Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия
Шрифт:
Она замолчала, глядя под ноги и прижимаясь к стене. Я тоже молчала. Мое сердце не смягчилось. У девочек и той жизни не было, так отобрали даже жалкую, трудную. И что же послужило причиной? Любовь к Волтуару?
– Танорд не мог взять меня в жены. Но чего не сделаешь ради любимых? Когда он предложил мне отправиться на отбор любовниц к Волтуару, я не раздумывая согласилась. Меня не интересовали выгоды этого положения, хоть оно и возвращало устойчивость нашей семье: оставляло за нами статус почтенных и прощало отцу ошибку. Куда более подкупало снова побыть рядом с Волтуаром, попытаться заслужить его любовь. Если бы только он полюбил меня… – протянула она, опять с нежностью улыбнувшись. – Но достаточно было
Я упрямо молчала, стиснув зубы. Бушующий гнев успел пройти, но злость и обида грызли выдержку и подтачивали терпение.
– Знакома, – без моей помощи ответила Сиелра, снова покрутив кольцо на пальце. – Я знаю, что знакома.
Она неспешно вернулась к кровати и села на краешек, упершись ладонями в матрас.
– С бедняжкой Альхинтой судьба сыграла жестокую шутку. Ты помнишь ее? Вторую любовницу Волтуара, вынужденную, как и я, уехать из дворца? Ее отец отправился с дипломатическим визитом в Васгор, а оттуда прислали его начисто вымытые кости, перевязанные веревкой. Позже выяснилось, что веревка была из его сухожилий. Мы – любовницы, жены, сестры, матери почтенных и небесных, – никогда не вмешиваемся в дела мужчин, поэтому подробностей Альхинта не узнала. А ее мама тем же закатом, как получила посылку, наелась одурь-травы и заперлась в подвале за крепкой дверью. Когда к ней смогли добраться, ее тело уже окоченело. Я жалела Альхинту и не смогла отобрать у нее шанс на удачный брак. Чем дольше пробудешь любовницей, тем сильнее тебя будут ценить. И это правильно. Тут нас воспитывают так, как не смогут воспитать ни родители, ни гувернантки самых лучших гильдий. Тут мы учимся уважать мужчину, быть всегда рядом, когда ему нужно, и не мешаться под ногами, когда он занят. Безродная девица, подобранная на улице, никогда не сможет этого понять. Ты ведь так и не осознала, какое счастье оказалось у тебя в руках, Асфирель?
Я не ответила, продолжая молчать. Сиелра права. Я не способна оценить любовь Волтуара по достоинству. Но что это меняет в ее озвученном приказе? К чему была та показательная жестокость? Всего лишь месть, оправданная неразделенной любовью.
– Молчишь, – кивнула она, сцепив руки в замок. – Я забочусь о нем, а он заботится о народе.
– Толкая невинных на преступление, а затем убивая их? – процедила я сквозь зубы.
Сжала подлокотники и глубоко вдохнула. Заживающая ранка на щеке зачесалась, и я скривилась.
– Опять оскорбляешь, – посетовала Сиелра, – но я прощу и объясню. Я не могла оставить их возле себя. Сегодня они попытались отравить тебя, поклявшись кому-то в верности, а завтра такое могло случиться со мной или моим мужем.
Я скосила взгляд на столик у дивана; на нем стоял поднос с фруктами и маленький нож. Нет, эту тему надо прекращать, иначе я натворю больше бед.
– Зачем вы пришли, почтенная? – спросила, посмотрев ей в глаза.
– Попрощаться, – улыбнулась она, склонив голову набок. – Я несу ответственность за своих слуг. К сожалению, правители настояли на том, чтобы я оставила супруга и отправилась домой. Танорд пытался переубедить их, но не вышло, – коротко пожала плечами. – Прямо сейчас мои вещи пакуют. Мне разрешили остаться до рассвета, и я даже согласилась, но потом передумала. Появились кое-какие важные дела.
Сиелра поднялась и медленно зашагала к выходу. Я смотрела на осанистую
– Ах, да.
Сиелра остановилась в центре комнаты и, повернувшись ко мне боком, сложила руки на животе. От неприятного предвкушения к горлу подкатил горький комок, а челюсть непроизвольно сжалась так, что зубы чуть заныли.
– В ночь казни я хотела убедиться, что у тебя все хорошо. Женщин не допускают к таким мероприятиям… – поморщилась она. – Я хотела поддержать тебя добрым словом, но поняла, что опоздала. Любить Вольного, и быть его любимой… Как это? Они ведь путаются в своих чувствах. Да и не живут долго… Надеюсь, ты успела с ним попрощаться, – улыбнулась до ямочки на щеке. – Если нет, то я могу передать несколько слов ему. Наверное, северяне отказались прибыть сюда, поэтому он уезжает. Видела, что уже собрал вещи и отправился к стойлам.
Я сглотнула, но удушливый комок никуда не исчез. Сердце загрохотало, а вспотевшие ладони заскользили по отполированному дереву.
– Неужели ничего не хочешь передать ему, Асфирель? Я ведь не шучу о жизни Вольных, они гибнут в самых неожиданных местах. А тут такие опасные тропы при спуске с плато… Нет, – отшатнулась она, прижимая руки к груди, – ты не бойся! Как болезненно побледнела… Какая же ты впечатлительная, – покачала головой, пока я старалась не зажмуриться от головокружения и тошноты. – Мне сказали, что я могу остаться до рассвета, но я решила, что миссия Вольных для всех важна. Думаю, до полуночи мы с ним спустимся с плато. Тебе не о чем беспокоиться, у меня много верных слуг и стражи. Они умеют защищать от любой опасности и устранят любого врага. Мне стоит только указать.
Ее голос звучал еще немного, а затем она ушла.
Сердце билось колоколом, расшатывая все тело, отдаваясь в горле, пульсируя в висках. В глазах плясали черно-красные точки, а ноги приковались к полу.
Если Сиелра говорила правду, то она убьет его. Совсем скоро убьет. Как Тиналь и Фираэн. Безнаказанно и жестоко.
Продолжение от 21.03
Я старалась успокоиться и прогонять мрачные мысли, но получалось отвратительно. Мешало багровое солнце, коснувшееся кромкой горизонта. Голос Сиелры, приказывающий казнить девочек, звучал в голове набатом. Воспоминания окровавленной каморки, с сидящим внутри нее беспомощным Вольным, не позволяли угомонить страх. В какой-то момент я пыталась остепенить переживания мыслями о доме, о сокровищнице, о северянах – о цели, но все без толку.
Если допустить вариант, что Сиелра не обманула, и Кейел уезжает, значит, северяне не приедут во дворец. Тогда тягостное ожидание теряет всякий смысл.
Да и так ли просто тебе позволят подступиться к соггорам, Аня? Ты же видела, как тут пресекают любопытство девушек к любой политической теме.
Я поморщилась, разворачиваясь на пятках и направляясь в другой угол комнаты. Последняя мысль была оправданием клокочущему внутри желанию – броситься вслед за Вольным. Хотелось раз и навсегда вырваться из этой просторной клетки.
Кеша заворковал и оттопырил крыло, словно мысли подслушал. Я нахмурилась, глядя на него, рассматривая золотые прутья.
Возможно, если северяне приедут, я смогу проявить наивное любопытство. В конце концов, мой мир населяли только люди. Все будет выглядеть естественным и оправданным.
И все же я подошла к столу и стянула с него маленький камушек. Несколько раз сжала его и отбросила обратно. Мои звонкие шаги вновь заполнили вечернюю тишину комнаты, догоняя стуком грохот сердцебиения.