Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»
Шрифт:
В первом абзаце своей книги Натан Нота Ганновер подчеркивал: «Куда бы ни обращали свои стопы избежавшие меча, в Моравию ли, в Австрию, в Богемию, в Германию или в Италию — везде к ним относились по-доброму и давали им еду и питье, и кров и одежду, каждому по значению его, и другие вещи предоставляли им. Особенно в Германии делали им больше, чем могли» [6] .
Еврейские советы Польши и Литвы выработали специальные правила оказания помощи тем, кто выжил. Было также решено установить траур во всех еврейских общинах Речи Посполитой и вести скромный образ жизни. Двадцатый день месяца сивана, дня резни в Немирове, был объявлен днем поста, молитвы и памяти жертв [7] . Рабби Шабтай Шефтель Горовиц выразил чувства своего поколения в написанной им поминальной молитве: «…ибо известно, что третье разрушение Храма, случившееся в наши дни, в год ТаХ (1648/49), действительно подобно первому и второму разрушениям» [8] .
7
Halperin I. (ed.). Pinkas Vaad Arba Artsot; likuted takanot, ktavim v’rshimot. Jerusalem, 1945, pp. 77–78; Dubnоv Ah (ed.). Pinkas ga-mdina shel vaad ha-kgilot ha-rashiot b’mdinat Lita — koveta takanot v’psakim m’shnat ShaPaG ad shnat TaKKhA St. Petersburg 1909, pp. 89–99 (1649), 101–106 (1650).
Осознание масштаба катастрофы было настолько остро, что рабби Йом-Тов Липман согласился внести в текст своей поминальной молитвы вместо традиционных фраз, посвященных резне евреев в Блуа в 1171 году, отрывок о бедах, постигших «королевскую землю Польшу, в коей в беспечном покое мы жили так долго» [9] . Эта молитва была принята во всех еврейских общинах Польши в память о страшном годе ТаХ (в то время, как в общинах Литвы были приняты молитвы, составленные Шабтаем ха-Коэном). Но все места, прямо касающиеся современных событий, были исключены из нее согласно воле автора, признанного раввинистического авторитета раввина Никольсбурга, Праги, Немирова и Кракова. По его мнению, трагедия середины семнадцатого столетия была звеном в цепи бед, постигших детей Израиля, одной из многих в истории народа: «Все, что случилось с отцами нашими, случилось и с нами, и уже тогда отцы наши составили поминальную молитву и предрекли, что станет. И я сказал: и пойду и возьму [от них]» [10] .
9
Цит. no: Wahrman, p. 9.
10
Gurland, pert 7. p. 56; Yerushalmi Y.H. Zakhor; Jewish History and Jewish Memory, London, 1982, p. 120. См. также: Haberman. Piutav v’shirav shel Pabbi Yom-Tov Lipman Heler, J.L. Ha-Cohen Maimon (ed.), L’ihovod Yom-Tov — maamarim v'mekhrarim im mlot shlosh-meot shana l'ptirato shel Rabeinu Yom-Tov Lipman Heler. Jerusalem, 1957, p. 126. Молитва Йом-Това Липмана по жертвам погромов 1648–1649 гг. была опубликована в Кракове в 1651 г. (там же, р. 125).
Однако не означает ли это, что память о катастрофе, постигшей их современников, расплылась в коллективной памяти о целой цепи трагедий, выпавших на долю предыдущих поколений народа?
Подобный, то есть скорее историософский, а не историографический подход, характерен для еврейских писаний средневековья и начала Нового времени. Отсюда стремление рассматривать события под углом господствующих в коллективной памяти представлений [11] , прежде всего развившихся в средние века в результате погромов 1096 и 1171 годов представлений о выборе судьбы теми, кто жертвует своей жизнью для вящей славы Божией. Но не такова была судьба мучеников 1648–1649 годов. Это была судьба жертв, не имевших выбора; их роль была чисто пассивной, ролью ведомых на заклание. Но интеллектуальные стереотипы были сильнее реального опыта, и идея прославления Божьего Имени (Кидуш ха-Шем) была распространена на все жертвы [12] .
11
Yerushalmi Y.H., p.31.
12
Мintz А. Hurban, Responses to Catastrophe in Hebrew Literature, New York, 1984, p. 104.
1648 год вызвал к жизни уникальное в этом смысле явление: глубокое впечатление от катастрофы в среде польского еврейства того времени вылилось в ряд трудов, детально описывавших эти события [13] . Фактографическая точность этих работ часто сомнительна с точки строгого исторического анализа [14] , однако их ценность состоит не столько в достоверности отображения событий, сколько в том, что они представляют собой первую и непосредственную реакцию людей, зачастую бывших непосредственными свидетелями катастрофы. Они стремились передать ее своим соплеменникам в общинах Речи Посполитой и других европейских государств [15] . Прямые свидетельства представлялись в формах, традиционных для литературы на иврите. Но использование общепринятых стереотипов и метафор вместо описания конкретных фактов не должно ставить под сомнение важность этих трудов как первых, прямых свидетельств катастрофы [16] .
