Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»
Шрифт:
Не следует, однако, видеть в этих утверждениях нечто большее, чем выражение отношения подданного к правителю. Кроме князя Вишневецкого, ни один поляк не представлен в еврейских хрониках в положительном свете, будь то описания их отношения к евреям, или их политики вообще, или их побед на поле брани.
Распространение власти поляков на левобережье Днепра повлекло за собой усиление еврейской колонизации на этих землях. Когда разгорелись беспорядки и польская власть рухнула, евреи остались безо всякой защиты. В одном из немногих мест, где автор «Тит ха-явен» отходит от своей манеры ограничиваться лишь сухими цифрами числа жертв, он подчеркивает, через десять лет, в имперской Вене, далеко от Украины: «Евреи, жившие в других местах, все убежали и скрывались в глухих углах, а позднее пришли к князю по имени Вишневецкий в стране, называемой Литвою» [68] . По-видимому, здесь автор испытал влияние подробною описания Натана Ганновера: «И бежали все паны, имевшие владения в Заднепровье, а также и с правой стороны Днепра до города Полонное, — все они бежали, спасая живот. Если бы Господь не пощадил остатков наших, все бы мы исчезли, подобно Содому. Князь Вишневецкий (да
68
Gurland, part 7, p. 21.
69
Hanover, p. 42.
В свою очередь Ганновер несомненно испытал влияние поэтического описания, вышедшего из-под пера Меира из Щебржешина: «Великий князь Вишневецкий оказывал много справедливости евреям и творил им добро, ибо он был справедливый пан. Повсюду, где он видел опасность, он позволял евреям идти впереди, а он шел вслед за ними, [следуя] за ними, как щит и прикрытие, а если опасность была впереди, он шел вперед с большими силами. Подобно соколу над цыплятами парил он, и рассеивались преследующие при виде его. Подобно отцу, жалеющему детей своих, он оказывал милость, и Израиль и сыны его путешествовали без беспокойства от мятежников, ибо боялись они князя, господина своего» [70] .
70
Gurland, part 4, p. 17.
Но Польша потерпела сокрушительное поражение, и знаменитому герою пришлось отступить, даже бежать с поля боя, Ганновер показал, какую роль сыграло желание Вишневецкого отомстить за уничтожение своей собственности. Однако в конечном счете Вишневецкий является положительным героем его повествования. Именно Вишневецкий рассеял сомнения и страхи других польских политиков, героически сражался в боях при Константинове, Пилявце и Збараже, помогал другим польским воеводам, выручая их в случае необходимости; а когда его назначение на пост великого коронного гетмана было сорвано общими усилиями польских магнатов и Хмельницкого, он был отравлен магнатами [71] .
71
Hanover, p. 108.
Еврейские хронисты не питали иллюзий относительно позиции и действий других польских магнатов и панов. Они описывают высокомерие и преувеличенную самоуверенность гетмана Потоцкого перед битвой при Корсуне, а также ужас и панику побежденных, умолявших татар взять их в плен [72] ; эгоизм помещиков и крупных землевладельцев по отношению к зависимым от них крестьянам [73] ; панику сотни тысяч польской шляхты, отступавших из Пилявец и грабеж покинутых там ценностей [74] . Все это, конечно, не увеличивает симпатию к ним читателей.
72
Hanover, p. 40–41; Tsuk ha-etim//Gurland, part 4, pp. 7–8.
73
Ср. с призывом князя Доминика Заславского и воеводы Тышкевича к Вишневецкому во время битвы у Пилявец: «Сколько вы еще будете приносить уничтожение украинцам, рабам нашим. Кто будет пахать поля… Если мы их перебьем, у нас не станет рабов. Над кем мы будем хозяева?» (Hanover, pp. 74–75).
74
Gurland, part 4, pp. 17–18; 7, p. 50.
Более того, когда прибыли известия о поражении под Корсунем и «бежали, спасая жизнь» [75] «евреи и громадная масса польских шляхтичей» [76] , и достигли Немирова, шляхта предала евреев и выдала их убийцам. Ганновер пытается ослабить впечатление от этого предательства, рассказывая об уроках побоища в Тульчине, где поляки разоружили евреев-защитников города и открыли его ворота в обмен обещаниям, что восставших оставят в покое, но были самым жестоким образом перебиты. «Когда шляхтичи услышали об этом, их начали мучить угрызения совести, и с той поры они стали поддерживать евреев и не отдавали их в руки нечестивых. И даже когда украинцы много раз обещали панам неприкосновенность, те больше им не верили» [77] . И здесь подчеркивается общность судеб в час беды. Прежде чем их предали, евреи сражались, защищая Немиров и Тульчин, стояли на стенах Полонного, Львова и Замостья; враг был отброшен от Каменца, Сокаля, Брод и других городов благодаря совместным усилиям поляков и евреев [78] . Но когда, по мнению местного воеводы, евреи стали больше не нужны, им не позволяли искать защиты за крепостными стенами [79] .
