Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»
Шрифт:
И вот в первый день месяца аба 5409 г. (10 июля 1649 г.) появились хан, король татарский и с ним множество татар (все одно, что песок на берегу моря) и одновременно с ними злодей Хмель (д.с.е.и.), с которым было такое же множество православных, и они обложили польский стан издалека. Они не смогли приблизиться к крепости, так как стоявшие на стенах стреляли в них из пушек и убили сотни и тысячи. И так они осаждали польский лагерь в течение семи недель, пока не умерло множество панов от голода, а гетман Фирлей пал в бою. Но князь Вишневецкий, чтобы поднять дух народа, подделал королевские послания, в которых будто бы сообщалось, что король идет с большим войском к ним на выручку. На самом же деле ничего подобного не было, и они были совершенно отрезаны, и князь Вишневецкий поступил так только для того, чтобы укрепить дух народа. Если бы не это, они отдались бы в руки неприятеля, будучи более не в силах переносить ужасный голод, который царил в польском лагере. От голода они поедали лошадей и собак. Иногда князь Вишневецкий делал подкопы, через которые он вместе со своим шурином, паном Хорунжим, и с войском совершал внезапные вылазки против лагеря осаждающих их православных и татар и наносил им тяжкие поражения, убивая тысячи и десятки тысяч. Князь Вишневецкий всегда был впереди всех, чтобы ободрить народ, и не давал ему поддаваться страху [122] .
122
Осада Збаража описана в общем верно, однако, число участников, как всегда, значительно преувеличено, так же как и в официальной польской реляции, которая насчитывала 300 тыс. казаков и 100 тыс. татар. Казаков, очевидно, было не более 100 тыс. и приблизительно тысяч семьдесят татар. Поляков же вместе с челядью было не более 30 тыс.
Когда король Казимир (да увеличится его слава) услыхал, что польское войско осаждено татарами и православными и находится в бедственном положении, тогда он сам своей собственной особой выступил на войну, И с ним было около двадцати тысяч воинов. За ним начали собираться и польские паны, но король не стал их дожидаться и выступил со своими двадцатью тысячами на выручку осажденным полякам [123] . Когда король приблизился к стану державших осаду татар и православных, он и его войско было окружено сотнями тысяч врагов. Войско оторопело, и у поляков так замер дух, что ни один не обнажил своего меча. Король оглянулся во все стороны и увидал, что его окружают одни только трусы, и он очень рассердился и воспылал гневом. Еще немного — и король попался бы в руки татар. Когда король осознал опасность своего положения, он отошел со своим войском к городу Зборову. Туда — в этот небольшой город — ввиду недалекого расстояния удобнее всего было отступить. И сказал король своему народу: «Побегу я в тот город, он же мал, и сохранится жизнь моя» [124] . Король со всем своим войском укрылся в этом городе, и он в продолжении двух дней воевал из Зборова с татарами и православными.
123
Король весьма «медленно спешил»: на три недели он задержался в Люблине. Объявлена была мобилизация шляхты только в трех ближайших воеводствах. Остальной шляхте был только назначен срок для «записи» (регистрации). Вообще королю и его приближенным ситуация представлялась весьма оптимистически. Даже полученное грозное сообщение из Збаража не заставило короля поторопиться.
124
«Бытие», 19, 20.
125
Одновременно с мирным предложением хану король обратился также и к Хмельницкому с предложением вступить в переговоры. Однако это обращение по соображениям престижа скрывалось и не было даже занесено в официальные акты (оно сохранилось только в частных списках).
Немедленно военные действия против короля были прекращены, и недавний враг — хан, король татар, — отправился в сопровождении нескольких сот татар в город Зборов на переговоры с королем, чтобы в личной дискуссии с ним достичь соглашения.
Стороны сошлись на том, что король (да увеличится его слава) обязывался уплатить хану 200000 злотых в возмещение неуплачиваемой в течение ряда лет установленной в пользу хана дани. Было также установлено, что за 100000 злотых хан должен освободить двух гетманов. В качестве заложников до уплаты дани король послал хану нескольких знатных панов.
