Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
нас главное - это окончание вашего романа.
Подходило 1-е ноября, срок доставки романа Стелловскому, и у Федора
Михайловича возникло опасение, как бы тот не вздумал схитрить и, с целью взять
неустойку, отказаться под каким-нибудь предлогом от получения рукописи. Я
успокоивала Федора Михайловича, как могла, и обещала разузнать, что следует
ему сделать, если бы его подозрения оправдались. В тот же вечер я упросила мою
мать съездить к знакомому адвокату. Тот дал совет сдать
официального лица. То же самое посоветовал ему и мировой судья Фрейман (брат
его Школьного товарища), к которому Федор Михайлович обратился за советом.
<VII>
29-го октября происходила наша последняя диктовка. Роман "Игрок" был
закончен. С 4-го по 29-е октября, то есть в течение двадцати шести дней, Федор
Михайлович написал роман в размере семи листов в два столбца, большого
формата, что равняется десяти листам обыкновенного. Федор Михайлович был
чрезвычайно этим доволен и объявил мне, что, сдав благополучно рукопись
Стелловскому, намерен дать в ресторане обед своим друзьям (Майкову,
Милюкову и др.) и заранее приглашает меня участвовать в пиршестве.
– Да были ли вы когда-нибудь в ресторане?
– спросил он меня.
– Нет, никогда.
– Но на мой обед приедете? Мне хочется выпить за здоровье моей милой
сотрудницы! Без вашей помощи я не кончил бы романа вовремя. Итак, приедете?
Я отвечала, что спрошу мнения моей матери, а про себя решила не ехать.
При моей застенчивости я имела бы скучающий вид и помешала бы общему
веселью.
На другой день, 30-го октября, я принесла Федору Михайловичу
переписанную вчерашнюю диктовку. Он как-то особенно приветливо меня
встретил, и даже краска бросилась ему в лицо, когда я вошла. По обыкновению, мы пересчитали переписанные листочки и порадовались, что их оказалось так
много, больше, чем мы ожидали. Федор Михайлович сообщил мне, что сегодня
перечитает роман, кое-что в нем исправит и завтра утром отвезет Стелловскому.
Тут же он передал мне пятьдесят рублей условленной платы, крепко пожал руку и
горячо поблагодарил за сотрудничество.
16
Я знала, что 30-го октября - день рождения Федора Михайловича, а
потому решила заменить мое обычное черное суконное платье лиловым
шелковым. Федор Михайлович, видевший меня всегда в трауре, был польщен
моим вниманием, нашел, что лиловый цвет, мне очень идет и что в длинном
платье я кажусь выше и стройнее. Мне было очень приятно слышать его похвалы, но удовольствие мое было нарушено приходом вдовы брата Федора
Михайловича, Эмилии Федоровны, приехавшей поздравить его
<...>
Вошел Аполлон Николаевич Майков. Он раскланялся со мной, но меня,
очевидно, не узнал. Обратившись к Федору Михайловичу, он спросил, как
подвигается его роман. Федор Михайлович, занятый разговором с невесткой,
вероятно, не расслышал вопроса и ничего ему не отвечал. Тогда я решилась
ответить за Федора Михайловича и сказала, что роман окончен еще вчера и что я
только что принесла переписанную последнюю главу. Майков быстро подошел ко
мне, протянул руку и извинился, что сразу не узнал. Объяснил это своею
близорукостью, а также тем, что в черном платье я показалась ему ниже ростом.
Он стал расспрашивать о романе и спросил мое мнение. Я с восторгом
отозвалась о новом, ставшем столь дорогим мне, произведении; сказала, что в нем
есть несколько необыкновенно живых и удавшихся типов (бабушка, мистер
Астлей и влюбленный генерал). Мы проговорили минут двадцать, и мне так легко
было разговаривать с этим милым, добрым человеком. <...>
Майков скоро ушел. Я последовала его примеру, не желая переносить
высокомерное отношение ко мне Эмилии Федоровны. Федор Михайлович очень
уговаривал меня остаться <...>. Он проводил меня до передней и напомнил мне
обещание пригласить его к нам. Я подтвердила приглашение.
– Когда же я могу приехать? Завтра?
– Нет, завтра меня не будет дома; я звана к гимназической подруге.
– Послезавтра?
– Послезавтра у меня лекция стенографии.
– Так, значит, второго ноября?
– В среду, второго, я иду в театр.
– Боже мой! У вас все дни разобраны! Знаете, Анна Григорьевна, мне
думается, что вы это нарочно говорите. Вам просто не хочется, чтобы я приезжал.
Скажите правду!
– Да нет же, уверяю вас! Мы будем рады вас у себя видеть. Приезжайте
третьего ноября, в четверг, вечером, часов в семь.
– Только в четверг? Как это долго! Мне будет без вас так скучно!
Я, конечно, приняла эти слова за милую шутку.
<VIII>
<...> В четверг, 3-го ноября, я с утра начала приготовления к приему
Федора Михайловича: сходила купить груш того сорта, которые он любил, и
разных гостинцев, какими он иногда меня угощал.
17
Целый день я чувствовала себя беспокойной, а к семи часам волнение мое
достигло крайней степени. Но пробило половина восьмого, восемь, а он все не
приезжал, и я уже решила, что он отдумал приехать или забыл свое обещание. В
половине девятого раздался наконец столь жданный звонок. Я поспешила