Еженедельник «2000» или «лабиринт»
Шрифт:
ВЫШЕГРАД. Пришел на Бартоломейску. Знакомый до слез проход, дверь слева, это мое одно из многих любимых издательств... Жаль – нет динамита. Звоню. Какая-то облезлая крыса давно зажившаяся на белом свете внимательно выслушивает, не пропуская в тепло и несколько удивленно разглядывая меня. Окончив монолог идиота, я замолкаю. Крыса открывает рот: -Пани Валковой сейчас нет, она болеет, позвоните через неделю. И дверью почти по фейсу. Отхожу на шаг и низко кланяюсь – огромное спасибо, а ведь могли бы и по морде, а так только почти, какой-то турист, мечтающий получить то ли информацию, то ли тоже по морде, молча таращится на меня. Но довольно-таки быстро отворачивает свой взгляд в сторону, понимая –
ну....................................................................................................!!!
И так далее.
18 декабря, понедельник.
ГЫНЕК.
Гнусное название для издательства. Что-то с гнусом перекликается. Вход с улицы Целетной, битком набитой туристами, несмотря на мороз, и русскими раздающими рекламки. Звоню, в решетку домофона объясняю цель своего прихода, меня пускают. Как ни странно. Остекленный подъезд старого дома, неужели тоже на кухне? открываются двери, я вхожу и здороваюсь. Да нет, настоящее издательство, только маленькое, битком забитое книгами, мебелью, рукописями и почему-то тоской... Гынек одним словом. Сдираю шляпу, платок и куртку, бухаю папкой об стол, усаживаюсь крепко – без чая не уйду. Пустившая меня в закрома пани пожилых лет это понимает и начинает колдовать. Пан еще более поживших лет, напоминающий мумию, приступает ко мне с непонятными целями. Но я начинаю первым.
– Добрый день, я автор, издал в издательстве Матя книгу, – тарабаню я свою назубок выученную молитву, ночью разбуди – с закрытыми глазами выпалю, вот так вот можно учить иностранный язык. Пан кивает головой в такт, я не знаю – маразм уже или еще только внимание моим словам, и отступает на подготовленные позиции, усаживается в кресло за баррикаду письменного стола, заваленного грудами различнейшего говна. Закончив монолог, я придвигаю к его пятнистым от старости рукам свой проституточный портфелио. Пан рассеянно его листает, витая мыслями явно где-то не здесь, скорей всего прикидывает старый – как там, в райских кущах, не дует ли... Беру чашку с чаем, благодарю пани и смотрю в лицо, тоже пятнистое, измятое жизнью, в уголках глаз гной... Пан пожевав губами и как бы набравшись духу, начинает отбиваться, вместо того что бы внятно и просто сказать – ваш труд нам
– Понимаете, русскоязычные авторы не пользуются популярностью в сегодняшней Чехии, вот мы напечатали одного, а тираж не продается, – пан не глядя протягивает руку, а пани вкладывает в нее увесистый кирпич в суперобложке алого цвета, довольно таки в неплохом оформлении, я разеваю рот – БАБЕЛЬ!!! И выкатив глаза больше очков, спрашиваю у мухомора: -Это старье давно даже в самой России уже ни кто не печатает и не читает, как же вы догадались до такого изысканейшего коммерческого финта?.. Пан отказывается понимать мою иронию в моем несовершенном чешском и продолжает гнуть свое: -Понимаете, сразу после революции одно издательство издало Бабеля и неплохо разошлось, вот мы и подумали, тем боле что это, –
пан потряс кирпичом и вернул его пани, видимо устав держать.
– Здесь не переводилось. Но мы просчитались и книга не продается... Я проследил за медленным движением пятнистой кисти и увидел стройный штабель запечатанных в оберточную бумагу кирпичей. Строительного материала хватило бы на приличных размеров сортир. Я грустно подумал – революция у них была в 89, сейчас 2000, маразм крепчал, интересно, а Ленина он не хочет издать?..
– Вот если бы вы были известным, –
долетело до меня в то время, когда я напяливал шляпу, платок и куртку, я зло и ошизевше уставился на мухомора:
– Если бы я был известным, я бы просто ни когда не додумался бы припереться к вам!.. Фантазии просто не хватило бы!.. Пани проводила меня до дверей и издательство Гынек осталось со своим штабелем Бабеля. Я же поплелся вниз, плюясь и шипя, кривя губы и чертыхаясь... Известный! Да если бы я был известный – с этим издательством на одном гектаре срать бы не сел!.. Первому же рекламщику, всучивающему мне рекламку на Моцарта долбанного, я буркнул со злостью по-русски: -Пошел вон!
На что получил удивленное английское:
– Вот?..
20 декабря, среда.
Родители П.
Стою посередине комнаты, за спиною елка мигающая огоньками, передо мною мама П., вцепилась в руку, требовательно заглядывает в глаза, показывает свои зубы. я тоже щерюсь остатками, усиленно пялюсь в глаза теще и трясу ей руку. Да, даренному коню в глаза и зубы не смотрят, да и искренне я рад большинству подарков. И как всегда – ежегодник. Только на этот раз махонький, много туда не впишешь, только основные стрелки-встречи... трясу руку теще, крепко пожимаю тестю, целую П. Рождество, все радуются, все веселятся, а мне немного грустно, совсем чуть-чуть... Год пролетел, азила мне не дали и дадут ли в следующем – неизвестно... Сижу на крае тахты, смотрю на свою жену, как она радуется подарочкам и сам радуюсь с нею. А на душе грустно... ни одна сука издательская не прельстилась моими талантливыми книгами... Ни одна. Что б им подавиться рождественным карпом, но не до смерти, я же хипарь, пацифист, душа мягкая, а только так, немного, что бы облевали свой праздничный стол... За окном падал снег, все как в сказке, я немного выпил и усиленно изображал радость на фейсе. На морде... А роман про то как издателей вешают за шею на фонарях я наверное все же напишу. Вот только соберусь с силами, растраченными бесполезным хождением по пражским издательствам. Вы меня еще не раз вспомните, паны нехорошие, суки ползучие... Я о вас еще напишу... А за окном на маленький садик все падал снег. И елка в саду тоже мигала огоньками. Я встряхнул головой и выбросил черные мысли об мести чешским издателям. Выбросил до завтра... До завтра, паны издатели, я вам еще надоем!..
ЭПИЛОГ.
21 февраля 2001 года я получил азил. А издавать меня по-прежнему отказываются, гады...
Прага.
2001-2003г.г.