Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия

Савченя Ольга

Алурей, ты предупреждал. Предупреждал, что будет трудно, но я не знал, насколько чувства бывают опасными. Хочу снова коснуться тебя и забыть о них. Я опьянен, и мне нужно протрезветь. Видеть мир правильно, непредвзято. Хочу быть свободным.

Прислушался к себе, но не ощутил той давней связи. С первым глотком эмоций я потерял ее.

Алурей, я был Вольным. Был, когда ты прогнал меня. А сейчас, посмотри, в кого я превратился.

Безвольное ничтожество.

– Ты совсем не спишь?

Сердце сорвалось

вниз, но я не вздрогнул. Ничтожество. Даже не заметил и не услышал, как ко мне подобрались. То, что он тоже Вольный, не оправдывает рассеянность.

Я поднял голову и сказал:

– Тебя не должно тут быть.

Беловолосый стоял, прислонившись к дереву и играя с дротиком. Нагло ухмыльнулся, раздражая.

– Ты не запрещал. Не волнуйся, меня никто не видел.

– Что у тебя?

Он растерял наглость. Отвернулся, глядя на землю. Его хвост повис без движения, что очень странно.

– Со своими чувствами к фангре разбирайся сам, – произнес я, оглянувшись на дверь сарая с надеждой, что она вот-вот откроется.

Второй рассвет.

Боковым зрением уловил движение Ромиара – ног коснулось что-то легкое. Я посмотрел сначала на Вольного, сталкиваясь со злобным волчьим взором, а затем опустил глаза. На коленях лежали два тонких плетения из… Приподнял одно двумя пальцами и изогнул бровь.

– Волокнистая верба и немного аниса, – произнес шан’ниэрд.

– Анис?

Он пожал плечами.

– Я не знаю, какие духи ведут тебя.

Вероятнее всего, мой смех будет неуместен, но как же трудно сдержаться.

– Мои духи не боятся аниса, в них нет зла. И зачем мне твои ис’сиары?

Я подцепил и вторую, хотел бросить их обратно Вольному, но услышал:

– Мои лежат в сумке, а эти для тебя и Асфи.

В груди и животе на миг полегчало, будто землю выдернули из-под ног, а для вдоха понадобились усилия. Я отшвырнул браслеты ему под ноги, и стало немного легче.

– Выбрось их.

Он не двинулся с места.

– Забери! Сейчас же, – тихо потребовал, и он выполнил приказ, поднимая с земли плетения.

– Они забудут о нас, ты этого хочешь? – выпрямляясь, произнес он. – Забудут. И это будет правильно, потому что мы ничего им не оставим. Ничего не можем дать, ничего не можем обещать.

Наглец заходил от дерева до навеса, собирая сапогами пыль с протоптанной земли. Хотелось заткнуть его, но что-то останавливало. И я продолжал слушать.

– Мы отнимаем их время, пользуемся их добротой. – Он сжал кулаки, оскалился, хвостом хлестнул по столбу. Быстро приблизился ко мне и, глядя в глаза, спросил: – Как часто она благодарит тебя?! Ублюдка.

Вцепившись, в веревки гамака, сказал:

– Говори о себе.

– А чем мы отличаемся, Вольный? – отступил он, тихо посмеиваясь. Развел руками. – Духи! Чем мы отличаемся?! Я видел твою реакцию на слова Вестницы.

Она знает о жадности и голоде, но ты не говорил ей. – Покачал головой. – Не говорил, потому что там, – указал в сторону поселения, – слушая ее, ты испугался и разозлился на меня. У Вольных один завет на всех.

– Видимо, один, – согласился я.

Почему злость отпускает? Откуда черпает силы усталость?

– Точно один, – нахмурившись и вновь заиграв дротиком, кивнул Ромиар. – Ты знал, что она вестница? Знал, и поэтому подарил ей Единство.

– Нет, – зажмурился, пережидая красные вспышки в глазах. – Нет.

– Не знал? – удивился Вольный.

Она не вестница.

«Пожалуйста, пожалуйста»…

Духи Фадрагоса, пожалейте ее, найдите другую жертву.

Ветер шумел травой и листвой, успокаивал, но птицы раздражали.

– И что ты чувствуешь сейчас? – тихо спросил Ромиар.

О сапоги что-то ударилось. Я открыл глаза и вновь увидел плетения.

– Ты приказал выбросить их – я выбросил. Можешь потоптаться.

Он шагнул назад, а затем быстро направился к поселению. Когда отошел метра на три, я громко спросил:

– Зачем тебе это?

Ромиар остановился, обернулся. Серые губы были сжаты, а возле носа залегли морщины. Он ненавидит нас и ничего не может с этим поделать. Тогда зачем это все? Что-то планирует?

– Если Елрех согласится, то ближайшее полнолуние мы проведем возле священного кольца. Наш с ней обряд состоится, потому что ты разрешишь.

Сумасшедший. Я запрокинул голову назад и из-за солнечного света, проникающего под листву, сощурился. Что фангра наговорила Вольному, раз желание стать ее мужем настолько сильное? Мы умрем, и поэтому обряд бессмыслен, но если ему так приспичило, то пусть потешится.

Улегшись на гамак, я положил руки под голову.

«Наша дорога извилиста: она калечит ноги, бьет по рукам, а после рвет душу в клочья» – слова, отобравшие покой и сон.

Ее душа была невинной. В регионе Ночной смерти я видел, как сильно она испугалась, приставив кинжал к моей шее. И у Стрекозы, убив воровку, Аня обомлела, а слушая крики приговоренных служанок, умирала вместе с ними.

Но она не умеет хранить тайны. Пожаловалась на меня Волтуару, рассказала обо мне Ромиару… Он ошибается: вестница не может быть такой.

Пусть бы он ошибался.

Я закрыл глаза.

Лиертахона мало, чтобы уберечь Аню от Фадрагоса. Слишком слабая, невнимательная и хрупкая. Всегда нуждается в поддержке и чьем-либо присутствии рядом. Елрех не хватит сил, чтобы защищать ее. Нужно просить соггоров, чтобы после моей смерти, они оставили ее поближе к себе и присматривали за ней. У меня осталось мало времени, а ей еще так многому нужно научиться.