Евреи России. Времена и события. История евреев Российской империи

Кандель Феликс Соломонович

Подошло время‚ когда общество позволило себе открыто проповедовать юдофобию; не означало ли это‚ что нравственный климат изменился и недозволенное прежде стало дозволенным? Русский националист‚ редактор «Московских ведомостей» М. Катков отметил в 1882 году: «Ровно ничего не случилось в еврейском мире. Что было назад тому сто лет‚ пятьдесят лет‚ двадцать лет‚ год‚ то и теперь. Но вот послышался чей-то свист‚ кто-то крикнул: бей евреев! и ни с того ни с сего вдруг возник еврейский вопрос‚ и все‚ кто во что горазд‚ напустились на евреев». Прошло еще несколько лет‚ и о том же написал русский

публицист Н. Шелгунов: «Что же такое случилось? Или евреи в эти двадцать пять лет дали какой-нибудь особенный повод‚ чтобы против них потребовалось снова возводить костры? Что-то‚ действительно‚ случилось‚ но только не с евреями».

Десятилетиями из христианского общества шел призыв к «слиянию» евреев с коренным населением – для их же благополучия. Под «слиянием» подразумевался отказ от веры и национальных традиций‚ а после этого‚ в будущем‚ были обещаны равные права. Еврейское население черты оседлости‚ воспитанное в религиозных традициях‚ никогда бы не согласилось на подобное, все попытки властей были заранее обречены на неудачу. Да и могли ли предполагать российские евреи‚ что начальство печется об их благополучии‚ когда на их глазах – ради того самого «слияния» – забирали в кантонисты и насильно крестили маленьких детей‚ на потеху населению стригли евреям пейсы и отрезали полы их кафтанов?

Но нашлись одиночки среди еврейской молодежи‚ которые решили отбросить национальные традиции – ради идеи всеобщего братства и слияния в будущем в единую семью народов. Они тайком читали светские книги, укорачивали кафтаны и подрезали пейсы, уходили от «гнета отцов» и уже со стороны яростно бичевали пороки еврейского общества. Их девизом стали слова поэта И. Л. Гордона: «Проснись‚ мой народ! Доколе ты будешь спать? Ведь ночь прошла и солнце засияло! Проснись‚ оглянись вокруг себя и узнай свое место и время».

Когда подошли либеральные шестидесятые годы‚ эти люди кинулись в русские школы и университеты; их идолом стал русский язык и русская литература; их интересы переплелись с интересами русского общества‚ на благо которого они трудились. «Наше отечество Россия! – возглашали они. – Как ее воздух‚ так и язык ее должен быть нашим!» Они верили‚ что достаточно овладеть русским языком, внешне ничем не отличаться от соседа‚ и неприязнь к евреям непременно исчезнет. Они не только образовывались сами‚ но желали образовывать других‚ и герой романа Л. Леванды говорил русскому другу: «Мы будем просвещаться назло всем реакционерам и обскурантам. А потом будем учить вас быть гражданами‚ патриотами‚ любить Россию как следует‚ а не на словах только».

Эти люди – дети местечковых евреев – еще помнили традиционный быт своих родителей, учились когда-то в хедерах и иешивах; они желали слиться с русским народом‚ но сохранить при этом свою веру‚ а потому говорили с гордостью: «Мы – русские подданные еврейского происхождения иудейского вероисповедания и считаем вправе именовать себя «русскими евреями»…» А затем у этих евреев выросли дети‚ воспитанные уже в ассимилированных семьях‚ где не часто вспоминали о своем происхождении‚ – оно стало чуждым им и ненужным. «Я отдалился от еврейского народа‚ – писал один из них‚ – и он предстал передо мной маленьким и ничтожным. Я желал работать

для великого русского народа».

Эти дети‚ внуки местечковых евреев – гимназисты‚ студенты‚ выпускники университетов – считали себя связанными с еврейством лишь «случайностью происхождения». Душой они принадлежали к русскому обществу‚ болели его болью‚ радовались его радостями; это они пошли в земские учреждения – служить русскому народу‚ они пошли в народники и революционеры ради великой идеи обновления России. Их волновала судьба несчастного русского крестьянина‚ но они не задумывались над тем‚ что в черте оседлости живет такой же несчастный еврей без права на собственный клочок земли

Евреи черты оседлости с их верой‚ традициями и странным образом жизни оставались для этих интеллигентов некоей этнографической группой‚ не более‚ ради которой не стоило тратить силы и жизни; после окончательной победы прогресса‚ за который они боролись‚ будет решен – они верили – и частный еврейский вопрос. «Мы‚ «народ наш»‚ а то даже просто «народ»‚ – отмечал М. Бен-Ами‚ – в устах сформировавшегося тогда в гимназии еврея значили: русские‚ русский народ… Существовали где-то далеко какие-то длиннополые‚ пейсатые‚ по-русски не говорящие Янкели‚ которых образованный еврей презирал. В лучшем случае их жалели‚ как жалеют нищего‚ калеку и тому подобный жалкий люд».

7

И вдруг в газете написали в предостережение русскому обществу: «Жид идет!»‚ имея в виду не только «пейсатого Янкеля»‚ но в первую очередь его‚ образованного еврея‚ который и евреем себя не ощущал. Вдруг поднялась волна погромов‚ когда били всех без разбора – пейсатых и не пейсатых‚ включив в категорию «чужих» и лишив права на патриотизм и этого‚ ассимилированного еврея‚ который давно уже «обрусел»‚ жил и трудился на благо общества‚ некогда призывавшего его к «слиянию»‚ а теперь яростно от себя отторгавшего.

В газетах дотошно разбирали вопрос «бить или не бить» этого еврея и приходили к выводу‚ что бить‚ конечно‚ следует‚ но этим должно заниматься правительство‚ а не толпа. Даже революционеры‚ которым ассимилированный еврей-либерал тайно симпатизировал‚ призывали в прокламации: «Восстаньте‚ рабочие! Отомстите господам‚ грабьте евреев‚ убивайте чиновников!» Нашлось даже удобное оправдание кровавым событиям: погромы – предвестники всеобщего восстания‚ которое свергнет самодержавие‚ а потому «еврейская кровь – это смазочное масло на колесах русской революции».

Но буйствующую толпу можно презирать с высоты своей просвещенности‚ революционерами можно пренебречь ввиду их малочисленности‚ от чиновников и министров тоже не ожидалось проявлений справедливости, – самый больной удар этому еврею нанесла образованная часть общества‚ его собратья по духу, их отношением к погромам. «Озверелая чернь одинакова везде‚ на всем свете… – писал врач М. Мандельштам. – Показателем для меня было отношение остальных‚ так называемых «лучших»‚ «интеллигентных» слоев общества. За очень и очень немногими исключениями‚ все остальные следили за совершающимся среди бела дня грабежом и разбоем с трудно скрываемым злорадством или с таким ужасающим хладнокровием‚ точно дело шло об охоте на зайцев».