Факультет кругосветного путешествия
Шрифт:
— Интересуетесь этнографией?
— Интересуемся, — ответил Волков.
— В таком случае не вступайте в разговор со шпионами.- тихо сказал по-русски чей-то голос сзади.
Ни Волков, ни Миша не двинулись. В вагоне нависла опасность, и каждое движение должно было быть рассчитано.
— Этнография очень интересная наука,- спокойно произнес нищий.
— Очень,- согласился Волков и отвернулся, чтобы переставить мешающий чемодан. Позади сидела группа неподвижных людей в арестантских шапочках.
Один из них быстрыми губами, точно
— Не оборачивайтесь, не замечайте, слушайте.
— Бенаресские пилигримы очень интересный материал для наблюдений,- по-английски сказал Волков.
— Очень,- согласился нищий.
— Правильно… не говорите между собою по — русски… Я все слышал, и все знаю… берегитесь нищего, он пока ничего не заметил, но берегитесь…- еле слышно доносилось сзади.
— Не опасно ли нам ехать в этом вагоне?- конфиденциально осведомился у нищего Волков.
— Не бойтесь, и тогда вас будут бояться,- ответил тот.
— Я поручил вас моим друзьям… студенты университета Ганди… я ухожу…- и тихий голос замолк.
Высокий сутулый человек в белой шапочке, переступая через распластанные тела, медленно пробирался вперед. Следом за ним шло двое пилигримов в бурых рубищах. Один из них, проходя, кивнул серому нищему. Потом с площадки донесся крик, и пассажиры бросились к окнам.
Человек в белой шапочке большими прыжками несся по косогору. В следующую минуту он исчез в зарослях.
88
— Бенарес на языке урду называется Каши, что означает возлюбленная,- пояснил Волков.- А язык урду это язык большей части Индии. Он родился в лагерях средневековых завоевателей. Его название одного корня со словом орда.
По утреннему розовому Гангу плыли гирлянды цветов и от пяти купален ветер доносил резкий смрад.
— Нехорошо, когда у возлюбленной такой запах,- задумчиво заметил Мишле.
— Это наша священная река и наше проклятье,- бесстрастным голосом сказал Пурун Дасс Мукерджи, ученик Ганди и спутник русских саибов, имена которых не должны произноситься вслух.
— Эта священная река разделяет на тысячи каст наш народ, подобно тому, как в своем устье она дробит сушу на тысячи островов, — продолжал Пурун Дасс-Махатма Ганди учит объединять касты в одно целое и бороться со злом, не сопротивляясь ему… но иногда мне кажется, что наш друг, долго живший в Москве, тот самый, которого вы видели в поезде, прав… Он говорит, что со змеей можно бороться только при помощи палки.
— А если нет палки?- спросила Джессика.
— Тогда змеиной же хитростью… Он не верит в победу голубя над коршуном.
— Я тоже не верю,- отозвался Волков.
— Ты большевик, Джонни, — сказала Джессика, — это хорошо.
— Он соглашатель, — не утерпел Миша: — он филолог.
— Брось, Мишка. Шутить дома будем, — с непривычной серьезностью ответил Волков.-
Народ шел иссушенный и изнуренный к священной грязной воде. Он пел те же молитвы, что тысячи лет назад, и шел беспомощный, но непобедимый к очищающей воде, так же как все последние десятилетия шел в очистительным огонь английской артиллерии.
— Ты прав, Волков, здесь шутить нельзя. — вдруг сказал Миша и крепко схватил своего друга за локоть. В первый раз за все путешествие он назвал его по фамилии.
89
Мишле подружился с Пурун Дассом. Он с первого взгляда на белую арестантскую шапочку Гандиста почувствовал в нем брата и не хотел верить тому, что ученики Ганди носят эти шапочки только как память о тюремном заключении своего учителя.
— Вдовы, — говорил Пурун Дасс, — к ним никто не прикасается, чтобы не оскверниться. Девушка может выйти замуж девяти лет и десяти овдоветь. До конца своих дней она будет как прокаженная. Я понимаю, почему вдовы до сих пор мечтают о сожжении вместе с телом мужа на костре.
— Ужас, — пересохшими губами прошептала Джессика.
— Там стоит вдова, — тем же бесстрастным голосом продолжал индус. — Та, что старается поднять на плечо кувшин. Ее волосы острижены, как повелевает закон. Ей никто не поможет, а кувшин тяжел. Если она его разобьет, то в доме умершего мужа ее накажут палками. Тот, кто держит пал ку, не оскверняется.
Мишле неожиданно заворчал и поднялся с ковра. Он был огромен. Голова его почти доходила до навеса. Постояв минуту, он вышел на улицу.
В его руке кувшин казался маленьким и легким. Одним движением он поставил его на плечо вдове. Вдова взглянула на него круглыми, почти детскими глазами. Она была очень молода, а белый был высок, как башня Шах Джехана в Дели. Она улыбнулась, но вдруг вздрогнула и потупилась.
Мишле медленно и нехотя вернулся под навес.
— Сегодня после захода солнца ее будут бить сильнее, чем если бы она разбила свой кувшин, — с нерушимым спокойствием произнес Пурун Дасс, — она улыбнулась белому мужчине, и все это видели.
— Довольно! — вдруг закричала Джессика и вскочила. — Довольно. Мы едем сегодня же. Нечего ждать два дня этих белоголовых слизняков. И без них доберемся… Что же касается вдовы, так ее сегодня после захода солнца никто бить не будет.
90
В купе первого класса поезда девять сорок было пять путешественников. Трое мужчин и две женщины. Одна из них, переодетая в европейское платье, до неузнаваемости напудренная и насмерть напуганная.