Фагоцит разбушевался
Шрифт:
– Все элементы комплекса, кроме второй ступени ракеты-носителя и «Союза», многоразовые, - уточнил я.
– Возможно, и его удастся заметить чем-нибудь, позволяющим повторное использование, но пока это под вопросом.
– Очень интересно, я не знал, что современные ЭВМ такое могут, - сказал Гагарин, имея в виду мультфильм.
Тут Юрий был не совсем прав. Та же БЭСМ-6 в принципе могла бы изобразить что-то подобное - если ее, естественно, соответствующим образом доработать. Но зачем? Четыре тысячи четвертый процессор в Зеленограде содрали и приступили к мелкосерийному выпуску, на очереди другие, уже восьмибитные. В общем, пригодные
– Мне нужно лететь именно для того, чтобы смонтировать на орбитальной станции вычислительную машину, аналогичную этой.
Тут я, конечно, основательно загнул. Во-первых, насчет аналогичности. Самое отдаленное подобие сделать бы, и то хлеб. А во-вторых, имелась еще одна задача, выполнить которую мог только я или Саша Фроловский. Доставить на орбиту образцы электроники из двадцать первого века, предназначенные для марсианской программы, и посмотреть, как они поведут себя в космосе.
Однако Гагарин в моих способностях не сомневался, в чем меня немедленно заверил. И уточнил:
– А кто такой Фроловский?
– Талантливейший электронщик, без него монтаж и наладка на орбите окажутся сильно затруднены, если вообще возможны. Мы с Ефремовым, конечно, постараемся и ему улучшить здоровье, но вообще-то идеалом станет ситуация, когда засунуть в «Союз» и отправить на орбиту можно будет любого более или менее здорового человека, и он это переживет. Наверное, когда-то в не очень отдаленном будущем справку на космонавта можно будет получать в поликлинике, как сейчас для водительских прав.
Глава 21
В «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова есть эпизод про двигатель слесаря Полесова, очень похожий на настоящий, но не работающий. Однако ученики сто восьмой школы и нескольких соседних, в свободное от учебы время работающие в центре НТТМ, все сделали наоборот. Их «Мальчик» был не очень похож на своих собратьев из «Мечты» и вообще назывался «Комсомольцем», но зато нормально работал. Разумеется, в пределах технического задания, то есть никакого интеллекта он вообще не имел и мог только тупо выполнять наборы по шестнадцать команд максимум. Но зато вся его начинка была местной, без примеси артефактов из будущего. Это устройство предназначалось для тренировки операторов настоящих луноходов и марсоходов, вот только с названием поначалу вышла небольшая неувязка.
Когда я в первый раз смотрел эскизный проект, то не сразу обратил внимание на название. А оно было интересным - «Косомолец». Какая прелесть, подумалось мне. Наверное, это будет механизм, предназначенный для того, чтобы косо молиться космическим богам.
Правда, в последующих редакциях документа пропущенную букву вставили, а мне еще пришлось защищать девочку, оформлявшую тот документ. Ее вообще хотели выгнать из Центра, но я заявил, что в таком случае вот прямо сейчас проведу диктант. И всякий, допустивший в нем хоть одну ошибку, тоже немедленно покинет Центр. Все-таки знания лишними не бывают, подумал тогда я. Как вовремя мне вспомнилось «Пусть тот, кто сам без греха, первым бросит в нее камень».
Вера, обкатывая «Комсомольца», заметила:
– Я бы его назвала «Октябренком» или скорее «Октябренышем». Даже по сравнению с «Пионером» он глупый, неловкий и абсолютно неумелый.
– Если бы его делали в «Мечте», я бы не возражал, но детей расхолаживать не нужно. Со временем и у
Чуть позже я с некоторым сожалением вспомнил еще одно изречение, теперь уже Джонатана Свифта - «На свете нет ничего более постоянного, чем временное». Сожаление же было связано с тем, что название «Общественный консультативный совет при ЦК КПСС» слова «временный» не содержало, и, значит, этот орган мог исчезнуть, выполнив свою функцию, состоящую в генерации предложений по поводу новой программы партии. А мне этого не хотелось.
Председателем упомянутого совета стал Ефремов. Сам он сразу назвал себя
«зицпредседателем» и предложил товарищам не стесняться в отстаивании самых сомнительных идей.
– Отвечать все равно буду я, - уточнил Иван Антонович.
– А мы с тобой, Витя, в случае чего поможем, как сможем, - мысленно добавил Антонов. Естественно, я, то есть Скворцов, тоже вошел в этот совет. А вообще он состоял из четырнадцати человек, шестеро из которых были довольно известными. Аркадий Стругацкий, директор института химфизики Семенов, артист Вячеслав Тихонов, введенный в совет по личному пожеланию Брежнева, посмотревшего на планшете «Семнадцать мгновений», и, по протекции Косыгина, его зять Джермен Гвишиани. Ну и мы с Ефремовым. Из оставшихся восьмерых я знал только бывшего своего завлаба. Вообще-то уболтать его было не так просто, но мне это удалось.
Я, кстати, спросил у Алексея Николаевича, читал ли он, какую роль в перестройке и последующих событиях сыграл его зять.
– Разумеется, - усмехнулся Косыгин.
– Но вам там нужен будет если не адвокат дьявола, то хотя бы человек-индикатор. Мол, если Джермен поддержит какое-то предложение, то не стоит ли задуматься, кому оно в конце концов окажется выгодным? Кроме того, хоть он этого пока не понимает, работа в вашем совете приведет к тому, что его забаллотируют при попытке избрания в членкоры.
– Одно или максимум два ваших слова привели бы такому же результату.
– Во-первых, не факт. А во-вторых, я не хочу их произносить, равно как и ссориться с дочерью.
М-да, подумалось мне. Совет еще не начал работу, а интриги вокруг него уже вовсю развернулись. Впрочем, а чего же я хотел?
Работа совета началась с того, что Ефремов на первом же заседании предложил зафиксировать, что предыдущая программа в обозначенные сроки хоть сколько-нибудь реально выполнена быть не может. Разумеется, слова «потому что ее написали под диктовку придурка Никиты» в итоговый документ войти не могли, поэтому Иван Антонович просто упомянул о волюнтаризме. И предложил записать, что ближайшей целью партии должно стать построение социализма, который он назвал «развитым».
– Вообще-то слово «настоящий» лучше отражает желаемое, но по определенным причинам оно не очень подходит.
– Правильно!
– поддержал председателя Гвишиани.
Я тут же вспомнил, что говорил Косыгин, да и от «развитого социализма» нас Антоновым давно тошнило, так что пришлось взять слово.
– С моей точки зрения, термин не самый удачный. Если развитой социализм только предстоит построить, то, значит, у нас его пока нет. То есть имеющийся социализм не развитый, или даже недоразвитый. Именно такой вывод народ и сделает. Поэтому я предлагаю назвать этот гипотетический социализм «креативным». То, что пока он у нас не креативный, никого не взволнует, все равно значения этого слова почти никто не знает.