Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
приглашению его, пришел к нам. Впечатление он производил тогда
очаровывающее, и чем чаще виделся и беседовал с ним Федор Михайлович, тем
более любил и ценил его ум и солидную образованность. Один раз мой муж
высказал Вл. Соловьеву причину, почему он так к нему привязан.
– Вы чрезвычайно напоминаете мне одного человека, - сказал ему Федор
Михайлович, - некоего Шидловского, имевшего на меня в моей юности
громадное влияние. Вы до того похожи на него и лицом
мне кажется, что душа его переселилась в вас.
– А он давно умер?
– спросил Соловьев.
– Нет, всего года четыре тому назад.
– Так как же вы думаете, я до его смерти двадцать лет ходил без души?
–
спросил Владимир Сергеевич и страшно расхохотался. Вообще он был иногда
очень весел и заразительно смеялся. Но иногда, благодаря его рассеянности, с ним
случались курьезные вещи: зная, например, что Федору Михайловичу более
пятидесяти лет, Соловьев считал, что и мне, жене его, должно быть около того же.
И вот однажды, когда мы разговаривали о романе Писемского "Люди сороковых
годов", Соловьев, обращаясь к нам обоим, промолвил:
– Да, вам, как людям сороковых годов, может казаться и т. д.
При его словах Федор Михайлович засмеялся и поддразнил меня:
– Слышишь, Аня, Владимир Сергеевич и тебя причисляет к людям
сороковых годов.
– И нисколько не ошибается, - ответила я, - ведь я действительно
принадлежу к сороковым годам, так как родилась в тысяча восемьсот сорок
шестом году.
Соловьев был очень сконфужен своею ошибкою: он, кажется, тут только в
первый раз посмотрел на меня и сообразил разницу лет между моим мужем и
мною. Про лицо Вл. Соловьева Федор Михайлович говорил, что оно ему
напоминает одну из любимых им картин Аннибала Караччи "Голова молодого
Христа".
К 1873 году относится знакомство Федора Михайловича с Юлией
Денисовной Засецкой, дочерью партизана Дениса Давыдова. Она только что
основала тогда первый в Петербурге ночлежный дом (по 2-ой роте Измайловского
полка) и чрез секретаря редакции "Гражданина" пригласила Федора Михайловича
в назначенный день осмотреть устроенное ею убежище для бездомных. Ю. Д.
Засецкая была редстокистка, и Федор Михайлович, по ее приглашению,
несколько раз присутствовал при духовных беседах лорда Редстока и других
выдающихся проповедников этого учения {67}.
Федор Михайлович очень ценил ум и необычайную доброту Ю. Д.
Засецкой, часто ее навещал и с нею переписывался. Она тоже бывала у нас, и я с
нею сошлась, как с очень доброю и милою женщиною, выразившею ко мне при
кончине моего мужа много участия в моем горе.
63
В 1873
глава семьи, издавал журнал "Зарю", а его жена, София Сергеевна, была
редактором и издательницею детского журнала "Семейные вечера". Оба супруга
были очень нам симпатичны, и Федор Михайлович любил посещать их. У них в
1873 году состоялся, в присутствии многих литераторов, интересный вечер, когда
известный писатель А. Ф. Писемский читал свой не напечатанный еще роман
"Мещане" {68}. Наружностью Писемский не производил выгодного впечатления: он показался мне толстым и неуклюжим, но читал он превосходно, талантливо
оттеняя типы героев своего романа.
В 1873 году Федор Михайлович возобновил старинное знакомство с
семейством Штакеншнейдер, центром которого была Елена Андреевна, дочь
знаменитого архитектора. Она была умна и литературно образованна и соединяла
у себя по воскресеньям общество литераторов и художников. Она была всегда
чрезвычайно добра к Федору Михайловичу и ко мне, и мы очень сошлись {69}.
Впрочем, в те годы мне редко случалось бывать в обществе, так как дети были
малы и оставлять их на няньку было опасно.
Федор Михайлович всегда относился с большим сожалением к моему
вынужденному обстоятельствами домоседству и зимою 1873 года настоял на том, чтобы я воспользовалась представившимся случаем и абонировалась на
Итальянскую оперу, в которой блистали такие знаменитости, как Патти,
Вольпини, Кальцолари, Scalchi, Эверарди и др. <...> За детей я не беспокоилась, потому что Федор Михайлович в те вечера не уходил из дому и при каждом
шорохе или плаче ребенка тотчас шел узнавать о том, не случилось ли чего
дурного? <...>
А. Г. ДОСТОЕВСКАЯ
ИЗ "ДНЕВНИКА 1867 ГОДА"
18 апреля
<...> Мы наскоро собрались и пошли в галерею.
Наконец Федя привел меня к Сикстинской мадонне. Никакая картина до
сих пор не производила на меня такого впечатления, как эта. Что за красота, что
за невинность и грусть в этом божественном лице, сколько смирения, сколько
страдания в этих глазах. Федя находит скорбь в улыбке Мадонны {1}. <...> Феде нечего теперь читать, и я боюсь, что он, пожалуй, соскучится. Он
видел где-то "Былое и думы" Герцена, и ему захотелось прочесть. Он очень
сожалел, что это будет стоить два талера, но я упросила его купить. <...> Где-то в книжном магазине нам сказали, что "Былого и дум" нет, а есть