13
Balaban M. (ed.). Jawein mecula t.j. glebokie; kronika zdarze'n z lat 1648–1652 napisana przez Natana Hannowera z Zaslawia…, Lwow, 1912, p. 3.
14
Согласно свидетелям-евреям, было убито шесть тысяч. Однако накануне восстания еврейское население Украины не превосходило 50 тыс. человек (см. Etinger Sh. Khelkacn shel ha-jhudim b'kolonizatsia shel Ukraina//Zion, 21 (1956), p. 124), и в целом в Речи Посполитой не было более 480000 евреев, а может быть, и меньше; Вейнриб считает, что еврейское население не превосходило 170 тыс. (см. Weinryb B.D. The Jews in Poland; A Social and Economic History of the Jewish Community in Poland from 1100 to 1800. Philadelphia, 1973, p. 192).
15
Cp, Weіпгуb В.D. The Hebrew Chronicles on Bogdan Kgmel’nytski and the Cossak-Polish War//Harvad Ukrainian Studies, 1 (1977), p. 165, О сущности и хранении хроник преследований, см. Tscherikower E. Jewish Martyrology and Jewish Historiography//YIVO Annual of Jewish Sciences, 1 (1946), p. 23. О сохранении памяти о мучениках, см. также: Kochan L. The Jews and Yis History. New York, 1977, p. 19.
16
О стереотипах и позициях, выражаемых в хрониках, см. Weinryb, р. 164–66, 176-77.
Для их авторов, как и для тех, кто хотя бы на время ввел изменения в поминальную молитву, написанную Йом-Товом Липманом, трагический опыт их современников не растворился в трагическом опыте предыдущих поколений. Но память о конкретных событиях слабела с уходом поколения, непосредственно их пережившего или узнавшего о них от свидетелей этих событий. Когда требования литургической традиции над ней возобладали, память о днях 1648 года трансформировалась в продолжении прославления Божьего Имени мученичеством жертв крестоносцев [17] . Однако жертвы 1648 года более не выглядели всего лишь очередным звеном в долгой цепи страданий. Почти в каждом поколении выходили новые издания трудов, написанных во время катастрофы, в частности, книги Натана Ганновера, что позволило сохранить эмоциональную реакцию свидетелей. Гибель украинского еврейства в середине семнадцатого столетия стала символом страданий народа [18] .
17
Кагz J. Bein TaTNU l’TaKh-Tat, Sefer ga-yovel l’ltskhak Beer b’mlot to shiv’m shna. Jerusalem, 1960, pp. 318–337.
18
Ср. Mintz
Для поколения, жившего в середине семнадцатого столетия, книга Ганновера была не единственной, и даже не первой, информацией о трагических событиях на Украине. И конечно же, Яков Шацкий, писавший в 1930-х годах, напрасно видел в других книгах лишь «сухие вирши» [19] .
«Сбирайтесь, дети Якова, и внимайте словам слуги вашего; тщательно внимайте, дабы сыновья ваши также знали о том, что стало и чему вы были свидетели, и раздирайте ваши сердца и одежды» [20] . Этими трагическими словами Меир из Щебржешина начинает свою рифмованную хронику «ужасов и казней, происходивших год за годом во время периода ТаХ-ТаТ», как говорится в ее заголовке. В кратких стихах он представляет ужас катастрофы, взывая к чувствам читателя: «Во граде [Немирове] взяли они малых детей и невинных младенцев и побросали их живыми в глубокие колодцы. Несчастные дети плакали и по нескольку дней взывали из колодцев. Наполните ваши очи слезами, и Господь, быть может, сжалится над ними» [21] .
19
Shatzky, p. 9.
20
Meir ben Shmuel m’Shebreshim. Sefer tsuk ha-etim (Kraka, 1650). Gurland, p. 7. Относительно степени доверия автору; см. также: Nadav М. L'mashmauta shel shvuat emunim shel jhudim l’kozakim b’gzeirot TaKh b'Nemirov//Zion, 47 (1982), p. 81.
21
Gurland, part 4, p. 9.
