Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
спросила, где квартира N 13. Он показал мне направо, где под воротами был вход
на лестницу. Дом был большой, со множеством мелких квартир, населенных
купцами и ремесленниками. Он мне сразу напомнил тот дом в романе
"Преступление и наказание", в котором жил герой романа Раскольников.
Квартира N 13 находилась во втором этаже. Я позвонила, и мне тотчас
отворила дверь пожилая служанка в накинутом на плечи зеленом в клетку платке.
Я так недавно читала "Преступление",
платок прототипом того драдедамового платка, который играл такую большую
роль в семье Мармеладовых. На вопрос служанки, кого мне угодно видеть, я
ответила, что пришла от Ольхина и что ее барин предупрежден о моем
посещении. <...>
Служанка пригласила меня в комнату, которая оказалась столового.
Обставлена она была довольно скромно: по стенам стояли два больших сундука, прикрытые небольшими коврами. У окна находился комод, украшенный белой
вязаной покрышкой. Вдоль другой стены стоял диван, а над ним висели стенные
часы. Я с удовольствием заметила, что на них в ту минуту было ровно половина
двенадцатого.
Служанка просила меня сесть, сказав, что барин сейчас придет.
Действительно, минуты через две появился Федор Михайлович, пригласил меня
пройти в кабинет, а сам ушел, как оказалось потом, чтобы приказать подать нам
чаю.
Кабинет Федора Михайловича представлял собою большую комнату в два
окна, в тот солнечный день очень светлую, но в другое время производившую
тяжелое впечатление: в ней было сумрачно и безмолвно; чувствовалась какая-то
подавленность от этого сумрака и тишины.
5
В глубине комнаты стоял мягкий диван, крытый коричневой, довольно
подержанной материей; пред ним круглый стол с красной суконной салфеткой. На
столе лампа и два-три альбома; кругом мягкие стулья и кресла. Над диваном в
ореховой раме висел портрет чрезвычайно сухощавой дамы в черном платье и
таком же чепчике. "Наверно, жена Достоевского", - подумала я, не зная его
семейного положения.
Между окнами стояло большое зеркало в черной раме. Так как простенок
был значительно шире зеркала, то, для удобства, оно было придвинуто ближе к
правому окну, что было очень некрасиво. Окна украшались двумя большими
китайскими вазами прекрасной формы. Вдоль стены стоял большой диван
зеленого сафьяна и около него столик с графином воды. Напротив, поперек
комнаты, был выдвинут письменный стол, за которым я потом всегда сидела,
когда Федор Михайлович мне диктовал. Обстановка кабинета была самая
заурядная, какую я видала в семьях небогатых людей.
Я
крик детей или шум детского барабана; или отворится дверь и войдет в кабинет та
сухощавая дама, портрет которой я только что рассматривала.
Но вот вошел Федор Михайлович и, извинившись, что его задержали,
спросил меня:
– Давно ли вы занимаетесь стенографией?
– Всего полгода.
– А много ли учеников у вашего преподавателя?
– Сначала записалось более ста пятидесяти желающих, а теперь осталось
около двадцати пяти.
– Почему же так мало?
– Да многие думали, что стенографии очень легко научиться, а как
увидали, что в несколько дней ничего не сделаешь, то и бросили занятия.
– Это у нас в каждом новом деле так, - сказал Федор Михайлович, - с
жаром примутся, потом быстро охладевают и бросают дело. Видят, что надо
трудиться, а трудиться теперь кому же охота?
С первого взгляда Достоевский показался мне довольно старым. Но лишь
только заговорил, сейчас же стал моложе, и я подумала, что ему навряд ли более
тридцати пяти - семи лет. Он был среднего роста и держался очень прямо. Светло-
каштановые, слегка даже рыжеватые волосы были сильно напомажены и
тщательно приглажены. Но что меня поразило, так это его глаза; они были
разные: один - карий, в другом зрачок расширен во весь глаз и радужины
незаметно {Во время приступа эпилепсии Федор Михайлович, падая, наткнулся
на какой-то острый предмет и сильно поранил свой правый глаз. Он стал лечиться
у проф. Юнге, и тот предписал впускать в глаз капли атропина, благодаря чему
зрачок сильно расширился. (Прим. А. Г. Достоевской.)}. Эта двойственность глаз
придавала взгляду Достоевского какое-то загадочное выражение. Лицо
Достоевского, бледное и болезненное, показалось мне чрезвычайно знакомым, вероятно потому, что я раньше видела его портреты. Одет он был в суконный
жакет синего цвета, довольно подержанный, но в белоснежном белье (воротничке
и манжетах).
6
Через пять минут вошла служанка и принесла два стакана очень крепкого,
почти черного чаю. На подносе лежали две булочки. Я взяла стакан. Мне не
хотелось чаю, к тому же в комнате было жарко, но чтобы не показаться
церемонной, я принялась пить. Сидела я у стены пред небольшим столиком, а
Достоевский то садился за свой письменный стол, то расхаживал по комнате и
курил, часто гася папиросу и закуривая новую. Предложил он и мне курить. Я
отказалась.