Евреи России. Времена и события. История евреев Российской империи
Шрифт:
Моше Монтефиоре приезжал в Эрец Исраэль семь раз, по мере сил и возможностей способствовал ее заселению. К последнему его приезду была написана торжественная песня-благословение‚ песня почета; такой чести еврейская община Иерусалима удостоила лишь австрийского императора Франца-Иосифа и германского кайзера Вильгельма II. Подобрали музыку для песни‚ но мелодию вступления решили выбрать европейскую‚ привычную для уха почетного гостя. Специалистов в Иерусалиме не оказалось‚ и тогда вспомнили про Янкеле‚ который когда-то служил в русской армии‚ а теперь был водоносом в Святом городе. Пошли к нему‚ объяснили‚ что требуется‚ Янкеле стал напевать различные русские мелодии‚ из которых и выбрали одну‚ самую понравившуюся.
Встреча прошла прекрасно‚ девяностолетний Монтефиоре был растроган пением детей в его честь‚ – лишь потом выяснилось‚ что мелодия‚ которую напел Янкеле-солдат и которую исполнили перед почетным гостем‚ была не что иное‚ как мелодия национального
В ноябре 1884 года в прусском городе Катовицы проходил съезд палестинофилов: из России приехали 22 делегата‚ из Германии‚ Англии‚ Франции и Румынии – 10‚ причем четверо из них тоже были российского происхождения. Раввина Ш. Могилевера избрали почетным председателем съезда‚ Л. Пинскера – председателем. «Метаморфоза народа не произойдет в один момент‚ – заявил он в своем докладе‚ – и мы не доживем до того дня‚ чтобы самим узреть плоды наших трудов. Но что значат несколько поколений для нашего бессмертного народа?..» Съезд выделил средства для оказания помощи поселенцам и послал в Палестину К. Высоцкого‚ владельца чайной фирмы‚ для обследования еврейских поселений.
В тот момент в Англии отмечали столетие со дня рождения здравствовавшего М. Монтефиоре‚ и объединение палестинофилов‚ созданное на съезде‚ получило название «Общество для поощрения земледелия среди евреев и колонизации Палестины имени Монтефиоре» (впоследствии его переименовали в «Хибат Цион»). Общество объединило кружки палестинофилов разных стран; его руководящие центры располагались в Варшаве и Одессе‚ первым председателем общества стал Л. Пинскер.
В первый год существования Ришон ле – Циона поселенцы нуждались в немедленной помощи‚ но им прислали из России 381 рубль‚ а из других стран – 620 рублей. Воспоминания поселенцев переполнены жалобами на богатых евреев мира‚ которые «холодно относились к «затеям» русских евреев… не понимали причин‚ вызывавших эти «затеи»‚ и то серьезное влияние‚ которое они в состоянии оказать на будущность всего еврейства».
Российские евреи – банкиры Гинцбурги‚ «сахарные короли» Бродские‚ «железнодорожные короли» Поляковы – щедро жертвовали на общероссийские нужды‚ на создание училищ‚ гимназий и институтов‚ на строительство больниц‚ театров‚ приютов для бедных и на стипендии студентам. Лазарь Поляков пожертвовал 23 000 рублей на оформление зала греческой скульптуры в московском Музее изящных искусств, и этот зал носил его имя (сегодня это Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина).
Братья Поляковы жертвовали огромные суммы на нужды российских евреев‚ но не давали ни единой копейки на заселение и освоение Эрец Исраэль‚ чтобы их не обвинили в недостаточном патриотизме. В отличие от прочих Калонимос Вольф Высоцкий‚ основатель знаменитой фирмы по торговле чаем‚ много жертвовал на еврейские поселения в Эрец Исраэль и по завещанию оставил миллион рублей на будущие еврейские нужды‚ назначив доверенных лиц для использования этих денег. Впоследствии выяснилось‚ что он поступил предусмотрительно‚ так как внуки Высоцкого почти всё его состояние пожертвовали на российскую партию эсеров.
Очерк тридцать третий
Введение процентной нормы и выселения из деревень. Изгнание из Москвы в 1891–1892 гг. Новые ограничительные законы Александра III
Поэт С. Фруг жил в Петербурге на правах лакея‚ «лакеями» были и другие еврейские писатели и журналисты; на таких же правах жили порой старики-родители у собственных детей: отец записывался лакеем у своего сына‚ а мать – кухаркой.
В дни коронации Александра III был опубликован царский манифест‚ который предоставлял льготы гражданам Российской империи. Евреи по этому манифесту не получили ничего; наоборот‚ политика правительства была определена на десятилетия вперед и ужесточалась от года к году. Еврейский обозреватель отмечал после завершения полосы погромов: «Как неизбалованы должны быть люди‚ столь искренне радующиеся своему небитию… По улицам уже не носится пух от разрываемых перин‚ не летят с треском стекла разбиваемых окон… но много ли‚ действительно‚ выиграли евреи от перемены незаконных преследований на законные?»
