Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
Любимов шаг за шагом восстанавливает события 8 июня 1880 года. Вся
фактическая сторона праздника встает в образах и лицах. Часто эти живые беглые
зарисовки окрашиваются юмором. Д. Н. Любимов, воспроизводя выступление
Достоевского и реакцию аудитории, внешне сам устраняется и как бы не дает
оценки происходящему, но его взгляды и симпатии сказываются и в "иерархии"
описания, и в обрисовке фактов и лиц, и в пересказе речи Достоевского,
являющемся своеобразной ее интерпретацией.
отдельные неточности, объясняемые, вероятно, пробелом памяти при
воспроизведении событий большой давности.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
(Речь Ф. М. Достоевского на Пушкинских торжествах в Москве в 1880 году)
...Ровно четверть века назад, в той же зале, почти на том же месте, за
колоннами, я пережил ощущения, которые сохранились на всю мою жизнь. Это
было 8 июня 1880 года, во время торжества по поводу открытия в Москве
памятника Пушкину, на заседании московского Общества любителей российской
словесности, прославленном речью Достоевского. Из всех речей и вообще
публичных выступлений, которые мне пришлось когда-либо слышать и видеть,
ничто не произвело на меня такого сильного впечатления, как эта вдохновенная
речь.
246
Ясно помню, как, забравшись задолго до открытия заседания, я, тогда
лицеист одного из младших классов Московского лицея, стоял между колонн с
моим репетитором, студентом, жившим у нас в доме, которого мы все в доме
звали "энтузиастом" за постоянную восторженность. Он знал наизусть все
важнейшие стихи Пушкина, постоянно их декламировал и считал себя поэтом.
Громадная зала, уставленная бесконечными рядами стульев, представляла
собою редкое зрелище: все места были заняты блестящею и нарядною публикою; стояли даже в проходах; а вокруг залы, точно живая волнующаяся кайма, целое
море голов преимущественно учащейся молодежи, занимавшее все пространство
между колоннами, а также обширные хоры. Вход был по розданным даровым
билетам; в самую же залу, по особо разосланным приглашениям, стекались
приехавшие на торжества почетные гости, представители литературы, науки,
искусства и всё, что было в Москве выдающегося, заметного, так называемая "вся
Москва".
В первом ряду, на первом плане - семья Пушкина. Старший сын
Александр Александрович, командир Нарвского гусарского полка, только что
пожалованный флигель-адъютантом, в военном мундире, с седой бородой, в
очках; второй сын - Григорий Александрович, служивший по судебному
ведомству, моложавый, во фраке; две дочери: одна - постоянно жившая в Москве, вдова генерала Гартунга <...> и другая - графиня Меренберг - морганатическая
супруга
мать. <...>
Рядом с Пушкиными сидел, представляя собою как бы целую эпоху
старой патриархальной Москвы, московский генерал-губернатор князь Владимир
Андреевич Долгоруков. Он правил Москвою свыше двадцати пяти лет, <...> Рядом с ним сидел прибывший на торжества "по высочайшему повелению", как
представитель правительства, что придавало торжествам особое значение,
недавно сменивший на посту министра народного просвещения графа Д. А.
Толстого статс-секретарь А. А. Сабуров, единственный в зале в вицмундирном
фраке с двумя звездами и лентой по жилету, - высокий, худой, с сухим,
совершенно бритым лицом, в густо накрахмаленных воротничках, казавшийся как
бы олицетворением сановно-бюрократического Петербурга среди дворянско-
купеческой, ученой, литературной и аристократической Москвы...
С дворянством сидело именитое купечество московское: братья
Третьяковы - городской голова Сергей Михайлович, "брат галереи", и Павел
Михайлович - "сама галерея", как звали в Москве создателя знаменитого
Московского музея; тут же сидели владетели сказочных мануфактур...
Обращала на себя всеобщее внимание группа, сидевшая рядом. Это был
какой-то апофеоз тогдашней русской музыки. Оба брата Рубинштейна: директора
и создатели консерваторий, Антон - Петербургской и Николай - Московской. <...> Тут же сидел П. И. Чайковский, живший тогда в Клину под Москвою и недавно
поставивший в Москве своего "Евгения Онегина". Дня два перед тем, на рауте в
думе, он дирижировал своей новой симфонией, имевшей громадный успех {1}.
Рядом с ним сидел знаменитый петербургский виолончелист К. Ю. Давыдов,
живший тогда летом на даче под Москвою. Романсы его пользовались громадным
247
успехом в Москве, а необыкновенным исполнением "Сомнения" Глинки в той же
зале, я помню, как он обворожил всю Москву.
Адвокатский мир, игравший тогда в Москве значительную роль, был чуть
ли не весь налицо во главе с А. В. Лохвицким {2} и Ф. Н. Плевако. <...> Эстрада была устроена в конце зала, во всю его ширину, на том месте, где
двери ведут в Екатерининскую ротонду, где стояла бронзовая статуя
императрицы Екатерины. Эстрада была обита зеленым сукном, и во всю длину ее
стоял громадный стол; направо была устроена кафедра; за нею алебастровый
снимок памятника Пушкину, украшенный лавровым венком и цветами. Вокруг
стола стояло бесчисленное количество стульев, на которых сидели и между ними