Лапидарное, но живое описание и призыв откликнуться, чтобы пробудить, «быть может», милосердие Всемогущего. Нет, это не «сухие вирши». Краткая хроника Меира из Щебржешина появилась непосредственно после погромов 1648/1649 годов и была, не считая поминальных молитв, первым произведением, посвященным трагедии украинского еврейства. Автор рисует насыщенную картину событий в еврейских общинах на территориях, попавших под контроль мятежников. Информацию он, несомненно, черпал из слухов и рассказов переживших погромы. Уже в этом труде мы находим мотивы, повторенные в более поздних сочинениях: таких, как рассказ о девушке, которая предпочла самоубийство браку с казаком. Однако число жертв, вероятно, преувеличено; невозможно проверить все детали, касающиеся убийств и других актов насилия. В то же время и автор стремился собрать точные данные, потому что он подчеркивает характер событий в каждой упоминаемой им местности. Влияние этой книги чувствуется почти во всех сочинениях по этой теме, появившихся в последующее десятилетие.
В то же время факты и описания, приведенные Меером из Щебржешина, сохранились в исторической памяти главным образом потому, что они были включены в книгу Натана Ганновера «Пучина бездонная» («Явен мецула») [22] . Йегошуа бен рабби Давид из Львова изменил первую строфу книги Меира, которая является акростихом, содержащим имя автора, и опубликовал ее под своим именем в Венеции в 1656 году [23] .
Книжечка, написанная Габриэлем бен Йегошуа Шусбургом из Жешува [24] и опубликованная в Амстердаме на следующий год после книги Меира из Щебржешина, совсем иная по характеру: ее автор выступает в роли проповедника благоговейного страха, греха и покаяния. Его работа разделена на две части.
22
Как влияние, так и популярность книги Ганновера несомненно сыграли роль в преуменьшении значения книги Меира из Щебржешина в работах Греца и Дубнова, убежденных в том, что Меир использовал рукопись Ганновера. См.: Gгаеtz. Geschichte der Juden von den aelteaten Aeiten bis auf die gegenwart, vol. 10. Die Geschichte der Juden von den dauernden Ansiedlung der Marranen in Holland (1618) bis zum Beginne der Mendelssohnschen Zeit (1750). Leipzig, 1896, (3rd ed.), p. 61; Dubnow S. Weltgeschichte der Judischen Volkes, von seinen Uranfangen bis zur Gegenwart…, vol. 7; Die zweite Haelfte des XVII und das XVIII Jahrhundert. Berlin, 1928, p. 43. Shatzky (p. 16) придерживался обратного мнения, не сомневаясь, что Ганновер читал книгу Меира бен Шмуэля и что она оказала на него влияние. С этим мнением солидарен Грейзель в предисловии к английскому переводу Ганновера (Hanover, р. 9).
23
Первые стихи обеих версий этого труда см.; Gurland, part 4, p. 7, 29. Уже в середине девятнадцатого века появился русский перевод этого труда (точнее, прозаическое переложение, не всегда верное оригиналу)//Берлин М. (ред.) Бедствия времен — в память бедствий, постигших евреев в 408, 409 (1648, 1649) гг. (в Украине, Подолии, Литве и Белоруссии). Чтения в Обществе Истории и Древностей Российских, 1859, часть 1: Материалы иностранные, I–IV, 1-16.
24
Gabriel R. Jehoshua. Sefer petakh tshuva//Gurland, part 7, pp. 29–54. Фамилия автора «Шусберг» (p. 30) передается здесь как «Шусбург» (р. 54).
Первые строки стихов начинаются буквами, следующими в алфавитном порядке; это рассказ о судьбе еврейских общин, ставших первыми жертвами: Немирова, Животова, Погребища и Тульчина, все на Брацлавщине, на юге более населенной части Украины, неподалеку от границы с Молдавией. Можно предположить, что первые беженцы, принесшие в Жешув вести об этой катастрофе, прибыли именно из этих мест. Шусбург собрал их рассказы и представил некоторые из них от первого лица (например, историю польского предательства в Тульчине). Поскольку не было свидетелей событий в других местах, как, например, в поселениях на восток от Днепра, Шусбург о них не упоминает [25] .
25
Ibid., p. 43.
Вторая часть представляет собой поминальную молитву по убитым. Она предназначалась для включения, как говорит Шусбург в своем «Введении», обращенном к «мудрецам, раввинам и вождям Израиля […] в другие поминальные молитвы, произносимые во время Йом Кипура, и в день, когда они берут на себя и своих близких бремя поста и молитвы в польских государствах на двадцатый день месяца сивана» [26] .
Молитва содержит много подробностей этих событий, но им не хватает хронологической и географической упорядоченности. Подобно первой части, текст написан рифмованными строфами; стиль его тяжел и выспрен. Рифмованные стихи дополнены комментарием, в котором объясняется их смысл, что несколько напоминает талмудические комментарии. Смысл этот по сути сводится к желанию доказать связь между грехами сынов Израиля и катастрофой, описываемой автором.
26
Ibid., p. 30.