В 1882 году военный министр распорядился‚ чтобы в армии было не более пяти процентов евреев-врачей и фельдшеров от общего еоличества медицинского персонала. Прежде они служили в полках и заведовали лазаретами‚ отличились в русско-турецкой войне‚ но теперь «врачей Моисеева закона» увольняли из армии – «ввиду не вполне добросовестного исполнения ими обязанностей и вследствие их неблагоприятного влияния на санитарную службу
При Александре III менялась политика и в области образования. Официальным лицам была известна пометка царя на одном из документов: «Это-то и ужасно: мужик‚ а тоже лезет в гимназию»‚ – и министры поступали в соответствии с духом времени‚ чтобы «обратить университеты из рассадников политической агитации в рассадники науки». Подготавливали меры для «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек» и прочих неимущих из христианских семей‚ чтобы затруднить доступ в средние и высшие учебные заведения, повысили плату за обучение‚ – но самые крутые меры пришлись на долю еврейского населения.
При Александре II поощряли поступление евреев в гимназии и университеты для постепенного их «слияния» с русским обществом‚ но при его преемнике всё изменилось. Обер-прокурор Святейшего Синода К. Победоносцев считал просвещение евреев опасным для трона и отечества; минский губернатор рекомендовал ввести для евреев процентную норму при поступлении в учебные заведения, «чтобы еврейский элемент не взял перевеса над остальным населением»; один из членов комиссии по народному образованию сказал: «С евреем-невеждой мы еще как-нибудь сладим‚ а с этими образованными уже ничего поделать невозможно». В 1882 году ввели пятипроцентную норму при приеме евреев в Военно-медицинскую академию‚ а затем их перестали туда принимать. На следующий год евреи приехали сдавать экзамены в петербургский Горный институт и выяснили к своему изумлению‚ что для них введена там процентная норма. Приняли только двоих‚ пять процентов от общего числа поступавших‚ а остальным полиция не позволила подать документы в другие институты, в день последнего экзамена выслала их из столицы.
В 1883 году одесский генерал-губернатор доложил в Петербург о «чрезмерном переполнении средних учебных заведений еврейскими учениками», предложил ограничить прием евреев, и Александр III отметил: «Я разделяю это убеждение». «Высочайшим повелением» ввели десятипроцентную норму во вновь открытом Технологическом институте в Харькове и закрыли доступ евреев в харьковский Ветеринарный институт. Объяснение оказалось простым: «Харьков всегда был центром политической агитации‚ и пребывание в нем евреев в более или менее значительном числе представляется вообще нежелательным и даже опасным». И наконец в 1887 году ограничения ввели повсеместно, установив для мужского еврейского населения «процентную норму». В университетах‚ институтах и гимназиях черты оседлости они могли составлять не более 10 процентов от общего количества учащихся‚ вне черты – 5‚ в Москве и Петербурге – 3 процента.
В деревнях черты оседлости разрешали жить лишь тем евреям, которые поселились там до введения «Временных правил» 1882 года. Но эти же правила – при их произвольном толковании – ввели легальные методы борьбы с «экономически вредным» населением‚ и местное начальство этим воспользовалось. Если еврей уезжал из деревни по делам‚ даже на короткий срок‚ его могли не пустить обратно‚ как «вновь поселяющегося». Если еврейская семья из села посещала в праздничные дни городскую синагогу‚ то через неделю ей могли преградить дорогу в свой дом: это рассматривалось‚ как «новое водворение». Бывали случаи‚ когда отставного солдата не пускали к родителям; его признавали «вновь поселившимся» и отправляли в город или в местечко. Не всякий решался пожаловаться в Петербург на самоуправство местных властей‚ а когда это случалось‚ «начинались их мытарства от низших властей вплоть до высшего в Империи учреждения. И всюду серьезно и деловито начинались рассуждения о том‚ что это было – отлучка или оставление‚ и что это есть – возвращение из отлучки или новое поселение».
Жалобу пострадавшего рассматривал Сенат‚ а в спорных случаях она направлялась в то министерство‚ на которое подавалась жалоба‚ задерживалась там надолго. Г. Слиозберг‚ ходатай по еврейским делам‚ вспоминал: «Сначала готовил доклад помощник столоначальника; затем с ним знакомился столоначальник и делал свои замечания; доработанный доклад поступал к начальнику отделения‚ который тоже высказывал свои соображения; переделанный доклад поступал к вице-директору департамента‚ от него – с соответствующими изменениями – он шел к директору департамента‚ тот нёс его товарищу министра‚ а если дело было важным – то и к самому министру…» Сенат в Петербурге отменял нелепые постановления местного начальства‚ но это занимало три‚ пять‚ а то и десять лет‚ а изгнанные семьи мыкались пока что по чужим углам и разорялись. Как говорили тогда‚ «лекарство прибыло уже после смерти».