Когда злодей Хмель (д.с.е.и.) доведался, что татары заключили мир с королем, он, опасаясь за свою жизнь, тоже поехал в Зборов к королю. Припав к ногам короля и слезно умоляя его о прощении, он говорил, что паны сами были причиной всего того, что произошло. Он говорил с королем еще обо многом, что осталось для всех тайной. Однако король считал себя не подобающим вести с ним лично переговоры, и он сносился с Хмелем (д.с.е.и.) через посредника. И они сошлись в следующем: Хмель (д.с.е.и.) должен был со всем своим войском отойти в свои пределы, а король должен был к нему туда послать для переговоров о соглашении пять важных панов, прозываемых по-польски комиссарами. Хмель (д.с.е.и.) желал, чтобы число казаков, освобожденных от королевских податей и панских повинностей, было, как прежде установлено, в 30 тысяч, и чтобы эти 30 тысяч казаков он имел право набирать всюду, где ему заблагорассудится: как в местностях, принадлежащих королю, так и в местах, находящихся во владении шляхты; чтобы город Чигирин с округой был передан ему и его наследникам в вечное владение; чтобы он, либо кто-либо другой из казаков, был один из семи воевод, заседающих в совете короля; чтобы король запретил евреям селиться в местах, где будут жительства этих 30000 казаков [126] ; и еще он поставил множество совершенно неприемлемых условий. Король уклонился на этот раз от решения, уговаривая Хмеля (д.с.е.и.) вернуться домой, где пять комиссаров достигнут с ним соглашения. После этого татары и православные вернулись по домам, а по дороге татары жестоко расправились по городкам и деревням с православными, бунтовавшими против короля. Некоторые считают, что сам король дозволил татарам разгромить местности, в которых было много бунтовщиков. И была сожжена св. община Острог с округой и св. община Заслав с округой, и св. община Кременец с округой и св. община Базилья с округой, и св. община Сатанов с округой — все вплоть до св. общины Каменец-Подольск. Вся местность длиной и шириной в двадцать миль была разорена и сожжена, а православные, которые жили там, частью были убиты, а десятки тысяч были уведены в плен. Остались только те, которые спрятались в лесах и оврагах. Так господь отомстил им за евреев, и они сами считали это возмездие заслуженным [127] . И отдыхала страна от войны весь 5410 (1650) год вплоть до пасхи 5411 г. (1651 г.).
126
Условия Зборовского перемирия изложены в общем верно. Из состава Украины выделилась «казацкая страна», в которую входили территории трех воеводств: Киевского, Черниговского и Брацлавского. В Волынском и Подольском воеводствах восстанавливался прежний режим, только из населения «казацкой Украины» составлялось казацкое войско (в числе 40 тыс., а не 30 тыс., как пишет Ганновер). Вся же масса селянства, не попавшая в реестр, должна была вернуться в «первобытное состояние», в подчинение польскому панству. Пункт, касающийся евреев, в условиях Хмельницкого был изложен следующим образом: «Чтобы евреи не только в качестве арендаторов, но и жителей нигде в вышеупомянутых местах не допускались, за исключением приезжающих временно, по купечеству». Зборовское соглашение, которым Хмельницкий и казацкая старшина предавали польской шляхте восставшее украинское селянство, не удовлетворило ни панов, ни казацкую старшину и было в ближайшее же время взорвано дальнейшим течением событий.
127
В условия мирного договора с ханом было включено дозволение татарам при их возвращении «воевать землю в левую и правую сторону огнем и мечом». Этот позорный пункт, впрочем, не был записан в официальном акте. Современники единодушно считали, что этот пункт был внесен в соглашение по собственной инициативе короля, желавшего расправиться с бунтовщиками. Масса восставшего украинского селянства, преданная Хмельницким и казацкой старшиной под Зборовым, перенесла, однако, всю ненависть за ужасный разгром, произведенный татарами, на Хмельницкого. Народная песнь той поры такими словами честила «национального героя»:
«Бодай Хмеля Хмельницкого перва куля не минула,
Що велів брати дівки и парубки і молодиі молодиці,
Парубки йдуть гукаючи, а дівчата співчаючи,
А молодиі молодиці старого Хмеля проклинаючи.
Бодай того Хмельницького перва куля не минула,
А другая устріла — у серденько уціліла».
