Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования

Коган Галина Фридмановна

Рассматривая роман "Преступление и наказание" как "всестороннюю картину общества" [1977] , Брандес выделяет на первый план его социально-критическое содержание. Он сочувственно отзывается о демократических симпатиях русского писателя, называя его "Уильберфорсом <…> париев" [1978] . Брандес, а вслед за ним и немецкие рецензенты романа, расценивают преступление, совершенное Раскольниковым, как общественную акцию. По мнению Брандеса, Раскольникова толкнули на убийство нищета и унизительное положение. Исходя из этого немецкие критики разрешают парадокс "благородного и самоотверженного человека, который стремится к добру, но творит зло" [1979] . Рейнгольд склонен рассматривать поступок Раскольникова как акт социальной справедливости и оправдать его тем, что тот стремился "помочь всем угнетенным, за счет которых паразитирует старая ростовщица" [1980] . В немецкой критике в целом приемлется точка зрения Брандеса, который считал, что преступление Раскольникова не уголовное

дело, а политическое убийство (с той лишь разницей, что политические террористы, по мнению датского критика, были уверены в своей правоте и потому не знали колебаний) [1981] .

1977

Вrandes G. F. M. Dostojewski. — Berlin, 1889. — S. 6.

1978

Там же. — С. 7-8.

Уильям Уильберфорс (1759-1831) — член английского парламента, выступавший против работорговли. Эти слова Брандес заимствует у Рейнгольда из его статьи в "Baltische Monatsschrift".

1979

Rollard G. Dostojewskys Roman "Raskolnikow". — S. 292.

1980

Reinholdt A. Geschichte der russischen Literatur… — S. 694.

1981

Brandes G. Dostojewski… — S. 17.

Споры немецких критиков идут и вокруг "теории" Раскольникова. Некоторые, как, например, Цабель, истолковывают ее так: "исключительные личности вправе, преследуя добрую цель, переступить через закон" [1982] . Иные же не усматривают в ней "доброй цели" и отвергают ее как "порочную" [1983] . Мнения критиков расходятся и в попытках объяснить генезис "теории": одни указывают на ее социальные корни, другие, следуя за Брандесом, ищут ее обоснования в психологии Раскольникова, который часто "холоден и бесчувственен до бесчеловечности" [1984] . Однако в обоих случаях подход к проблеме натуралистический.

1982

Zabel E. Literarische Streifziige… — S. 86.

1983

Rollard G. Dostojewskis Roman "Raskolnikow". — S. 292.

1984

Brandes G. Dostojewski… — S. 10.

Говоря о Раскольникове, критики не обошли молчанием и столь очевидные противоречия его натуры, которые являются, по убеждению натуралистов, отличительной чертой современного человека. Брандес подчеркивает, что Раскольников "убил предрассудок", но "остался по сю сторону пропасти" [1985] . Раскольников совершил убийство, но, как отмечает Конради, "все его существо возмущается против этого поступка". Иными словами, обобщает писатель, герой Достоевского — "искаженная натура" [1986] .

1985

Там же. — С. 13.

1986

Conradi H. Dostojewskij. — S. 424.

И здесь перед критикой встает вопрос: нравственна ли в конечном итоге эта "искаженная натура"? Ответ дается положительный. Внутренние терзания Раскольникова, его единоборство с самим собой реабилитируют его. Муки совести, единодушно считает критика, — высший критерий нравственности для современного человека. Раскольников наказан "все возрастающими муками от сознания собственной вины" (Рейнгольд) [1987] . Как полагает Блайбтрой, "Раскольников" — "это в первую очередь роман совести и только совести. Нигде мировая проблема, занимающая центральное место в судьбах человечества со времени Адама и Евы, всемогущая власть <…> бога, которого мы называем "совестью", не находила такого исчерпывающего решения, нигде, за исключением немногих произведений Байрона и Шекспира…" [1988] . Раскольников очищает себя нравственно не столько наказанием, сколько раскаянием, к которому ведет его, по мнению Генкеля, "сила чистой любви" [1989] .

1987

Reinholdt A. Geschichte der russischen Literatur… — S. 695.

1988

Редакционная неподписанная заметка в разделе "Literarische Neuigkeiten" // Das Magazin fur die Literatur… — Jg. 56. — 1887. — Bd. Ill. — № 7. — S. 97-98 (журнал этот редактировал Влайбтрой с 1886 г.).

1989

Henckel W. F. M. Dostojewski. — S. 78.

Оправдывает Раскольникова и Цабель:

"Чтобы нравственно возвысить своего героя, невзирая на его преступление, Достоевский поставил рядом с ним помещика Свидригайлова, низкого сладострастника и своекорыстного убийцу" [1990] .

