Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
— А если я добьюсь согласия на осуществление этого проекта? — осторожно спросил Швенд.
— Я ставлю единственное условие,— быстро сказал Чиано.— Дать мне возможность немедленно выехать в Южную Америку. И оставьте за мной должность главного агента вашей операции. С моими связями я сделаю чудо.
— Полагаю, такой выезд можно было бы легко организовать,— сказал Швенд.— Но вместе с тем я имею сведения, что Кальтенбруннера интересуют некоторые материалы, которыми располагает господин министр...
— Например? — живо повернулся к нему Чиано.
— Например, разная государственная переписка, собственные
— Вся наша переписка, важная понятно, у генерального секретаря партии Стараче. Ему дуче доверял больше всего. Но там нет ничего интересного, уверяю вас. Что же касается моих дневников, то их тоже нет.
— Совсем?
— Совсем. Не существует в природе. Все здесь,— Чиано показал себе на лоб.— Колоссальный материал. Я знаю, что интересует Кальтенбруннера. Ему нужны материалы, компрометирующие Гитлера и Муссолини. Передайте, что я обещаю послать ему первый же вариант своих мемуаров, за которые сяду по приезде в Южную Америку. Обещаю не медлить.
— Могли быть документы, которые компрометируют не только Гитлера и Муссолини, но и других государственных деятелей,— нажимал Швенд.
— Например?
—Ну... — Швенд сделал паузу. — Ну, скажем, какие-то английские письма к дуче.
— К дуче? — Чиано беспокойно посмотрел на Швенда. — Вы сказали — английские письма к дуче?
—Да. Я сказал — английские письма к дуче. Несколько писем, пересланных неофициальным путем.
— Святой Доминик! — Чиано тяжко вздохнул. — Вы знаете больше, чем я думал.
— Вы тоже, — Швенд усмехнулся.
— Но этих писем никто никогда не достанет, — поспешно сказал Чиано.
— Почему? Они очень пригодились бы нам.
— Письма прячет сам дуче. Он возит их с собой, как ладанку.
— Муссолини не имел этих писем. Его неожиданно арестовали, и письма были где-то спрятаны.
— Очевидно, у Стараче. А может быть, у той девки, у Петаччи.
— Но вы же знаете их содержание?
— Да, я знаю их содержание. Единственный человек в Италии, кроме дуче. Даже Эдда, которой он во всем доверяет, не догадывается о существовании этих писем.
— А донья Ракела?
— Что вы! Дуче позволяет ей только стрелять из ружья в скворцов. Это единственная привилегия, которой пользуется его жена.
— А Кларетта Петаччи?
— Эта девка? Никогда. Она будет держать портфель с письмами сто лет и даже не заглянет в него. У нее в голове иное. Знаю я один. Кроме самого дуче, ясное дело. Все письма — в этой голове. — Чиано снова коснулся своего выпуклого лба. — Лежат, как в сейфе.
— И они тоже поедут в Южную Америку? — равнодушно спросил Швенд.
— И они тоже поедут, — охотно подтвердил Чиано. — Поедут, чтобы лечь на страницы моих мемуаров. Потомкам интересно будет узнать, как обманывали друг друга их деды. Не правда ли, господин Швенд?
— Наверно, так. В Берлине я доложу герру Кальтенбруннеру о нашей беседе.
— Паспорта для выезда — и первый же экземпляр мемуаров взамен, — напомнил Чиано.
— Да, да, — сказал Швенд. А сам смотрел на голову Чиано и думал: эту голову выпускать целой никуда нельзя.
В горах их ждал транспортный самолет «юнкерс-52». Швенд познакомился с графиней Чиано, высокой брюнеткой с усмешкой Джиоконды на тонких губах. Он не знал, что на эту усмешку Эдда Муссолини затратила несколько лет настойчивой
Прибыв в Германию, супруги остановились в Оберальмансгаузене, на берегу озера Странсбергзее, в небольшой вилле. Швенд тоже поселился с семьей Чиано, став на какое-то время ее мажордомом.
Через день он побывал у Кальтенбруннера и вернулся в Оберальмансгаузен с фальшивыми уругвайскими паспортами для всей семьи графа.
— Только никому ни слова,— предупредил он Чиано.— Помните обещание, которое вы дали через меня герру Кальтенбруннеру, и никому не говорите об отъезде.
— Даже Эдде?
— Никому — это значит «никому, кроме жены», — усмехнулся Швенд. — Господин министр хорошо знает это золотое правило государственных деятелей.
В тот же вечер Эдда Чиано позвала Швенда на свою половину и взволнованно сообщила ему «новость»: они едут в Южную Америку. Галеаццо уже все устроил, и она наконец свободно вздохнет от надоевшей войны. И их дети будут в безопасности. Слава богу! Не согласится ли господин Вендинг поменять им на испанские песеты несколько миллионов итальянских лир? Очевидно, у господина Вендинга в столице связи, и ему это легко будет сделать. Она же одинока в этой стране, ей здесь никто не может помочь.
— Я бы с радостью, — вздохнул Швенд. — Но сумма велика. Сколько, вы говорите?
— Семь миллионов.
— Это очень большая сумма. Я дам вам совет. На завтра вас приглашает к себе фюрер. Он вас любит. Вы обворожительная женщина, к тому же дочь его лучшего друга. Попросите его об этой маленькой услуге.
— И вы думаете, что фюрер найдет время позаботиться обо мне?
— Убежден!
Совет оказался подходящим. Удивленный Гитлер, услышав странную просьбу Эдды, начал выспрашивать, зачем ей в Германии испанские песеты. Болтливая Эдда не удержалась и рассказала фюреру о намерении мужа выехать вместе с семьей в Южную Америку, где он мог бы спокойно писать мемуары, которые покажут его перед миром таким, каков он в действительности, — интеллигентным, умным, благородным.
Судьба графа Чиано была решена. Как и Швенд, Гитлер не мог отпустить на все четыре стороны голову, начиненную тайнами, сотой части которых хватило бы для того, чтобы полностью опозорить его, Адольфа Гитлера.
Воля Гитлера и воля неизвестного человека по имени Швенд сошлись в одной точке. Точкой этой была голова графа Чиано, которая так красиво сидела на классической римской шее. Голова с исключительной памятью. Голова с волосами, натертыми китайской травой.
В Северной Италии, в городе Сало, на берегу озера Гарда, Муссолини, поддержанный эсэсовцами генерала Вольфа, организовал марионеточную Итальянскую социальную республику. Он снова играл роль большого государственного деятеля. Восстанавливал фашистскую партию. Граф Чиано был приглашен в Итальянскую социальную республику. Издерганный долгим сидением в Оберальмансгаузене, испуганный провалом попытки бежать в Америку, Чиано готов был ехать хоть к черту в зубы, лишь бы только выбраться из этой Германии, где, он хорошо знал это, на него уже давно точили зубы и Борман и Гитлер.