И было после праздника сукот 5410 г. (1650 г.), и возвратились по своим владениям польские паны, а также и жалкие остатки евреев. Осиротевшие, более чем настоящие сироты, они были неимущи и бедны. Однако евреи и дома не нашли успокоения, потому что была чрезвычайная дороговизна и совершенно не было средств пропитания. Беднота из православного народа умирала тысячами и десятками тысяч от голода. Голод, собственно, был не столько из-за недостатка хлеба, сколько из-за отсутствия денег, так как казаки и татары отняли у них все добро [128] . Богатые же православные большею частью бежали в Заднепровье к казакам, боясь мести со стороны панов, а оставшиеся закапывали свои деньги в землю, чтобы их не отняли паны, и прикидывались бедняками. А несчастные евреи, несмотря на то, что находились в крайней нужде, представлялись народу и панам богачами, и отовсюду к ним обращались с «дай, дай» [129] . Король и паны требовали податей, а у них не было и гроша денег, и они отдавали десятину с сохранившихся у них жалких остатков золота, серебра, платьев, которые расценивались в полцены. А потом наступили и другие расходы, например, оплата солдат и т. д., и они снова давали десятину с оставшегося у них, словно десятину Раби (Иегуды) [130] , пока у них самих не осталась только десятая часть их состояния. И хотя нищета их все время росла, они не переставали возносить хвалу и благодарность господу за ниспосланный мир. А в местностях, где проживали казаки, шла бойкая торговля, ибо казаки разбогатели, как цари, от награбленного еврейского и панского добра. Однако ни один пан или еврей не мог туда проникнуть до тех пор, пока не было заключено соглашение. Евреям и панам дозволялось жительство вплоть до св. общины Павлович включительно, но не дальше. И удерживали казаки в своих руках русскую землю на протяжении ста миль в ширину и ста миль в длину как залог до заключения мира с панами [131] .
128
Один из современников отмечает, что от голода «люди падают и лежат, как дрова, по Днестру, возле Шаргорода и дальше до Брацлава».
129
«Притчи», 30, 15.
130
Речь идет о законоположении насчет десятины (десятая часть дохода, подлежавшая отчислению в пользу духовенства в виде подати), установленном патриархом р. Иегудой (умер около 220 г.). Ср. талмудический трактат «Nedarim», 39, 61.
131
Гетман Хмельницкий самым решительным образом содействовал польскому панству в деле восстановления крепостнической эксплуатации украинского селянства и в меру своих реальных возможностей кровавым террором подавлял всякое противодействие реставрации феодальных привилегий и прав панов и шляхты.
В это время король (да будет возвеличена его слава) издал указ, в силу которого всякий, кого насильно принудили изменить своей вере, получал право вернуться в нее [132] . И вернулись в еврейство все насильно окрещенные. В местностях, где евреям дозволялось проживать, они публично вернулись в еврейство, продолжая жить на своих местах; проживавшие же на землях казаков, где евреям, согласно указу короля, жить нельзя было, бежали оттуда. Женщины, которые вышли замуж за казаков, также бежали в местности, где евреям дозволялось проживать. Так в еврейство вернулось много сотен насильно окрещенных. Во всех местностях, где были убийства евреев, оставалось много сотен окрещенных мальчиков и девочек. Их евреи силою отбирали от христиан. Выяснив путем тщательных справок, из какой семьи происходит ребенок, они записывали это на амулет, который вешали ему на шею. Множество женщин стало «агунами» [133] , также и множество вдов обратились в «агун», так как их девери [134] ушли в дальние страны. Для облегчения их участи гаоны ваада четырех стран издали ряд соответствующих постановлений [135] . Они также установили на веки вечные по всей Польше публичный пост в 20-й день месяца сивана, в день резни в Немирове, первой общине, которая обрекла себя на избиение ради святости имени [136] . Да зачтутся нам их заслуги, и да отомстит господь за их кровь!
132
Указ, о котором говорит хронист, был издан 5-го мая 1640 г. (Опубликован в «Жерела до історіі Украні-Руси» т. IV, Львів 1898, стр. 261).
133
«Агуна» — женщина, муж которой находится в безвестной отлучке. По еврейскому религиозному закону ей запрещается вступать в новый брак, вне зависимости от длительности отсутствия мужа. Для того, чтобы «агуна» была объявлена вдовой, требовалось предъявление показаний очевидцев, с точностью свидетельствовавших об обстоятельствах смерти мужа.
134
Так наз. «Иебам» — т. е. бездетный брат умершего мужа, без разрешения которого вдова не может вступать в новый брак. Этот институт (так называемый «левират»), сохранившийся в еврейском религиозном праве, является, по мнению исследователей, пережитком группового брака.
