Эзотерическое подполье Британии
Шрифт:
Вскоре после завершения Thunder Стэплтон и Тибет начали работать над The Sadness Of Things, знаковым альбомом, авторами которого указаны Стивен Стэплтон и Дэвид Тибет, а не Current 93 и Nurse With Wound. Начало альбому положил трек Current 93, большая часть которого была записана в студии Стэплтона в Кулоорте. „После этого мы отправились к Колину Поттеру и начали работать там, — вспоминает Стэплтон. — Я столько вложил в эту вещь, что сказал Тибету: мне бы хотелось, чтобы авторство было совместным. Я очень гордился проделанной работой, и Дэвид тоже; мы участвовали на равных, и было вполне честно указать авторов как „Стэплтон /Тибет“. Мне нравится и она, и всё, что мы записали вместе“. Настроении композиции более меланхоличное, нежели творчество Nurse; Тибет произносит следующие строки: „В каких цветах разорванных флагов вчерашних дней они танцуют?“, в то время как ударная партия неустанно влечет слушателя вперед. Также на The Sadness Of Things представлена „The Grave & Beautiful Name Of Sadness“,
Одним из немногочисленных побочных проектов Стэплтона стала группа Spasm под руководством Джеймса Мэннокса. На середине работы, понимая, сколько времени потребуется для завершения пластинки, Стэплтон высказал идею записать совместный альбом — в конце концов, диск, выпущенный вместе с Organum, оказался успешным, — и предложил одно из своих самых безумных творений, „Creakiness“. „Creakiness“ — это лубочные звуковые эффекты, на которые очень повлиял Текс Эйвери, — смеется Стэплтон. — Мне нравится приходить в студию без каких-либо идей и планов. Я не беру с собой инструменты и использую только то, что в ней найду. Так я обнаружил пленку с этими вещами и начал создавать ритмы из царапающих звуков и открывающихся дверей. В результате все стало тем, чем стало».
В 1991 году Тибет начал встречаться с Кристин Дёрнер «Thorn», немецкой поклонницей, написавшей ему после того, как в сентябре предыдущего года она купила альбом Swastikas For Noddy. «Очень быстро я стала одной из самых больших специалисток и поклонниц Current 93 в Дармштадте, — вспоминает Дёрнер. — Я послала ему письмо, придя в восторг от его лирики и почувствовав какое-то необъяснимое притяжение. Не знаю почему, но я была уверена, что Тибет сыграет в моей жизни важную роль, и он играет ее до сих пор, хотя сейчас мы практически не общаемся».
Песня Current «They Return To Their Earth», записанная во время работы над Thunder, но не вошедшая в альбом, содержит строки: «Когда придут змеи /Они покроют тернии Христа», посвященные Дёрнер после того, как она рассказала, что ее имя связано со словосочетанием «тернии Христа» [Christ Thorn] — «Кристин» означает «посвященная Богу», а «Дёрнер» происходит от слова Dorn, или Thorn в английском. Отсюда ее прозвище. «Самым большим совпадением оказалось то, что он написал песню до нашего знакомства, — говорит Дёрнер. — Мы восприняли это как знак. У меня никогда не было отношений, где знаки и символы играли бы такую важную роль, как здесь. Тибет очень щедрый человек, он дарил мне символы и разные вещи для моей защиты, например, локон волос Ринпоче, молот Тора из Исландии. Он был невероятно обаятельным, остроумным и знал множество разных странных историй и мифов. Он замечательно рассказывал анекдоты, но в то же время часто бывал очень подавлен. Это казалось странным, хотя тогда мне было всего девятнадцать, и я считала, что депрессия — это круто. Теперь я так не думаю. И все же ни до, ни после Тибета я не встречала более романтичного человека. Каждый день я получала письма с самыми невероятными признаниями в любви. Никто не дотягивает до его уровня, и сейчас для меня это большая проблема. Со временем я растеряла все символы, которые должны были меня защищать, хотя они многое для меня значили. Когда исчез последний, стало ясно, что наши отношения подходят к концу. Так оно и случилось». Отношения Тибета и Дёрнер внезапно и преждевременно оборвались, поскольку в его жизни появилась Кэт.
Дженис Ахмед — Кэт — родилась в Мельбурне, но выросла в далеком сельском городке Кэвелри. В 15 лет она сбежала в Перт, откуда перебралась в Сидней. В 1982 году Кэт пережила психический срыв, после чего отправилась к другу семьи, учившемуся в Шотландии на медика. В Эдинбурге она заинтересовалась музыкой, ходила на концерты The Rezillos и The Exploited, жила с бывшим членом группы Aztec Camera и играла рука об руку с будущим гитаристом Shop Assistants Дэвидом Киганом в The Drunken Christs. Через девять месяцев она вернулась в Сидней, где познакомилась с Александром Карински, владельцем андеграундного кассетного лейбла Cosmic Conspiracy Productions, занимавшимся коллекционированием и выпуском любых домашних пост-индустриальных записей. Один из первых контрактов заключил с ним Джон Мерфи, вернувшийся в родную Австралию после временного пребывания в Великобритании. Когда Кэт сказала, что по дороге в Амстердам планирует заскочить в Лондон, Мерфи посоветовал ей познакомиться с Тибетом.
