Фальшивая убийца
Шрифт:
Я подняла вверх ладонь с зажатым диктофоном – мол, понимаю, понимаю, протокол не нарушу – и двинулась наперерез Вяземской.
Но раньше меня Ирину Владимировну перехватил кривоногий коротышка с манерами коробейника, выскочивший из недр святилища с кожаной папкой под мышкой. Он липко оплел пальцами локоть Вяземской и шустро зашевелил губами.
Вяземская нахмурилась, замедлила шаг и, пройдя арку металлоискателя, остановилась у стойки охраны, внимая шепоту лукавого коробейника.
Мне ничего не оставалось, как встать чуть сбоку от парочки и слегка перегородить дорогу, стараясь поймать взгляд невысокой хмурой дамы. Напомнить о себе
«После этого интервью тебя возьмут в любую газету, – пряча недовольные глаза, пророчила Татьяна Васильевна. – Журналистов к Вяземской на пушечный выстрел не подпускают, она вашего брата не жалует, так что карт-бланш я тебе обеспечу».
«Остальное не моя забота», – читалось в тех же глазах.
За это интервью я готова была заложить душу в ломбард. (Поскольку других ценностей не осталось.) И потому взятку в виде двух тысяч долларов приняла уже без всякого намека на брезгливость. Татьяна Васильевна откупалась от неугодной подруги сына и деньги мне буквально впихивала. «Снимешь квартиру… или комнату – отстанешь от моего сына, читалось в подстрочнике. – Если сумеешь понравиться Вяземской, Томочка договорится с ней о фотосессии в ее доме, или как там это у вас называется… В общем, вперед. Дерзай».
И выставила меня за порог Васиного дома.
Бармалей отвез меня с чемоданом до дома моей троюродной сестры, жившей в коммуналке с двумя детьми и мужем, попытался уговорить на гостиницу или возвращение к нему после отъ езда мамы… но я стояла твердо. Взяток в виде интервью у самой закрытой женщины города за просто так не раздают. Условия негласного договора – мой сын в обмен на бизнес-леди – я собиралась выполнить.
Вяземская недовольно собирала брови к переносице, коротышка лопотал все быстрее и вкрадчивее, я переминалась с ноги на ногу и никак не могла расставить приоритеты в должном порядке. Быть терпеливой или наглой? Брать бастион нахрапом или уходить в осаду? Получать пропуск, подниматься наверх к приемной Вяземской и выслушивать очевидный ответ: «Ирина Владимировна занята, интервью переносится на другое время» – или попытаться самолично напомнить о нем Ирине Владимировне?
Решить я так и не успела. Ирина Владимировна, устав, видимо, от гипнотического лопотания кривоногого субъекта, метнула взгляд в сторону и встретилась со мной глазами.
Я вытянула мордочку, приоткрыла рот в немой мольбе, и Вяземская рассеянно кивнула, скорее всего перепутав интервьюера с кем-то из персонала.
– Да, да, Родион Константинович, да, да, – отступая к двери, проговорила дама. – Я все поняла… До завтра. – И, сделав шаг к выходу, бросила: – Вы ко мне?
– Да! – звонко, с некоторой першинкой, выкрикнула я, и Вяземская поморщилась. – С вами договаривались… – уже тихо и неловко залепетала я, остановленная недовольным взглядом. – Я Алиса Ковалева…
– Да, да, я помню, – рассеянно кивнула Вяземская. – Алиса… Ковалева, говорите?
– Да.
– Поехали, Алиса, – сказала Ирина Владимировна и, запахивая на ходу шубку из белоснежной стриженой норки, устремилась к выходу. – Поговорим в дороге, я опаздываю.
Окинув победным взором огромный мраморный холл, невозмутимую охрану и бюро пропусков – не для меня! – я проворно
Первый же выстрел четко попал в цель. Вяземская брала меня с собой.
Куда?
Не важно. Завтра же отобью Бармалеевой маме благодарственную телеграмму. Фрагменты и кадры из будущей фотосессии уже маячили перед глазами, ошеломленное лицо редактора модного еженедельника застыло надгробным овалом над похороненной нищетой…
На крыльце Вяземскую принял личный телохранитель и, ловко перебирая длинными ногами по каменной лестнице, повел к лимузину.
Я шагала рядом. Как привязанная лошадь. Не отступая дальше метра от белоснежной шубы.
– Сережа, поедешь сзади, – на ходу сказала Вяземская и села на заднее сиденье лимузина.
– Ирина Владимировна… – недовольно пробасил охранник.
– Иди, иди, – отмахнулась хозяйка и приказала мне взглядом забираться на переднее сиденье рядом с шофером.
«Вот это да, вот это номер! Я еду вместе с Вяземской в одной машине, она даже охранника выставила!»
А говорили – стерва. Газетчиков на нюх не переносит.
Интересно, не задушу ли я ее журналистскими миазмами в автомобиле?
Сережа-бодигард помрачнел, захлопнул заднюю дверцу и приоткрыл для меня переднюю.
Стараясь не завалиться в обморок от эмоциональной переполненности, я запрыгнула на сиденье, дверь приятно чавкнула, и Сереже порысил к джипу, стоявшему под хвостом лимузина.
Коротко стриженный шофер нажал на пуговицу клаксона, распугал крякающим сигналом стайку девчонок-школьниц, перегораживающих выезд, и плавно воткнул лимузин в поток автомобилей, спешащих на зеленый огонек светофора.
Мне показалось, что все хорошие современные сказки именно так и должны начинаться. Машина везла меня если не на бал, то обязательно в иной мир. Заснеженные улицы столицы как будто стали шире, менялись в фокусе затемненных нефтяной пленкой стекол. Сугробы перестали быть враждебными, фальшивая шубка, оттененная благородной чернотой кожи автомобильного кресла, обрела достоверность…
Я замерла в объятиях удобного сиденья и, боясь спугнуть удачу неловким словом, уставилась в ветровое окно. Право заговорить первой безраздельно принадлежало хозяйке салона. На сегодня, что не исключено, отпущенный мне лимит на везение и наглость был исчерпан. (Не приведи господи, опомнится хозяйка, прикажет остановить карету у станции метро и даже ручкой не помашет!)
Оставаясь в прежнем положении, я слегка перекрутила шею и скосила глаза назад.
Вяземская, напрочь забыв о моем существовании, отрешенно смотрела в боковое окно. Невысокая ростом, сухопарая и ладно скроенная, она утонула в складках белоснежной шубы, позволяя телу расслабленно мотаться под едва ощутимые толчки автомобиля.
Но мой настороженный взгляд все же заметила. Не меняя позы, улыбнулась одними глазами – совсем не стерва, врут коллеги! – и задала вопрос:
– Как поживает Татьяна? Все такая же неугомонная?..
– Такая же… неугомонная… – слегка прокашлявшись, подтвердила я.
– Будешь звонить, передай от меня привет…
«Придется звонить, – обреченно подумала я, – одной телеграммой теперь не отделаюсь…»
– Ты, кажется, сирота? – продолжала интервьюировать меня Вяземская.
«Если в Москве принято называть девочек, потерявших маму, сиротами, то…»