Однако эта реабилитация вовсе не означает, что немецкая критика стремится сделать из Раскольникова идеального героя. Она принимает его именно как "искаженную" натуру, как человека, индивидуализм которого находится в противоречии с его нравственным сознанием, как личность с "современной" психикой. В этом смысле отношение натуралистов к Раскольникову было двойственным. Натуралисты не идеализировали преступность: напротив, она была для них бесспорным социальным злом. Никто из

немецких критиков не оправдывает Раскольникова как человека, совершившего убийство — безнравственный, аморальный поступок. С другой стороны, в немецком натурализме, выделявшем на первый план противоречивость и "разорванность" нового человека, бытовала точка зрения, что именно преступник наиболее полно воплощает современную личность. В преступлении человек как бы являет себя во всей своей полноте, во всей своей разноречивости, как бы выходит из рамок заурядного бытия. Один из вождей немецкого натурализма, Отто Брам, в статье, красноречиво озаглавленной "Поэзия и преступление", отчетливо выразил это мнение.

1990

Zabеl Е. Literarische Streifziige… — S. 93.

Возражая критикам, протестовавшим против того, что преступник стал едва ли не центральной фигурой в современной литературе, Брам пишет:

"Разве вся мировая литература от Эсхила до Достоевского не предпринимала одну попытку за другой, стремясь отыскать человека там, где через насильственный акт он выходит из состояния индивидуальной ограниченности?"

Перечисляя героев-преступников классической литературы, Брам ставит Раскольникова в один ряд с Эдипом, Макбетом и Карлом Моором. "Целая галерея преступников — достаточно, чтобы вызвать гнев у эстетствующих судей!" [1991] — завершает свое рассуждение критик. Не случайно видный философ немецкой психологической школы И. Фолькельт вспоминает о Раскольникове в своей известной книге "Эстетика трагического". "Трагическое, — сказано у Фолькельта, — кроется главным образом в безмерных притязаниях индивида…" Эти притязания расцениваются как вина, а она увязывается с "обособленностью" человека, с его одиночеством [1992] . К таким трагическим героям немецкий эстетик наряду с Фаустом (первой части трагедии Гете). Манфредом, Каином и К. Моором причисляет и Раскольникова.

1991

Brahm О. Poesieund Verbrechen // Freie Biihne. — Jg. I. — 1890. — №. 7. — S. 206.

1992

Vоlkelt J. Ssthetik des Tragischen. — Munchen, 1897. — S. 106-107.

В своем понимании трагического писатель-натуралист Карл Гауптман также исходит из "теории вины и возмездия, искупления". Правда, трагическую вину он ищет не в "противозаконном или безнравственном поступке", а в темпераменте человека, в непреодолимой силе инстинкта или же в человеческих слабостях. Так, приводя в пример Мармеладова из "Преступления и наказания", он видит трагизм в борьбе "истинно доброго начала" в человеке с его несостоятельностью, проявляющеюся в его слабостях и наследственных пороках. Другими словами, К. Гауптман трактует трагическое в биологическом аспекте [1993] .

1993

Stroka A. Carl Hauptmanns Werdegang. — Wroclaw, 1965. — S. 88.

В своем подходе к Достоевскому К. Гауптман не был одинок. И другие натуралисты, анализируя Достоевского и его творчество, также руководствовались биологическим критерием. Например, Иоганнес Шлаф, один из основоположников немецкого "последовательного" натурализма, прямо заявляет: "Физиология-патология у Достоевского полностью раскрыты, проанализированы и разобраны вплоть до последнего вздрагивания малейшего мускула" [1994] . Впрочем, насколько можно судить, этот столь характерный для европейского натурализма принцип не сыграл существенной роли в восприятии творчества Достоевского. Главным в Достоевском для натуралистов был психологизм, и именно с ним, а не с физиологией увязывали они патологию и болезненность его героев.

1994

История западноевропейского театра. — Т. 5. — М., 1970. — С. 456.

Немецкая критика высоко оценила художественные достоинства романа "Преступление и наказание", где, как считает Генкель, "в полной мере проявились все грани своеобразного дарования писателя" [1995] . Одна из этих граней — "шекспировская смелость в обрисовках характеров" [1996] . Все герои, отмечает Г. Роллард, "представляют собой реальные, типичные, специфически русские характеры" [1997] . Брандес считает, что все они "почти без исключения <…> не уступают главному герою по выразительности и убедительности", что в романе "нет ни одного лишнего персонажа" [1998] .

1995

Henckel W. F. M. Dostojewsky. — S. 78.

1996

Маlkowsку G. Der Hahnrei // Die Gegenwart (Berlin). — 1888. — Bd. 33. — № 26. — S. 408.

1997

Rollard G. Dostojewskys Roman "Raskolnikow". — S. 292.

1998

Brandes G. Dostojewski. — S. 19.

Однако Достоевского-художника критика принимает отнюдь не безоговорочно. Например, Генкель указывает, что русский писатель редко перерабатывал свои произведения.

"В этом их сила и слабость. Слабость — в художественном несовершенстве, сила — в свежести и непосредственности изложения, что отличает все его произведения" [1999] .

Некоторые критики были даже склонны абсолютизировать эту "слабость".

Характерно следующее высказывание Брандеса:

1999

Henckel W. F. M. Dostojewsky. — S. 80.