Fallout: Equestria

Kkat

— Моей матери?

Она не имела права!

— Она была алкоголиком, не так ли?

Я в ярости стиснула зубы, глядя на врача. Он терпеливо ждал, пока моя злость не утихла, и я не ответила:

— Ну, у неё кьютимарка — стакан яблочного сидра. Что же ещё ей было делать?

— Вы же знаете, что кьютимарки не контролируют вашу судьбу, не так ли?

Я просто смотрела в сторону. Я не собиралась быть втянутой в обсуждение моей матери, даже если они будут держать меня

связанной в течение нескольких дней.

Ох, дерьмо. Монтерей! Как долго я была без сознания?

Я попыталась посмотреть на время на моём ПипБаке, но нога была привязана к кровати. И я быстро вспомнила, что мой ПипБак всё равно был мёртв.

— Доктор, — сказала я, стараясь не показаться слишком обеспокоенной. — Как скоро казнь Монтерея Джека?

Пожалуйста, Луна, дай мне силу...

Врач моргнул.

— Владелец сырного магазина? Это произошло два часа назад. — Я почувствовала, будто у меня в желудке свалился цветочный горшок. А за ним наковальня. — А что, вы его знали?

Я потерпела неудачу.

* * *

Вельвет Ремеди была первой, кто посетил меня. Только что из шара Флаттершай. Она говорила осторожно, словно ступая по яичной скорлупе. Когда она зашла, её рог засветился, и она сняла ремни, удерживавшие меня. Один за другим. Я сопротивлялась желанию схватить её за горло. Никакой напряжённой деятельности, как сказал доктор.

— Я не жду, чтобы ты простила меня... — начала Вельвет.

— Хорошо, — прервала я строго. — Потому что я не простила.

Она вздрогнула от моих слов, но упорно продолжила:

— ...или что всё будет нормально между нами. Но я ожидаю, что ты поймёшь, почему. И что поймёшь, почему я должна была это сделать именно сейчас.

— Почему ты почувствовала, что должна была сделать это именно сейчас, ты имеешь ввиду, — выплюнула я. — И против моей воли.

— Ты не получила бы необходимую тебе помощь по своей воле. Это, возможно, единственное место во всей Эквестрийской Пустоши, где могли бы тебе помочь, и ты собиралась отказаться от этого.

— Я уже осознала свою проблему, — парировала я. — Я собиралась попросить о помощи.

— Да? — спросила Вельвет Ремеди, оказавшись где-то между шоком и неверием. — Когда?

— После того, как мы упали. Я поняла это тогда. И я, вероятно, попросила бы о помощи, после того как немного бы поспала.

— Убедительно. — Она отвернулась от меня. Мне не нужно было видеть её лицо, чтобы сказать, что она скрывает слёзы. Я слышала их в дрожи её дыхания, видела их в содрогании её груди.

Арргх! Я хотела разорвать её на куски зубами... Но всё же я не могла видеть её боль. И я знала, что, если продолжу с ней говорить, то просто причиню ей ещё большую боль. Может быть, она заслужила это, но я не хотела ранить её ещё больше.

— Вельвет, ты должна быть не здесь.

Она вытерла копытом лицо, перед тем как взглянуть на меня. Её глаза были красными и распухшими, но сами слёзы она мне увидеть не позволила.

—

Потому что из-за того, что ты сделала, у детей Монтерея Джека больше нет опекуна. И скоро не будет и дома, — сказала я строго, глядя на неё. К её чести, она выстояла и приняла это.

Я спросила врача, что будет с ними. Я была права, в башне Тенпони нет и намёка на детский дом. Я вспомнила слова доктора: "Башня Тенпони — 'меритократия', а не социалистическая коммуна. Те, кто не заработал своё право быть здесь, и те, кто не может позволить себе оплатить пребывание здесь, тем в Тенпони не место." Жеребят и кобылку выгнали бы из башни в конце месяца.

— Так что ты должна помочь это исправить. Отправь СтилХувза сюда. Мне нужно поговорить с ним. А также пусть он принесёт мои сумки и рабочий комбинезон. Мне нужно починить ПипБак, чтобы я смогла отправить сообщение Когтям Блэквинг. Я напомню им о одолжении, что они обязаны нам. Я собираюсь отправить детей в Разбитое Копыто. — Я нахмурилась. Это было не идеально, но чертовски намного лучше, чем бросить их на произвол судьбы в руинах Мэйнхэттена.

— И твоей работой будет — сообщить детям Монтерея об этом и убедить их пойти.

Глаза Вельвет Ремеди расширились от немедленного признания, насколько эмоционально болезненную задачу я ей дала. Но она кивнула, принимая бремя как заслуженное.

* * *

— Прости меня, Лил'пип, — сказал Каламити, уронив голову на копыта. Он проскользнул за перегородки сразу же, как только Вельвет Ремеди ушла.

Я глубоко вздохнула и осторожно села. Для этого потребовалось усилие, но моя голова оставалась чистой, а мои внутренности не выворачивало. Было блаженством не чувствовать тошноту и не испытывать эффектов отказа от наркотиков.

— Тебе не за что извиняться, Каламити, — сказала я, хотя у сердитого пони в глубине моей головы было немного другое мнение. — Это сделала Вельвет Ремеди. И она... была права в том, что хотела помочь мне. Мне нужна была помощь.

Каламити поднял на меня глаза. Я была шокирована, увидев в них тяжкую боль.

— Нет, Лил’пип. Мне больше всех нужно извиняться. Это всё моя вина! Это я дал тебе эти зебрами проклятые Минталки.

Пылающий солнечный пердёж! Каламити был прав. Впервые я задумалась, каково ему было видеть, как я теряюсь в этих вещах. Выходит, он корил себя всё это время? О, милостивая Селестия, да что же я делала со своими друзьями?

Тяжело это было или нет, я слезла с больничной койки и обхватила Каламити передними копытами, прижавшись мордочкой к его шее. У меня не было слов, даже никаких мыслей о том, что можно сказать, но я надеялась, что, если я буду обнимать его достаточно долго, он поймёт, насколько я его прощаю, и насколько было жаль мне самой.

* * *

Мне много перед кем нужно было извиниться.

— Как у тебя дела? — спросила я СтилХувза, подключая свой ПипБак к его магической силовой броне.