135
Ср. постановление по этому же вопросу литовского ваада (от 1650 г.): «Также и это было установлено: ввиду того, что многие утверждения и свидетельские показания об убийствах вызывают подозрения, то посему следует предостеречь все общины, чтобы они стояли на страже и зорко следили за тем, чтобы не писали обручальные договоры, а тем более не совершали обряда венчания над вдовцом раньше, чем он не представит письменного удостоверения какого-нибудь раввина о том, что перед ним было выяснено, что тот действительно вдовец или разведенный» и т. д. (ed. Berlin, 1925, стр. 102).
136
Наряду с установлением ежегодного поста был также объявлен трехгодичный траур. Очень интересное постановление о трауре принял литовский ваад (1650 г.): «В эти тяжкие времена все видели, какие великие злоключения и напасти и сколь многие горькие страдания обрушились в годину жестоких гонений на весь дом Израилев… многие десятки тысяч евреев были убиты (бог мести да отомстит за кровь их, пролитую, как вода)… Поэтому всякий… да преисполнится печалью и соблюдает траур по случаю пережитых тяжких бедствий». Под угрозой проклятия («херема») было запрещено носить «адамашковое», атласное, «табинковое» или шитое золотом платье; соболий, лисий и куний меха запрещалось употреблять кроме как «для женской шубы для ношения по субботам и праздникам»; запрещалось «нашивать золотые и серебряные галуны», украшать себя «золотыми цепочками и ожерельями из жемчуга», строжайше запрещалось приглашать на свадьбу более пятидесяти человек; ни в одном еврейском доме, даже для увеселения жениха и невесты, не должно раздаваться звуков музыки в продолжение целого года и т. д. И еще вносился целый ряд различных ограничений в одежду и обиход (ed. Berlin, 1925, стр. 102–104). Совершенно очевидно, что вся эта мелочная регламентация траура преследовала не только ритуально-поминальные задачи, а имела еще целью всячески ограничивать демонстрацию своего богатства со стороны верхушечных слоев еврейского населения, оградив их этим от «зависти» как еврейских, так и особенно иноплеменных, социальных низов, что могло вызвать тогда острые эксцессы.
После всего этого король возвеличил князя Вишневецкого над всеми панами и назначил его главнокомандующим всего польского войска. Последний согласился принять это звание, поставив только условием, что главнокомандование будет за ним сохранено пожизненно, что это звание не будет у него отнято, даже если вернутся оба гетмана, взятые в плен татарами. Только если будут приняты эти условия, он обещал выступить со своим войском в Заднепровье, чтобы с божьей помощью усмирить казаков и вернуть каждому его владение. Когда злодей Хмель (д.с.е.и.) услыхал обо
137
Ганновер повторяет здесь слухи, распространяемые многочисленными приверженцами Вишневецкого. Цель их была — выставить соперников Вишневецкого чуть ли не ставленниками Хмельницкого.
138
Ганновер дает весьма неожиданное объяснение причин молдавского похода Хмельницкого, который в действительности был вызван его далеко идущими внешнеполитическими планами и династическими расчетами, а также стремлением разрядить энергию вооруженных масс, собравшихся под его знаменами.
139
Это место у Ганновера вызывает некоторое недоумение. Конечно, речь идет не о «восстании православных из Московии против короля польского», а, очевидно, о польско-московском конфликте весной 1650 г., когда Хмельницкий, продолжая свои дипломатические маневры, по слухам, подтверждаемым и сообщениями папского нунция Торреса, предлагал королю свою помощь против Москвы.
