Еврейское счастье (сборник)
Шрифт:
Ей не ответили, и каждый подумал про себя: бедная, бедная!
Старик начал раздеваться. На стенах появились тараканы и зашуршали; и они творили жизнь!
– - Да, надо ложиться, -- зевнув до слез, произнес вдруг Мотель, выходя в лавочку, и все вздрогнули.
– - Подожди, -- дрожащим голосом сказала Этель, -- я сейчас приду и помогу тебе.
Он взглянул на нее и дико обрадовался.
"Ого, -- подумал он, -- ого!.."
Старуха начала ворчать. Что за разговоры ночью? Маня, раздевшись, стояла уже у дверей, играя наготой
– - Плохо тому, кто теперь переходит границу, -- зевая, произнесла Голда и прислушалась.
– - Есть Бог, -- прошептала Песька.
– - Он есть, мать.
А ночь шла. Как усталый путник в бесконечной степи, без звезды впереди, она шла усталая, залитая кровью, залитая слезами, она шла, чтобы идти и снова придти и идти без конца. И шла безрадостная навстречу безрадостному дню...
Вошла Этель, и во тьме шаги ее казались покорными.
– - Кто там?
– - прошептала Песька.
Она присела на кровати, морщась от острой боли, и, повернувшись, бросила во тьму:
– - Моя душа с тобой, Этель!
Этель не ответила и пошла раздеваться.
– - Кто-то стучит, -- произнесла она вдруг громко и прислушалась.
– - Где стучат?
– - спросила Голда сонным голосом.
Песька замерла.
– - Конечно, это он, -- пронеслось у нее.
– - Стучат, -- послышался из лавочки голос Мотеля.
– - Сейчас узнаю, что это.
– - Опять разговоры, -- проворчал Мендель.
– - Даже ночью нет покоя!
Упал железный крюк. Проснулся ребенок и от страха заплакал.
– - Вот уж ночь, -- недовольно сказала Голда и поднялась.
– - С кем это Мотель разговаривает?
Донеслось восклицание, потом голос, знакомый, невозможный...
– - Но это Левка, -- все плохо соображая, крикнула Песька, -- ну да, Левка. Я с ума сошла! Зажги, Этель, лампу.
Никто не понимал, что случилось, а темнота вносила еще больший беспорядок в начинавшийся шум.
– - Кто приехал, кто?
– - допрашивала Голда, поймав чьи-то руки.
– - Как он смел приехать, слепая лошадь! Пусть едет назад!
– - Конечно, назад, -- мрачно поддержал Мендель.
– - Как здесь темно. Вот уж темно! Я тоже говорю: назад! Закройте двери, -- его еще могут увидеть. Почему он приехал? Маня, зажги лампу...
Комната осветилась вдруг. Наступил тревожный миг. Кто-то робкими шагами входил в комнату и, казалось, шел бесконечно долго, бесконечно медленно.
– - Это Левка, -- равнодушно сказала Маня.
– - Подождите, я закроюсь.
– - Левка, -- прошептала Песька, -- Левка!..
– - Почему ты вернулся?
– - с негодованием спросил старик.
– - Ты спрашиваешь, -- крикнула Голда, выходя из столбняка.
– - Да, да, это Левка. Приехал молодец! Ну, что скажешь, старый дурень, -- набросилась она на мужа.
– - Расскажи-ка, как ты у Бога теперь в доме стекла выбьешь?
– - Если ты, Левка, не уедешь, -- мрачно сказал Мендель, -- я сейчас
– - Зачем разговаривать с ним?
– - спросила Голда.
– - Возьмите палку и гоните его, как собаку. Как ты смел приехать, слепая лошадь? Молчи, Песька, теперь кричать нужно, драться нужно, кусаться нужно. Встань! Утюгом разбей ему голову. Или мы все с ума сошли. Этель, молчи, не могу слышать твоего голоса. И деньги пропали, деньги пропали!..
Она не выдержала отчаяния и ярости, терзавших ее душу, и стала рвать на себе волосы.
– - Дайте мне сказать, -- слабо запротестовал Левка.
– - Дайте же.
Он стоял, облитый светом лампы, такой изнуренный, такой несчастный...
С одежд его текла вода; он топтался на месте и повторял, словно перед ним стояли толпы судей: "Дайте же мне сказать".
– - Что сказать, слепая лошадь?
– - перебила его Голда.
– - В Америке тебе плохо? В Америке? В Америке?
– - все возвышала она голос.
– - Ну да, -- все как бы умоляя, ответил Левка.
– - Вот вы кричите, и у меня нет мыслей. Почему-то я их теряю. Я ведь вам прежде сказал, что не едется. Я таки хотел, я таки уехал, но, как раз кстати, не мог уехать. Почему-то не мог. Честное слово, не мог, верите? Я сам говорил себе и так и вот так, я кричал на себя, не помогало, не помогало!..
Песька сидела неподвижно и внимательно, внимательно, слушала. Как будто к ней доносились звуки из другого мира, и могла лишь по тону -- не по словам -- разобрать истинный смысл, она тихо повторяла все, что говорил Левка. И сердце ее разрывалось от жалости к нему.
– - Я и сам не знал, что со мной, почему-то не знал, -- говорил Левка, обращаясь к старику и старухе, и они отворачивались от него.
– - Ну, хорошо! Я говорил себе: Америка! Что означает Америка? Почему мое сердце не согревалось, я спрошу вас? Почему? Какое-то чужое имя, холодное имя! Америка! Вы все что-нибудь чувствуете? Когда я прятался по городам я сидел, как глухой зверь, и думал: Америка! Но когда я лежал, спрятанный под кроватью, и говорил: Америка, -- я плакал! Да, да, я плакал. Почему-то захотелось домой. Ведь это разрывает сердце, уверяю вас. Что-то само плачет! Не хочешь, а плачешь! И так заскучал я за камнями, за домами! Я бы полжизни отдал, чтобы увидеть их. А что мне камни в Америке? В каком родстве я с Америкой? И я лежал и плакал. Да, да, я плакал.
– - Что же ты хотел смеяться, слепая лошадь?
– - нетерпеливо оборвала его Голда.
– - Или нам нужно знать, что ты делал под кроватью? О чем ты здесь будешь думать, в казарме?
– - Скверно таки, -- согласился Гем и заморгал глазами.
– - Ему надо было бы отдохнуть, -- робко вмешалась Песька.
– - Посмотрите на него!.. Мне кажется, он сейчас упадет!..
– - Молчи, Песька, -- грозно крикнула Голда.
– - Отдохнуть! Я бы прокляла тебя! Умереть ему нужно, а не отдохнуть!