Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия
Шрифт:
– Ты подписала соглашение, – обернулся Волтуар. – Когда указанный в нем срок истечет, ты сможешь…
Он шумно вдохнул, а затем быстро подошел ко мне. Я дернулась, съежившись и выставив руку перед лицом.
– Асфирель, я не собирался… – не договорил, снова обрывая высказывание. Осторожно отвел мою руку и попросил: – Посмотри на меня. Я же говорил, что не обижу тебя. Дай мне шанс все наладить между нами.
– Я недостойна вас.
– Неправда.
Нужно, Аня! Иногда нужно сказать правду!
– Я изменила вам.
В комнату
– Была с другим, – тихо уточнила, чтобы не приписали измену региону. – Я недостойна вашей любви, – повторила, не заметив изменений на красивом лице. Паника внутри росла. Почему не спрашивает с кем и когда? Почему не уточняет? Почему?.. Выдохнула: – Вы знали. Вы все знали.
– Он уедет из дворца, и у нас появится шанс.
Кейел вот-вот уедет. Я взглянула на окно, убеждаясь, что теряю бесценное время. До конца срока меня не отпустят. Стоит ли тратить минуты на мольбу?
– Волтуар, сейчас нет времени, – посмотрела в змеиные глаза. – Позже я за все попрошу прощения и расскажу, как так получилось. Если бы не зелье, я бы… Пожалуйста, сделайте для меня кое-что. В последний раз. Я больше ничего и ни о чем не попрошу. Кейела хотят убить. Его нужно предупредить об этом.
Он не двигался, не отрывал хмурого взгляда от моего лица.
– Иди к себе, Асфирель.
– Волтуар… Почтенный, я умоляю, – не раздумывая ни секунды, опустилась на колени. – Прошу вас.
– Не смей! – рывком поднял он меня и прошипел: – Откуда ты взяла этот жест?
«В моем мире…» – осталось невысказанным, проглоченным в попытке избавиться от тугого кома.
– Так приветствуют соггоров. Повторишь это перед шан’ниэрдами, и тебя убьют за оскорбление!
Он поморщился, сильно сжимая мое плечо. Останутся синяки.
– Простите, я… – все же всхлипнула, ощутив горько-соленый вкус слез. – Я всему научусь. Предупредите Вольного, а я пойду к себе и больше никогда… Я больше не хочу быть виноватой. Я сделаю все, что попросите, только предупредите его.
Рука не перестала болеть, но немного полегчало, когда Волтуар разжал пальцы. Он отступил, отвернувшись от меня. Выглядел растерянным.
– Прикосновения, Асфирель, – тихо заговорил. – К любовницам не прикасаются другие мужчины. Считается, из вежливости. Стражники знают, что это не так, но связаны клятвой верности и никому не рассказывают. Метка позволяет узнать о девушке многое. Например, хорошо ей с нами или нет. Я терпел и приходил к тебе как можно реже. Не надоедал.
Стало прохладнее. По ногам пробежалась легкая дрожь.
– А зелье желания… Вы сами приходите к нам во дворец, ищете выгод, притворяетесь.
Я вспомнила Волтуара в первые дни нашего знакомства. Он был другим: строгим, немногословным, высокомерным, даже хитрым. Когда он изменился? Кажется, после того, как вернулся с казни.
– Асфирель, – тверже обратился и гордо прошел мимо меня к комоду, продолжая уверенно говорить: – Метка позволяет нам чувствовать, когда вам на самом деле хорошо и когда противно. Зелье помогает не только любовницам. Нам, правителям, тоже. Оно позволяет расслабиться и не чувствовать себя виноватыми. А когда его нет… – выдвинул верхнюю полку и вытащил знакомый золотой футляр.
Нет, я не готова принять ис’сиару.
Кто у тебя спрашивает, Аня? Это плата за просьбу. Ты же сама сказала, что сделаешь взамен все, что попросят.
Я бросила взгляд на дверь. И снова на Волтуара. Надеть ее, или позволить Вольному уехать в неведении?
Волтуар приблизился вплотную, нависнув надо мной и спросил:
– Кто из нас двоих насильник, Асфирель?
Я отвернулась, чтобы не видеть его глаз. Он склонился ко мне, обдавая висок горячим дыханием. Притронулся к руке, погладив метку, и она снова потеплела. Футляр с тихим стуком коснулся поверхности стола. Он был открыт, а внутри лежал широкий браслет тонкого плетения. Словно из золотой паутинки.
– Я все чувствовал.
Я зажмурилась, понимая, что не смогу надеть браслет. Сжала кулаки, осознавая, что принесла Волтуару страдания. Как выбрать, когда выбора нет?
– Я все прощу тебе. И я всегда буду тебя…
Порывистый выдох пошевелил волоски, пощекотал щеку. Мне казалось, что я ощущаю его губы возле своих. Однако Волтуар не поцеловал, я почувствовала, как он отступил. Все еще боялась открыть глаза. Услышала шаги, чуть поежилась от прохлады. Постояла немного неподвижно, а затем рискнула – осторожно подняла веки. Нахмурилась, глянув на плечо. Сердце забилось в бешеном ритме, дыхание сбилось. Метки не было. Я отскочила от стола, оборачиваясь и высматривая Волтуара.
Правитель с гордой осанкой стоял у окна. Я не видела его лица. Может, как и я секундами ранее, закрыл глаза, а может, смотрел на закат. С его крепко сцепленных рук за спиной стекала тонкая дорожка крови, собиралась на коготке и срывалась тяжелыми каплями на пол. Я глянула на ис’сиару и на негнущихся ногах шагнула назад. И еще… Понимала, что Волтуар сейчас надеется. Наверное, будет надеяться даже тогда, когда услышит, как закрылась дверь. Любовь шан’ниэрдов – проклятие для них. И для окружающих их существ тоже.
Взявшись за холодную ручку двери, я остановилась. Волтуар по-прежнему заслонял закатные лучи, словно окаменел и разучился дышать. Хотелось сказать ему спасибо за все, но его неподвижность, осанистость говорили лишь о нечеловеческом самоконтроле. Наверное, в нашем случае любая озвученная благодарность прилетит плевком в душу.
Я прикрывала дверь так тихо, как если бы от этого зависела чья-то жизнь. Пусть его надежда поживет еще немного. Пусть живет подольше. Быть может, и у нее бывает срок годности, тогда ее смерть принесет меньше боли.