Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия
Шрифт:
– Равнодушно, – протянул Кейел, будто выцепил лишь одно слово из моего высказывания. Он оттолкнулся от перил, медленно отступил, тихо проговаривая: – Я к Айвин. Не вздумай приносить мне фрукты, я не голоден. Да и пирожки тут готовят невкусные.
Он прошел пару метров, остановился и оглянулся, напоминая:
– Я принесу артефакт с амулетом.
Глава 16. В тихом омуте…
Ближе к закату Кейел нашел меня в парке. Он быстро передал мне крохотный круглый флакон, уместившийся в ладони, словно ягода крыжовника, а следом стеклянную
В комнате я позволила себе подробнее рассмотреть амулет и артефакт. Что из этого являлось амулетом, а что артефактом, не разобралась, как и не знала, в чем отличия. Стекло флакона казалось мутным, будто с серыми разводами, которые лучше проглядывались на свету. Зато стекло пластинки было абсолютно прозрачным, а по железной кайме тянулась вязь символов. Небольшая плетенная корзинка, в которой всегда лежали красиво сложенные салфетки, стояла на тумбочке. Именно под салфетками я и спрятала важные для задания вещи. Сонное зелье для Волтуара решила использовать тоже, что пила сама: безопасное, безвкусное, а в сон клонит так, будто очень сильно устал. И пока голова не коснется подушки, зелье словно и не действует вовсе. С делом, изматывающим остатки совести, хотелось разобраться как можно скорее. Вот только мне определенно не везло…
Волтуар и Акеон не появились на ужине. Несколько раз я порывалась прикоснуться к метке, но не была уверена, что Волтуар бросит все дела и прибежит ко мне. А если позовет в кабинет, то что ему говорить? Вспоминая однорукого гелдова, совсем не хотелось отвлекать правителей. И это желание заставляло еще раз взвесить свои возможности и риски… Один день, если я поверну время вспять, для меня ничего не решит, а вот если не осилю, то рискую чьим-то благополучием. Я все еще ненавидела Фадрагос, но почему-то думая о нем, вспоминала Роми и его «подсказку». «Они могут быть добры…». Жители Фадрагоса не виноваты, что я по невообразимой случайности очутилась в их мире.
Глубокой ночью меня потревожил Волтуар, но едва ли пытался растормошить. Сквозь пелену сна я запомнила, как он сидел рядом со мной, о чем-то еле слышно говорил, гладя мою щеку тыльной стороной ладони. Кажется, он просил прощения, что не сумел уделить мне внимания, а еще признавался в любви. Наутро я старалась относится к этому, как к кошмарному сну, – как можно скорее забыть.
На завтрак никто из правителей не явился, чему я втайне порадовалась. Но Кейел быстро испортил настроение и аппетит, часто целуя Айвин, нежно улыбаясь ей и заботливо ухаживая за ней. Зато благодаря ему, я поняла, что решиться на задуманное будет гораздо проще. Злость буквально толкала на разрушение.
Возвращение Ромиара из города я ждала с нетерпением. Зажав под мышкой книгу с рецептами зелий, бродила по дорожке, пролегающей под высокой дворцовой стеной, и часто смотрела на небольшие ворота, безжалостно уничтожая бутон садовой розы. Кожу на пальцах пропитал сок шипастого цветка, и я кривилась от стойкого запаха, но продолжала отрывать, скатывать и мять тонкие лепестки, превращая их в кашу. Сегодня зелье желания прекратило действовать, а при воспоминаниях о Кейеле… о нас… внутри меня все равно все переворачивалось. Я будто видела нас со стороны, и почему-то в самых ярких моментах не я грелась в руках Вольного – Айвин была на моем месте. Дурно становилось, представляя их. Но болезненней всего оказались воспоминания нашего пути к деревеньке у Края: камушек, который мы пинали, пасуя друг другу; беззаботная беседа о веселых происшествиях наших жизней; щекотки, шутливые толкания – ребячество… Почему-то мне отчаянно не хотелось, чтобы Кейел вел себя так
Вообще ни с кем, кроме меня.
