Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»
Шрифт:
§ 17. Постановления «литовского ваада», относящиеся к событиям крестьянской войны, опубликованы в «Областном пинкосе ваада главных еврейских общин Литвы», т. I, СПб., 1912, стр. 252 и след, (оригинал с параллельным русским переводом); лучшее издание протоколов литовского ваада (только в оригинале, но с большим научным аппаратом) опубликовано в 1925 г. Pinkass hamedinah, 1925, стр. 98 и след. Протоколы «ваада четырех стран» за годы хмельничины до нас не дошли.
Приложение 3
С.Я. Боровой. ЕВРЕИ В ЗАПОРОЖСКОЙ СЕЧИ (По материалам сечевого архива) [1]
Запорожская сечь является уже давно предметом пристального исторического изучения. В научном обороте находится большое число документов, освещающих отдельные моменты жизни этого своеобразного общественного организма. Всеже, все это кажущееся богатство
1
Статья напечатана в «Историческом сборнике» (Ленинград, 1934, т. 1, с. 141–190). Перепечатывается с исправлениями и дополнениями автора, и с минимальными сокращениями, оговоренными с тексте.
«Евреи и Запорожье» и весь круг вопросов, примыкающих к этой теме, еще никогда не был предметом специального изучения. Отсутствие интереса к этой теме легко объясняется царившим в великодержавной российской и националистической украинской историографиях традиционным взглядом на Запорожье, как на своеобразный военно-монашеский орден, форпост православия и украинской (или русской — в зависимости от политико-национальной ориентации историка) национальной идеи.
Известный историк Запорожья, типичный представитель украинской национал-народнической историографии, Д. Эварницкий дал, в полном соответствии с историографической традицией, ответ на этот вопрос: «Резать, вешать, казнить и всячески истреблять ляхов и неразлучных с ними жидов составляло одну из существеннейших задач запорожских низовых казаков, всегда питавших симпатии ко всем заветам простого украинского народа и всегда твердо стоявших за предковскую православную веру и малороссийскую народность» [2] .
2
Д. Эварницкий. История запорожских казаков, т. I. СПб., 1892, с. 438
Националистическая еврейская историография остается полностью на почве этой же схемы, внося от себя естественно иные оценки [3] . Проводя свои наивно-апологетические тенденции, она оперировала тем же материалом…
История еврейско-запорожских «отношений» сводится, таким образом, для одних к летописи подвигов, для других — к горестному мартирологу.
Общеизвестные исторические факты давали обширнейший материал для обоснования традиционной схемы еврейско-запорожских отношений. Аналогичный материал в большом изобилии поставляли и произведения так наз. «народного творчества». Нетрудно подыскать ряд достаточно выразительных цитат, напр.,
3
Ср. напр, новую сводную работу I. Meisel. Geschichte der Juden in Polen und Russland. Bd. II. Berlin, 1922, S. 5 u. s. w.
или
Гей я козак був з молоду добряка, шо не заставалось в Польщі ні жида ні ляха [5]Не менее характерные параллели можно подыскать и в еврейском фольклоре [6] .
Запорожская сечь была теснейшим образом связана с хмельничиной и гайдамачиной, и это полностью определило трактовку нашей проблемы.
4
Д. Эварницкий. Запорожье в остатках старины и преданиях народа. СПб., 1888, с. 74.
5
Там же, с. 58.
6
См. напр. Пережитое, т. III. СПб., 1911, с. 378. См. также недавно переизданную Weinreich-ом поэму «Kenah al geserath Ukraina» в его книге «Bilder fun jidischer Literaturgeschichte». Wilna, 1928, c. 198–218. Обильная литургическая литература, посвященная жертвам еврейско-казачьих «встреч», собрана весьма неполно у Gurland. Lekогоth hageseroth bеisгаеl. в. I–VI (1887–1892).