Впервые Кэт увидела Тибета в мае 1991 года, на концерте Current 93 /Death In June в New Cross Venue, в рамках лондонского этапа годовой серии выступлений с Death In June и Sol Invictus. «Я слышала альбомы, но понятия не имела, как Тибет выглядит, — вспоминает Кэт. — Мне казалось, он играет на гитаре, однако именно он оказался тем странным типом, который повсюду таскал коврик с Нодди. После концерта он сел за соседний стол и начал разговаривать со своей мамой. Не разобравшись в его возрасте, я сперва решила, что это его жена». Первая фраза Кэт была бесценной. «После выступления я подошла к нему и сказала: „Привет, я дружу с Джоном Мерфи и хотела бы поговорить с вами о магии хаоса. Вот мой телефон“, — смеется она. —
Со временем Кэт решила его завоевать. «Я отчаянно хотела, чтобы мы были вместе, — признаётся она. — Я молилась об этом, хотя и не в буквальном смысле. Он казался для меня очень важным человеком, у него можно было многому научиться. На тот момент его подругой была Кристина, очень молодая, еще школьница, и в наших отношениях всегда присутствовала ревность, поскольку я ее вытесняла. Она жила в Германии, но планировала переехать в Лондон, и в конечном итоге Тибету пришлось сказать ей по телефону, что хотя в Лондоне она все еще желанный гость, его подруга теперь я». Тибет и Дёрнер планировали поселиться у Джеймса Мэннокса и Джули Вуд в буддийском кооперативном жилище на Майл-энд. В итоге Мэннокс и Вуд поселили у себя Дёрнер, а Тибет и Кэт стали жить неподалеку. Кооператив «Феникс» был дешевым жилищем для разного рода неудачников и нон-конформистов, к которым вскоре присоединился Саймон Норрис, бывший участник TOPY.
В 1985 году шестнадцатилетний Норрис ушел из дома. «Я был очень целеустремленным и бескомпромиссным, всегда ссорился с родителями, и это подорвало наши отношения, — говорит он. — Я не собирался работать, хотел быть музыкантом, красил ногти, волосы и носил украшения. Я делал все то, чего не хотел видеть мой отец, и уехал из дома, как только у меня появилась возможность. Я хотел жить в Лондоне, считая, что именно там найду единомышленников и встречу других геев, чего никогда бы не случилось в Хертфордшире. Я еще не знал, что с геями у меня столь же мало общего, как и с натуралами. Хотя я был довольно наивен, передо мной стояла светлая цель, к которой я стремился и которая вытащила меня из этой дыры». Прибыв в Лондон, он подружился с человеком, работавшим в All The Madmen Records по соседству с домом Пи-Орриджа на Бек-роуд. Норрис был поклонником Psychic TV с тех самых пор, как услышал Themes, вышедший с Force The Hand Of Chance. И скоро он уже звонил Пи-Орриджу с предложением помочь в какой-нибудь офисной работе. Спустя недолгое время Норрис превратился в центральную фигуру TOPY, «идеального воина-жреца», как называл его Пи-Орридж.
«Мы встречали его на вечеринках, ритуалах с сигилами и на собраниях TOPY, — рассказывает Пи-Орридж. — Он обладал удивительно сильной, открытой, целеустремленной энергией, был этаким фундаменталистом TOPY. Преданные TOPY люди часто умели то, что становилось полезно в работе с бумагами, концертами, перепиской, в торговле, выпуске буклетов, пропаганде, в общем, всем, что происходило на Бек-роуд. Наше племя естественным образом росло, и по мере появления новых преданных сторонников с новыми умениями активность и продукция группы менялась сообразно их потребностям и советам. Саймон был ярким современным самоучкой. Движущий фактор всей группы, художник и очень надежный человек с нескрываемой страстью и готовностью к сексуальным ритуалам, он полностью погрузился в работу TOPY. Его основная связь с PTV, насколько я помню, выражалась в создании полноценного графического дизайна для Temple Records, ряда товаров и пропагандистских платформ на наших крупных выступлениях. Кроме того, он занимался продвижением образа жизни TOPY. Он был одним из основателей ритуального дома в Брайтоне, ставшего мозговым центром Храма и собравшего очень дисциплинированную, аскетическую группу сторонников. Кому-нибудь надо написать книгу о брайтонских домах, о том, каким строгим и требовательным был такой образ жизни и как много радости и магии он порождал. Саймон — свободомыслящий человек, решивший работать внутри нашей системы и отдавший всего себя нашей общей вере». Графика Норриса украшает такие обложки «гиперделического» периода PTV, как Allegory & Self, Love War Riot, Toward Thee Infinite Beat и Beyond Thee Infinite Beat.
«После первого визита к Дженезизу и Поле я переехал к ним в Хокни, поселившись над офисами Храма, — рассказывает Норрис. — Там всегда что-нибудь происходило; каждый день мы работали над оформлением, прессой, дисками Храма, почтой, перепиской. Я попал в совершенно новый мир, узнал об иных способах мышления. Там я познакомился с творчеством Остина Османа Спэра и Бриона Гайсина, удивительных визионеров, чьи работы я позже начал собирать, а также с другими писателями и художниками. О некоторых я к тому времени уже знал, о других даже не слышал из-за недостатка информации. В течение многих лет Дженезис собирал огромный архив, редкие статьи о Гюнтере Брусе, первые издания Спэра, материалы о Process Church… Первые годы там была невероятно позитивная атмосфера. Дженезиз всегда кипел идеями, буквально излучал энергию, и с ним было очень интересно общаться. Я считал его целеустремленным вдохновителем, что на тот момент являлось для меня крайне важным. Я был молод, и в каком-то смысле его отношение можно назвать родительским; пару раз он сам мне об этом говорил. Иногда он бывал очень мягким. У меня много теплых воспоминаний о Дженезисе, хотя он мог быть тираном, читать нравоучения, делать выговоры, впадать в истерики. Все должно находиться на своем месте и делаться в свое время — в этом смысле Дженезис очень требовательный».