Когда Ромиара впустила стража, я сорвалась с места к нему. Он даже не посмотрел в мою сторону, лениво проговорив:
– Сумка тяжелая. – И любезно предложил: – Могу отдать.
Я промолчала, просто зашагав рядом. Хотела спросить: скучает ли он по Елрех, но передумала. Во-первых, больше не стремилась сблизиться с ним; во-вторых, была уверена, что скучает, и я только надавлю на больное своим вопросом.
В полном безмолвии мы добрались до домика, который выделили мне под алхимию. Дверь скрипнула, впуская нас в душное, тесное помещение, пропитанное пылью и затхлостью. Я кинула книгу на угол полированного стола, испещренного старыми царапинами, и она накрыла прожженные пятна. Под подошвой сандалий хрустнул уголек, рассыпаясь в черный песок.
– Вот же… – поморщилась я, осторожно приподнимая ногу.
– Зачем тебе табак и парцимия? – поинтересовался Ромиар, опуская тяжелую сумку на стол.
Старые резные ножки нехорошо простонали под весом, и я заволновалась за сохранность своих вещей. Обычные склянки и колбы – еще ерунда, а вот эксикатор хранил в себе пыльцу ночной духоловки, да и колбу из огненного кварца пришлось заказывать и ждать, когда ее привезут из Обители гильдий – только там и нашли. Упадет все – придется ждать, когда Ромиар купит новый алхимический инструментарий.
– Хочу сварить сложное зелье. Карьерный рост лишним не будет, – пробормотала я.
Стол выстоял. Вот только я все равно поспешила к нему, осторожно подняла эксикатор и перенесла на подоконник крохотного окошка. Опрометчиво подула на его неприглядную серость и отшатнулась от плотного облака, взмывшего перед самым носом. Я еще дважды дунула на танцующую в воздухе пыль. Неужели верю, что она осядет? Уступила в этой борьбе и отправилась ко второму окошку, где поставила емкость прямо на пыльную поверхность. Двумя пальцами сдвинула желтоватые занавески, скрывая в легкой тени ценный ингредиент от палящего солнца. Обернулась и замерла от испуга.
Ромиар открыл книгу на закладке и, не опуская подбородка, равнодушно бегал взглядом по строкам выбранного мною рецепта. Я сорвалась с места, в два шага сократила расстояние между нами и захлопнула книгу. Небрежно переложила ее на полку громоздкого шкафа.
– Будет больно, – резюмировал Ромиар за спиной.
Я подошла к лавке, зачерпнула порошок и окунула руки в стоящую рядом миску с водой. Тщательно вымывая ладони, произнесла:
– Я не собираюсь пить зелье. Просто учусь.
Ромиар еще какое-то время угнетал пристальным взглядом, а затем оставил меня одну.
«Его мать появилась в деревне на поздних сроках, о муже ее никто не слышал, из какой гильдии была тоже неизвестно. Местные предполагали, что изнасиловали девушку, и она скрывалась»…
Рассказ Волтуара подбадривал. Я все делаю правильно.
Тяжелая парцимия – токсичная ягода зеленого цвета, – была размером с дыню. Твердую шкуру пришлось отбивать молоточком, а пилить ягоду на лавке. Эвкалипт, размятый в ступке, стоял рядом, нейтрализуя токсин в воздухе. Деревянной ложкой я выскребла с мягкой сердцевины, напоминающей по виду персик, серый комок косточек. Его сразу же закрыла в склянке плотной крышкой и поставила на стол. Колба уже висела в конструкции, заменяющую тут спиртовку, а огненные духи лизали стеклянное дно. Вытяжка чистотела смешивалась с толченными корнями ассбина – хищного цветка, – загустевала, медленно перенимая фиолетовый окрас, и едва слышно булькала. Свежие листья табака я переложила в миску. Вытащила из сумки кулек из листьев ледяного острокола. Слизь, напоминающая нефть, испачкала их, пропитала. Черное сердце ритхиды – нечисти, предпочитающей в рацион детей, заблудившихся в лесу, – воняло тошнотворной сладостью. Я положила его в миску и поспешила помыть руки от черноты. Вернулась и сразу же потянулась к мешочку с морской солью.