Эвтаназия? Эвтелия! Счастливая жизнь — благая смерть
Шрифт:
Я остановил машину за спиной шерифа, который допрашивал водителя основательно покореженного автомобиля. Господин лет пятидесяти пяти отделался шишкой на лбу, которая распухала на глазах, но, без сомнения, находился в шоковом состоянии. Должно быть, поэтому шериф и пытался доказать, что за руль тот сел в пьяном виде — тестов на алкоголь тогда еще не проводили.
— Кто на ногах еле держится, всегда придумает какую-нибудь отговорку, лишь бы уйти от ответственности! — недовольно ворчал шериф. — Этак каждый может сказать, будто бы предпочел врезаться в дерево, лишь бы не сбить животное. Но этот господин даже не знает, что за зверь ему на пути попался. Енот, спрашиваю? Нет,
Пространное объяснение словоохотливый шериф адресовал уже непосредственно мне, явно рассчитывая привлечь меня на свою сторону. Он даже вытащил блокнот, готовясь записать мои данные: не исключено, что понадобится свидетель по делу о сломанном молодом деревце. Если не удастся свалить вину на одного из енотов, которые во множестве населяли прибрежную парковую зону, то незадачливому водителю придется возмещать расходы на посадку нового дерева.
— Может, это вас заяц так разжалобил? — заговорщицки подмигнув мне, попытался сострить шериф.
— Нет, не заяц, — отпирался водитель. — Зайца я бы узнал. — По тону его можно было понять, что ради зайца он не пошел бы на риск.
Не зная, какие из обитающих в парке животных были перечислены в разговоре до моего приезда, я счел нужным вмешаться:
— Это наверняка был не заяц! Впрочем, давайте посмотрим сами! Может быть, он еще не ушел. — И я направился к тому месту, где заметил «чучело» зверька.
Шериф, видимо, приняв меня за чокнутого, направил мне в спину рефлектор, и сноп лучей выхватил из темноты животное. Я сразу же узнал его — опоссум, классический образец своей породы. Похоже, он успел «перебежать» на другую сторону дороги (ставлю в кавычки слово «перебежать», поскольку эти странные зверьки отличаются именно медлительностью), пока водитель, объезжая его, пытался сохранить управление. Ну, а заслышав визг тормозов и треск ломаемого дерева, опоссум от ужаса обратился в соляной столп.
— Значит, вы все-таки сбили его? — возмутился шериф.
— Но вы же видите, что он не ранен, — неуверенно заметил я, не зная, сочтет ли это представитель закона смягчающим или отягчающим обстоятельством.
Не стану пересказывать в подробностях наш диалог, в ходе которого я ознакомил шерифа с необычной способностью опоссумов (хотя и сам я до этого случая знал о ней лишь из книг) в случае опасности притворяться мертвыми. Шериф и верил мне и не верил — ему сроду не доводилось слышать о подобных чудесах, хотя «чудо» самолично стояло перед ним. Я необдуманно ляпнул, что опоссумы, мол, из южных штатов перебираются все дальше на север. Наверное, южан шериф недолюбливал, поскольку тотчас опустился на колено, наставив пистолет на несчастное животное. Ему явно не хотелось, чтобы опоссум, возвратясь к жизни, вновь стал подвергать опасности автомобилистов.
— Кажется, опоссумы находятся под охраной, — заметил я, хотя и понятия не имел, включено ли это животное в постоянно пополняющийся список охраняемой фауны.
— Не оставлять же его посреди дороги! — сказал шериф и, поскольку тем временем подоспел автопогрузчик, оставил меня наедине с этим социально-опасным «зверем».
Я подхватил негнущееся тельце, перенес его на траву в нескольких метрах от шоссе и не сводил с опоссума глаз, пока тот не воспрял душой и телом и, встряхнувшись, не побрел прочь как ни в чем не бывало.
По дороге домой я размышлял, какие физиологические механизмы делают возможной эту мнимую смерть. Мне казалось немыслимым, чтобы только лишь силой воли зверек заставлял себя сохранять неподвижность, при этом видя и слыша, что происходит вокруг. Наверняка в такие минуты каким-то образом приостанавливает свою деятельность
Тем не менее мы решили не сдаваться. Собрали массу всяких справок и разрешений, заполучили опоссума, и наконец настал долгожданный день, когда мы во всеоружии были готовы к множеству измерений физиологических и химических параметров подопытного зверька. Однако сотрудник мой вышел из вивария в полном отчаянии: как он ни запугивал опоссума, тот и не думал прикидываться мертвым. Даже объединив наши усилия и подняв страшный шум, мы не добились никакого результата. «Надо натравить на него собаку», — наконец посоветовал эксперт из Флориды, и мы, ухватившись за подсказку, охрипли, имитируя собачий лай.
Спустить на зверька взаправдашнюю собаку мы не решились, тем более в стенах Колумбийского университета, испокон века ревниво блюдущего свою репутацию, — вот и пришлось отказаться от необычайно интересного исследования механизма самозащиты.
Ведь допустимо предположение, что некий подобный механизм действует и в человеке — разумеется, применительно к нашей форме жизни. От сильного испуга под влиянием стресса человек падает в обморок, теряет сознание — уж не родственное ли это явление? Возможно, существует некое сходство между реакцией опоссума и отдельными формами мнимой смерти у человека. Благодаря общим предкам у большинства млекопитающих, находящихся на различных стадиях развития, действуют общие механизмы.
Знай я в ту пору, что когда-нибудь мне доведется писать книгу об эвтаназии, я бы не отказался с такой легкостью от изучения опоссума. Но откуда мне было знать? Будучи доктором биологии, тогда я, как и многие мои коллеги, думал, что мы должны бороться со смертью до последнего дыхания, в то время как одолеть смерть можно, лишь примирясь с нею.
Замедленная жизнь
У ряда млекопитающих известно еще одно подобное смерти состояние, способствующее выживанию. Определенные, так называемые гетеротермные виды животных с помощью высокоразвитого механизма приспособления могут неделями, а то и месяцами обходиться без пищи, пребывая в промежуточном состоянии между жизнью и смертью. Примером может служить американский сурок (Marmota monax), грызун, который зимой в норе под землею сбрасывает температуру тела с обычных 37–38 градусов Цельсия до 4–5 градусов, то есть почти до точки замерзания. Дыхание, кровообращение, обмен веществ животного замедляются до такой степени, что сурок и не испытывает нужды в питании.
Известны и более мелкие виды сурков европейских (Marmota marmota), обитающих в Альпах и Карпатах, но что касается Центральной и Восточной Европы, то там больше наслышаны о зимней спячке медведей, хотя это состояние нельзя назвать промежуточным между жизнью и смертью. Медведи действительно спят, температура тела снижается у них всего лишь на несколько градусов. Трудно вообразить, что громадный, стокилограммовый медведь способен из состояния мнимой смерти (при температуре тела 4–5 градусов) раз-другой возвратиться к нормальной жизни — взглянуть, не кончилась ли зима: ведь разогрев такого огромного тела потребовал бы больше энергии, нежели удалось бы сэкономить при охлаждении до температуры, близкой к точке замерзания.