир оставил след и сам Тот, Кто Без
— Какая честь для меня! Непобедимый помнит имя недостойного.. — Тот, Кто Без Лица, почтительно поклонился.
— Ты! Это ты притащил нас в эту страну колдунов!
— Непобедимый забывает, он пришел в эту страну по воле своего базилевса… я хотел сказать, Эзен-Хана, да живет он тысячу лет, — укоризненно покачал шапочкой Анапосопос. — Я пришел снова помочь Непобедимому. Мне никогда, слава Господу, не доводилось видеть таких бойцов… но предания про них я в этой стране слышал. Они заговорены от железа — но не от камня.
— И что ты хочешь сказать, ночной нетопырь? Что наши цэреги должны кидать в урусутов камушками? Или, взяв большую глыбу, вдесятером подходить к урусуту и вежливо просить его нагнуться, чтоб они могли уронить ее ему на голову?!
С плавностью, достойной чжурчженьского придворного, Анапосопос указал на стоящие на телегах, укрытые холстинами камнеметы.
— Ведь россы, то есть урусуты, сейчас зажаты со всех сторон вашим войском и почти не двигаются… Отчего бы не обстрелять их из ваших замечательных баллист?
— Камнеметы? В поле?! — удивился Непобедимый.
— Отчего же нет? Великий хан и воитель моей страны, которого вы чтите под именем Гэсэра, рекомендовал снабжать такими каждый отряд — и не пренебрегать ими и в полевых сражениях!
— А твой знакомец, Непобедимый, говорит дело… — медленно проговорил Джихангир и махнул рукою: — Немедленно! Приказываем открыть, развернуть на урусутов и приготовить к стрельбе камнеметы!
Приказание Повелителя было исполнено так стремительно, как только позволяла людская природа. Огромные самострелы с двойными дугами снимали с телег, устанавливали, разворачивая к тому месту, где увязал в колышущемся вареве орды полк урусутских колдунов и их живых и мёртвых прислужников. Несколько рук сразу вцепились в каждый ворот, проворачивая его, натягивая тетивы обоих луков до упора, а другие руки уже поднимали в потных ладонях каменное ядро, готовясь пристроить его на желоб-ложе.
…Первых выстрелов он даже не заметил. Хотя бы оттого, что пришлись они не по нему, даже не по полку его — каменные ядра ушли в орду, прибавив истошных воплей и оставив за собою страшные борозды из покалеченных тел.
Третье или четвертое упало в глубь полка, где и так уж на ногах оставались едва ль не одни бывшие гридни да ратники городских полков — лесные охотники и селяне полегли мало не все.
— Камни! — рявкнул Догада. — Из пороков лупят, паскуды!
— Честь нам! — оскалился воевода — За детинец ходячий, значит, почитают!