75
Hanover, p. 42.
76
Gurland, part 7, pp. 32.
77
Hanover, p, 58.
78
Gurland, part 4, pp. 10, 22; Hanover, pp. 51, 54–55, 62, 82.
79
Один
Более того, как подчеркивал Меир из Щебржешина, когда опасность проходила, баланс сил мог меняться. Когда затихли сражения на Волыни, евреи, укрывавшиеся в окрестностях Острога, «решили возвратиться домой: зачем будем погибать от голода, быть может, все обойдется благополучно». И многие возвратились домой. Между тем паны заключили соглашение с неприятелем, и вместе с ним напали на евреев. Так в этом городе дважды происходило избиение евреев, и «кровь их текла, словно ручей, а их тела стали добычей птиц небесных». Только вмешательство королевских наемников спасло остатки евреев от уничтожения: «Когда об этом услыхали немцы-воины, они отомстили панам и селянам и перебили множество их. Тогда же возвратились рассеянные за рекой Вислой и прятавшиеся в укрепленных городах евреи» [80] .
80
Gurland, part 4, pp. 22–23.
Тем не менее, как признает Ганновер, готовность поляков допустить евреев к обороне, вне зависимости от причин, была для многих из последних единственным шансом на выживание: «если бы не это, не было бы надежды на спасение для остатков евреев» [81] . Другими словами, общая судьба соединила поляков и евреев на полях Украины. Восставшие украинцы не делали между ними различия. «Подобных злодеяний, как в этот год, не совершалось от сотворения мира, когда убивали людей из племени Эдом (поляков) и из племени, рассеянного меж иными народами. На полях и дорогах лежали убитые, и смешивалась их кровь, текшая ручьем» [82] .
81
Hanover, p. 58.
82
Gurland, part 4, p. 14.
Начиная с побоища в Немирове, жертвами становились евреи, польские шляхта и духовенство [83] . Когда был захвачен город Бар, где укрывались беженцы из окрестностей, восставшие «убили всех евреев и панов в нем» [84] . После побоища в Тульчине, «голота…вернулась по домам с большой добычей в виде панского и еврейского золота, серебра, драгоценных камней и бриллиантов; с ними было также много пленных красивых женщин и девушек как полек, так и евреек» [85] . В глазах еврейских хронистов трагедией была и участь ксендзов, с которых заживо содрали кожу в Заславе [86] и дворянок, изнасилованных в Баре [87] .
83
Ibid p. 10; Hanover, р. 44 («также против неевреев, против поляков были совершены эти жестокости, особенно против ксендзов и монахов»).
84
Hanover, р. 80.
85
Ibid., pp. 58–59.
86
Ibid., p. 70.
87
Gurland, part 4, p. 12.
В тотальной войне никто не мог остаться в стороне. Она охватывала все новые и новые местности, даже еще до прибытия войск Хмельницкого. «И во всех местах, где проживали православные, последние, лишь только узнавали о случившемся, как восставали против своих господ и убивали всех панов и евреев, что были там, всеми возможными видами умерщвления» [88] . Хронисты понимали сущность общей судьбы жертв как судьбы меньшинства, окруженного морем ненависти. Когда эта ненависть вспыхнула, все различия между господином и слугой, между правящим и управляемым исчезли.
88
Hanover, p. 76.
Но была ли трагическая судьба этих «меньшинств», то есть польской шляхты и преследуемых евреев Украины, единственным предметом интереса хронистов? В их трудах можно видеть, что судьба несчастных жертв регистрируется без учета национальной и религиозной принадлежности. Осенью 1649 года, после зборовского соглашения и возвращения польской шляхты на Украину, вернулись и «жалкие остатки евреев. Осиротевшие более чем настоящие сироты, они были неимущи и бедны, однако евреи и дома не нашли успокоения, потому что была чрезвычайная дороговизна и совершенно не было средств пропитания. Беднота из православного народа умирала тысячами и десятками тысяч от голода» [89] Возможно, среди этих голодающих нищих были и украинцы — жители Барышовки, которые дали евреям убежище во время погрома [90] , и те жители Тульчина, которые пожалели уцелевших после резни [91] .
89
Ibid., p. 102.
90
Gurland, part 4, p. 16.
91
Hanover, p. 58.