И было накануне упомянутой Пасхи, и собрались татары и православные в четвертый поход. И евреи выпили в эту пасху четыре чаши горечи [140] . Казаки перебили много сот евреев и еще много сотен было уведено в плен к татарам. И эти «новые бедствия заставили забыть прежние» [141] и бежал Яков [142] в четвертый раз. Евреи бежали вплоть до св. общины столичного града Львов. И выступил король (да будет прославлено его имя) собственной особой воевать против православных и с ним 300000 польских воинов и 80000 немцев, французов и испанцев, а также 1000 воинов-евреев. А еще триста тысяч польских воинов было оставлено в окрестностях Люблина, чтобы сосредоточение всего войска в одном месте не произвело голода. Со дня основания королевства Польского по сегодняшний день не собиралось вместе такого множества поляков, как на этот раз; а татар и православных было колоссальное, не поддающееся подсчету количество, точно песок морской. И расположился король великим лагерем; свой шатер он разбил в монастыре, что в св. общине Сокаль, а остальной люд разместился в лагерях между св. общиной Сокаль и св. общиной Берестечко, и с ними были два гетмана и князь Вишневецкий. Татары и православные появились внезапно, оглашая по своему обычаю воздух дикими и громкими криками. Они решили: «Нападем на поляков и, как уже случалось прежде, разобьем их». Но они не знали, что господь был с нами и с королем (да возвеличится его слава). Сначала они наносили полякам поражение, однако потом поляки, поддержанные немцами, взяли верх, нанесли татарам и православным жесточайшее поражение и почти истребили их во время преследования. Татарский хан с великим позором убежал в сторону с жалкими остатками войска; он захватил с собой в плен злодея Хмеля (д.с.е.и.) в наказание за то, что тот не предупредил его, что у короля польского есть такое множество народа, и за то, что он был причиной его позорного отступления с остатками войска и гибели его народа. Все великие вельможи татарские были пленены польским королем, и среди них был племянник хана. А казаки, которых в течение нескольких дней осаждали поляки, бежали во мраке ночи, оставив свои палатки, лошадей и телеги, наполненные всяким добром. Спасая свои жизни, они бросили свой лагерь в полной неприкосновенности [143] . А король (да возвеличится его слава) вернулся домой 17 аба 5411 г. (августа 1651 г.) в сопровождении всех своих панов и слуг с великим ликованием и в добром расположении духа. И послал хан татарский письмо к королю (да возвеличится его слава), в котором просил отпустить на свободу его племянника, в обмен на которого он выдаст врага короля злодея Хмеля (д.с.е.и.), находившегося в то время у него в плену; в обмен на своего племянника хан также обязывался освободить из плена 4000 знатных польских панов. Однако король не согласился, и он гордо ответил татарскому хану: пусть он крепко бережет злодея Хмеля (д.с.е.и.), ибо он отберет его у хана в его же доме. Этим король хотел сказать, что он со всем своим народом обратился войной и против татар. И послал король двух своих гетманов и князя Вишневецкого и с ним 150000 воинов покорить православные города, находящиеся в Руси, а после этого они должны были отправиться на войну с татарами. И так они поступили, и покорили один за другим русские города.
140
Намек на «четыре чаши» вина, обязательные для каждого участника ритуальной пасхальной вечерней трапезы.
141
Талмудическая поговорка, трактат «Вегасhoth», 13а.
142
Яков — одно из аллегорических наименований Израиля — евреев.
143
Описанное Ганновером поражение казацко-татарской армии под Берестечком произошло 3–4 июля 1651 г. Как всегда, хронист чрезвычайно преувеличил число участников. Поляков участвовало, очевидно, не более 70–80 тыс. Сообщение хрониста о пленении Хмельницкого ханом, надо думать, неверно. По другим версиям, Хмельницкий сам бросился вдогонку за неожиданно отступившими татарами, в надежде вернуть их на поле сражения. Причина разгрома была не столько во внезапном отходе татар, сколько в сказавшемся недоверии масс селянских повстанцев к не раз уже предавшей их казацкой старшине. Во время задуманного прорыва сквозь кольцо осаждающих среди селян-повстанцев возник — очевидно, не без основания — слух о том, что казаки бросают их на произвол судьбы. Поднялась паника, которая повела за собой катастрофический разгром войска Хмельницкого.
В это время паны преисполнились завистью к князю Вишневецкому, слава которого все время возрастала, и они дали ему отравленный напиток. И умер князь Вишневецкий. Да будет благословлена его память [144] . Он оставил после себя сына 16 лет; он был тоже храбрым воином и он занял место своего отца. Когда услыхал татарский хан, что умер отважный воин — упомянутый князь — и что два гетмана выступили воевать против него, он примирился со злодеем Хмелем (д.с.е.и.), уплатившим за себя выкуп в размере восемнадцати миллионов, т. е. восемнадцать раз сто тысяч золотых [145] . Хмель еще более усилился. И собрались татары и православные в громадном числе (все одно, что песок в море) в пятый раз на войну с польским королем. И возобновилась — после праздников 5412 г. (1652 г.) — великая война в Польше, и продолжается эта война по сегодняшний день. Временами одолевает неприятель, временами берет верх король. А евреи, чем дальше, все больше нищают. К этому прибавился еще великий мор по всей Польше, и умерло в св. общине Краков и в других общинах Польши в течение лета 5412 г. (1652 г.) более двадцати тысяч душ (господь да смилостивится над ними). И по сегодняшний день царят по всему королевству Польскому меч, голод и великий мор. Так «новые бедствия заставили забыть прежние, и каждый день появляется напасть лютее предшествующей» [146] . «Утром они говорили: „О, если бы пришел вечер“, а вечером говорили: „О, если бы наступило утро“» [147] . На них осуществлялось сказанное: «И всякую болезнь и всякую язву, не написанную (и всякую написанную) в книге закона сего, Господь наведет на тебя, доколе не будешь истреблен; и останется вас немного, тогда как множеством вы подобны были звездам небесным… И рассеет тебя Господь Бог твой по всем народам, от края земли до края земли» [148] , что ж мы сможем сказать, чем оправдаемся, чем сможем опровергнуть свои грехи? Ведь наши прегрешения сами свидетельствуют против нас [149] . Господь нашел грехи рабов своих [150] . А может ли быть несправедливым его суд? Мы только можем сказать: «Господь кого любит, того наказывает» [151] и вспомните данное в талмуде толкование стиха: «Начинайте от святилища моего» [152] , вместо «святилища» следует понимать «святителей» [153] , а ведь известно, что со дня разрушения храма праведники несут наказание за грехи современников [154] .
