Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
— Тише, пан майор,— Михаил потянул его за рукав.— Что-то едет.
Действительно, сквозь тихий шелест деревьев пробился далекий ровный шум. Вот автомобиль нырнул в лощину и сразу взлетел на пригорок. Они еще не видели машины, но звук уже катился им под ноги, усиливаясь с каждой секундой.
Юджин оглянулся. В разведывательной школе его учили распознавать марки немецких машин — легковых и грузовых,— и он сразу же увидел, что прямо на него летит, грабастая широко расставленными колесами асфальт, серый «хорх». Юджин испугался. Он знал, что «хорх» машина высокопоставленных фашистских чиновников. На «хорхах» ездят министры, фельдмаршалы, изредка гаулейтеры и генералы. Сам Гитлер любит
А машина ревела уже, казалось, за спиной. Юджин хотел еще раз оглянуться, и в это самое время водитель «хорха» стал часто сигналить. Сигнал был хриплый, жуткий, как паровозная сирена, и у сержанта отнялись плечи, руки, спина Но тут же инстинкт разведчика подсказал ему, что опасность минула: те, что в машине, не собираются бить по нему из автоматов, не хотят давить колесами, наоборот, предупреждают, чтобы он случайно не шагнул влево, под их стремительную, как ракета, машину.
И тогда Юджин остановился и повернул навстречу машине свое добродушное, спокойное лицо, словно предлагал посмотреть на себя. Он протянул правую руку и показал большим пальцем себе под ноги, на шоссе. Сделал он это машинально, как делал сотни раз у себя дома, в штате Висконсин, и совсем не подумал, что этим американским жестом выдает себя с головой. Потом он спохватился, хотел исправить положение, спрятать проклятый палец, но не успел.
«Хорх» заскрипел тормозами и остановился около ошеломленного Юджина. Тот растерянно улыбнулся — почти по-детски стыдливо. Он все еще не мог прийти в себя.
— Эй! — окликнули его из машины.— Вы чего-то хотели?
Юджин посмотрел — за рулем сидела женщина. Белобрысая, с одутловатым лицом, одетая в синий дорожный костюм немка смотрела на Юджина равнодушными водянистыми глазами и капризно стягивала свои накрашенные тонкие губы. Рядом с нею устроился на сизых кожаных подушках чернобровый красавчик в мягкой серой шляпе. Серый костюм плотно облегал его жилистую фигуру.
— Что вам? — открывая дверцу, еще раз спросила женщина. Голос у нее был грубый, неприятный.
Юджину еще не приходилось разговаривать с настоящим, здешним, неамериканским немцем, и он, естественно, боялся, что произношение сразу же выдаст его. Поэтому сержант молча шагнул к «хорху», кляня в душе своих товарищей, которые почему-то медлили и не выскакивали ему на помощь.
Он не знал, что Михаил и Дулькевич, путаясь в траве, пробираются сквозь кусты, чтобы подбежать к машине сзади. Немка не глушила мотор. Если она почувствует хоть малейшую опасность, сразу же даст полный ход. А тогда свисти вслед!
— Дело в том,— подойдя к машине и положив тяжелую руку на дверцу, сказал Юджин,— дело в том, что я...
Он говорил по-немецки, но так неуверенно, что даже сам не узнал своего голоса. Немка нетерпеливо шевельнула губами. Ее пассажир, скучая, взглянул в овальное зеркальце, укрепленное вверху перед водителем.
Это была рука Михаила Скибы.
— Ну-ка, из машины! Быстро! — по-немецки скомандовал он, и как подтверждение этой команды поднялись пистолеты Юджина и Дулькевича.
— Проше пана! — крикнул Дулькевич, с завистью глядя на новенький костюм своего пленника, на его мягкую шляпу.— Проше пана ребелянта![9]— повторил он.
Немка ударила ногой по педали газа. Выдернула белую холеную руку из Михайловой клешни и схватилась за рычаг скоростей.
— Юджин! — крикнул Михаил. — Давай!
Американец никогда не слышал слова «давай». Однако его командир обращался к нему, и надо было действовать. Обстановка подсказала, что надо делать. Юджин сгреб немку и выдернул из машины, как выдергивают луковицу из грядки.
У немки вырвалось испуганное «ах!», и она шлепнулась в кювет. Юджин наклонился, чтобы вытащить красавчика в сером. Однако этот не молчал, как его спутница. Он сыпанул в лицо Юджину сразу добрую сотню каких-то круглых, картавых, непонятных слов, словно дал очередь из автомата. На пана Дулькевича словесный залп незнакомца произвел неожиданное впечатление. Пан Дулькевич тоже сыпанул в ответ десятком таких же круглых и картавых слов и, получив в ответ еще один залп, воскликнул:
— Панове, это француз!
Юджин обернулся, взглядом спрашивая Михаила: что делать? Встреча с французом здесь, на немецком шоссе, не входила ни в какие планы.
— Что за француз? Откуда? Как здесь оказался? — спросил Дулькевича Михаил.
— Мосье Риго — весьма остроумный собеседник. Он говорит, что до бога высоко, до Франции далеко, потому он здесь.
— Короче, кто он?
— Такой же пленный, как и мы, — поспешно пояснил поляк. — В машине оказался в результате запутанной и сложной истории, которой не расскажешь за день.
— Француз так француз,— сделал вывод Михаил.— Давай, Юджин, свои вещи, поедем. Мы и так замешкались.
Юджин одним прыжком оказался в кустах, подхватил вещевые мешки и оружие, помахал немке, которая, ничего не понимая, сидела в кювете, и полез в «хорх». Пан Дулькевич устроился сзади, рядом с Михаилом, Юджин сел за руль.
Француз не успокаивался. Он поворачивался к пану Дулькевичу, махал руками, подскакивал на сиденье и все сыпал, сыпал словами как горохом.
— Мосье Раймонд Риго протестует, — сообщил Дулькевич. — Он требует, чтобы мы взяли его даму.
— Может быть, он станет утверждать, что его дама тоже француженка? — спросил Михаил, доставая из кармана на дверце огромный парабеллум.
— Нет, она немка.
— Так какого же черта надо вашему мосье... как его?
— Мосье Раймонд Риго, — напомнил Дулькевич.
— Спросите его, может, он пойдет с нами, если он честный человек?
— Мосье Раймонд Риго спрашивает, кто мы такие.
— Отрекомендуйте нас, пан Дулькевич, — попросил Михаил. — Расскажите господину Риго все и не утаивайте ни малейшей подробности.