Украинская крестьянская война XVII в., использованная в классовых интересах казацкой старшиной (хмельничина), и крестьянские восстания XVIII в. (гайдамачина) были направлены против польского дворянского землевладения и соучастников его в деле крепостническо-колонизаторской
Реакционно-романтическая украинская, великодержавная российская, шляхетско-крепостническая польская и наивно- апологетическая националистическая еврейская историографии дали нам донельзя искаженную концепцию истории евреев на Украине. Характер дальнейших еврейско-украинских отношений (антиеврейские тенденции украинского народничества, рост еврейского национализма, петлюровщина и т. д.) придавал этой теме всегда актуальное значение. Только историк нашего — послеоктябрьского — поколения, вооруженный марксистско-ленинским методом исследования, сможет впервые правильно вскрыть социально-исторические корни и дать подлинно-научную историю евреев на Украине в XVII–XVIII вв.
Представляется, что с этой точки зрения материал, положенный в основу дальнейшего изложения, имеет особое значение. Впервые извлеченный из архива Запорожской сечи и еще никогда не бывший в научном обороте, этот материал дает возможность по-новому построить историю еврейско-запорожских отношений. Еще неокончательно изжитая буржуазно-националистическая концепция истории евреев на Украине оказывается разбитой на одном, представлявшемся наименее уязвимым, «запорожском участке». Но эти найденные нами в кошевом архиве документы [7] , думается, имеют не только такой общий интерес — они внесут ряд не лишенных значения социально-экономических и бытовых деталей в еще не написанную подлинно-научную историю Запорожской сечи.
7
Кошевой архив хранился до 1931 г. в Одесском историческом архиве, а ныне находится в Харьковском Центрально-историческом архиве. Описание этого фонда опубликовано в книге «Центральне архівне управління УС PP. Археографічна комiсiя. Apxiв Запорозької Січі». Київ, 1931 Пользуюсь случаем, чтобы отметить, что имеющееся в этой книге указание (на с. 126), что мной опубликован ряд документов из дела № 314 — неверно. Указанное там издание оказалось неосуществленным.
К северной, западной и южной границам земли, заселенной запорожскими казаками (так наз. Запорожским Вольностям), примыкали страны, в торговой жизни которых еврейский элемент занимал заметное место. Еврейское купечество, испытывая все возрастающую конкуренцию на внутренних рынках, сохраняет главенствующую роль во внешних торговых операциях в Польше и в Крыму и вместе с тем, в поисках барышей, пренебрегая опасностью, попадает в самые отдаленные углы юго-востока Европы. Раввинская литература того периода сохранила немало известий о гибели такого рода торговых предприятий. Раввинов-современников занимали только, конечно, каноническо-ритуальные проблемы, вызванные таким исходом дела (напр., можно ли объявить жену безвестно исчезнувшего купца вдовой и, значит, разрешить ей вторичный брак), но для нас эти разрозненные упоминания, затерянные в грудах схоластическо-казуистического материала, приобретают ценность непосредственного и точного свидетельства.
Среди еврейского купечества польских и украинских земель было много отважных и предприимчивых людей. Они занимались иногда опасными, в особенности для них, как евреев, предприятиями, торгуя как маркитанты в войсковых обозах и армейских лагерях. Там они встречались не только с польскими «жолнерами», но и с украинскими казаками, в том числе и с запорожцами, принимавшими в ту эпоху деятельное участие во всех главнейших польских военных предприятиях (напр., московский поход 1610 г.). Здесь могли завязаться первые торговые связи, мог установиться некоторый контакт; здесь, наконец, они могли услышать некоторые подробности о мало доступных и мало известных землях за Днепром [8] с их большими природными богатствами, о том весьма выгодном, но и очень опасном рынке, который представляла собой Запорожская сечь.
8
Характерно, в этом смысле упоминание о Запорожье в Jawen Mezulah Н. Ганновера — единственное, кажется, вообще прямое упоминание о Запорожье в еврейской литературе той поры, как о стране, совершенно недоступной для неказаков: «И они пошли в степи, ведущие к Черному морю, называемые „позади порога“, по-русски „За пороги“. Там расстилается обширная пустыня, и всякий раз, когда православные бунтуют — они бегут туда, ибо туда спокон веков не проникал никто кроме казаков». — Jawen Mezulah. Венеция, 1653, с. 2 об.