144
Рассказ об отравлении Вишневецкого — легенда, происхождение которой достаточно понятно. Клубок интриг, завязавшихся вокруг Вишневецкого, неожиданно развязался его внезапной, смертью, — это и толкало на мысль об отравлении.
145
По другим источникам, Хмельницким был заплачен выкуп в размере 800 тыс. талеров. Как отмечалось, вопрос о пленении Хмельницкого после поражения под Берестечком вообще недостаточно ясен.
146
Талмудическая цитата, трактат «Sotha» 45 а.
147
«Второзаконие», 28, 67.
148
Цитата из так называемого «Проклятия Моисея» («Если же не будешь слушать гласа Господа Бога твоего… то придут на тебя все проклятия и достигнут тебя»). «Второзаконие», 28, 61–64.
149
«Иеремия», 14, 7.
150
«Бытие», 44, 16.
151
«Притчи», 3, 12.
152
«Иезекиль», 9, 6. Для того чтобы был понятен весь ход экзегетически-нравоучительного рассуждения автора, приведем здесь подвергаемый толкованию библейский стих полностью: «Старика, юношу, и девицу, и младенцев, и жен бейте до смерти… и начинайте со светлицы моей».
153
Ср. талмудический трактат «Schaboth», 55 а.
154
Ср. там же, 33 в.
А теперь я перейду к описанию обычаев Польши, основанных на благочестии и справедливости [155]
Как сказано в трактате «Абот», Симеон-Праведник [156] из мужей великого собора [157] говорил: «На трех устоях стоит мир: на Торе, на богослужении и на благотворительности» [158] , а р. Симеон бен Гамлиел [159] говорил: «На трех устоях покоится мир: на правосудии, на правде и на миролюбии» [160] . На этих шести столпах — основах, на которых зиждется мир, — покоились обычаи Польши.
155
Дальше следует описание «обычаев польской страны, основанных на благочестии и справедливости». Описание «обычаев» ведется, как это было обещано в заглавии книги, по «шести столпам». Чрезвычайно далекое от исторической правды, «описание обычаев» дает крайне идеализированную, безудержно апологетическую картину жизни польского еврейства. Если эта заключительная часть хроники Ганновера и имеет некоторую историческую ценность, то только как чрезвычайно выразительный памятник идеологии клерикальных элементов польского еврейства, сросшихся с социальной верхушкой еврейского общества той поры.
Но не следует забывать, что это апологетическое описание имело и некоторую совершенно практическую установку. Хроника была написана вдалеке от родины в эмиграции; она должна была служить, главным образом, источником информации о бедствиях, перенесенных польско-украинским еврейством, для зажиточных слоев еврейского населения Италии, Турции, Германии и т. д. Ее заключительная часть вызывала уважение и сострадание к евреям, бежавшим от «ужасов» великой крестьянской войны на Украине и должна была вызвать приток пожертвований в их пользу. Эта практическая установка весьма ярко отразилась в заключительном абзаце хроники.
156
Симеон-праведник — преосвященник живший во II–III вв. до н. э., из последних «мужей великого собора».
157
Мужи великого собора — высшая религиозно-законодательная коллегия, существовавшая в VII в. до н. э. «Мужи великого собора» приняли ряд важнейших религиозных постановлений; в том числе окончательно установили состав библейского канона.
158
Трактат «Aboth», 1, 2.
159
Глава «великого синедриона» в Ямнин.
160
«Pirke aboth», 1, 18.