Фальшивые друзья
Шрифт:
— Не говори глупости, просто нет желания. В любом случае это не по мне. Не могу же я оставить в этом заведении все свое денежное довольствие!
Хмель как рукой сняло.
— Пошли, Вилли, в «Лисью нору». Успеем еще выпить по стаканчику.
Естественно, одним стаканчиком не обошлось. Уже светало, когда мы, пошатываясь, направились в казарму. Ко мне вернулось хорошее настроение.
— О, пре-прекрасный Ве-Ве-Ве-Вестервальд, эвкалиптовый рай, над твоими вершинами свистит холодный ветер, и все же в сердце, глубоко-глубоко, проникает маленький луч солнца! — заорал я дурным голосом на всю улицу.
— Прекратите!
— Сам убирайся в постель! — закричал я ему в ответ. — Стоять «смирно», когда я с тобой беседую! Усвоил?
— Убирайтесь, или вызову полицию!
— Пошли, Петер, пошли! Пустое затеял, — наступал на меня Вилли.
— Что, в штаны наделал? — оттолкнул я его. — Я — нет! Буду петь где и когда захочу. И сейчас! Смирно! Запевай!
— Петер, не нарывайся на скандал! Этот наверняка вызовет полицию.
— Болтаешь тут! Он трус, как и ты. Все вы трусы, а если нет, то подпевай. Итак:
Все камерады во время войныДружбе солдатской честно верны.В огне и дыму, в жестоком боюХранят они ей верность свою!Вилли нахмурил лоб, сверля меня глазами, а я продолжал орать во всю глотку. Окно между тем закрылось.
После боя марширует полк в соседнюю деревню,Чтобы там почистить ружья, закуситьИ между делом средь красоток пошустрить!Словно из-под земли возле нас выросла патрульная машина.
— Ну, у кого из вас такой приятный голос? — задал вопрос один из полицейских.
Я молчал, словно воды в рот набрал.
— У меня голос, — нетвердо проговорил Вилли, покачнулся и едва не свалился на тротуар. — Исполнить тебе серенаду, золотце мое? А? Не обижайтесь, господа полицейские. Сегодня вечером мне сообщили, что я впервые стал отцом. Мальчик! Надо же было отпраздновать это. Прекра-асен мир! — тихо затянул Вилли, подходя к водителю машины и пытаясь обнять его.
— Проваливай, только без шума! — отстранил его тот. — Коли такое событие, мы закроем на твои безобразия глаза, но в следующий раз заберем. Понятно?
— Понятно, золотце, — промямлил Вилли и, делая зигзаги, вернулся ко мне.
— А ты, — ткнул в меня пальцем первый полицейский, — получше присматривай в следующий раз за своим дружком. У тебя вроде бы побольше соображения.
— Конечно-конечно, — промямлил теперь я, дал Вилли взять меня под руку, и мы исчезли за ближайшим углом.
— Фу, едва не влипли! — простонал Вилли, когда мы отошли подальше. — Надо взять такси.
— Ну, старина, ты классик! Надо же: «Впервые стал отцом»! Нет, сейчас лопну от смеха!
— Единственное, что во всей этой истории было правдой, так это то, что вечером, когда родился мой первый малыш, я куролесил, как ты сегодня. Что скажешь на утреннем осмотре?
— Моя забота.
— А ну, любители спагетти, повертите своими животами! Начинай! И раз! И раз! И раз! Эй вы, с бородой папуаса! Команду «Отставить!» я не давал!
Новый лейтенант был строг. Невысокий, подтянутый, короткая
— Крайес, Янзен и Шредер! На старт стометровки! Давай-давай! Должны пробежать за 13,4. Если будете плестись, как погонщики верблюдов, мы с вами не поладим.
— Господин лейтенант, почему мне снова бежать? Ведь в прошлый забег у меня было 13,3, — осмелился я спросить Винтерфельда.
— Именно потому. Поможете этим клячам показать нужное время. Что, Крайес, устали? А мне командир вашего отделения унтер-офицер Линский представил вас как выдающегося спортсмена.
— Что ж, побегу в четвертый раз, — сдался я. В этот забег я умышленно показал 14,0.
— Вы не на пятикилометровке, Крайес! — отчитал меня Винтерфельд. — Вы должны были потянуть за собой этих двоих, а не разыгрывать на дистанции умирающего лебедя.
«Хорошо, что он заговорил о пятикилометровке», — подумал я. Именно сегодня мне хотелось пробежать ее. Мысленно я уже был на дистанции.
— И знаете что, Крайес? Я пойду на пять километров вместе с вами. Время прохронометрирует кто-нибудь другой. А то и пятикилометровку вы превратите в приятную прогулку.
— Разрешите спросить, господин лейтенант, какой вы показываете результат?
— Лучшее мое время — 17,58, — с гордостью произнес тот в ответ.
Ну и влип! Знать бы об этом раньше! Ведь до сих пор я ни разу не прошел меньше чем за 18 минут. К тому же сегодня я уже пробежал четыре стометровки. Не исключаю, что Винтерфелъд еще раньше принял решение бежать со мной и потому умышленно довел меня до изнеможения.
— Итак, забег через полчаса.
Я использовал это время, чтобы в медленном темпе пройти дистанцию. 12,5 круга соперничества с Винтерфельдом. Тот, конечно, решил меня доконать. Но лейтенант не знает пока, что мой результат — 18 минут. Нас с ним разделяют только 2 секунды. Если поднапрягусь, а Винтерфельд будет не в лучшей форме, то не все потеряно. Надо попытаться. Бег превратится в покер. К тому же ребята поняли, что за итогом забега что-то стоит. Офицер против рядовых, командир против подчиненных, муштрующий против муштруемых. Вот шанс взять верх!..
Первые два круга Винтерфельд дал мне вести бег. Видимо, рассчитывал взвинтить мои нервы. Я сбавил темп, но он не обходил меня, шел буквально в затылок. «С таким темпом, — подумалось мне, — не уложиться и в 18 минут». Но дело было не во времени. Третий и четвертый круг я прошел в еще меньшем темпе. Хотелось увидеть его реакцию. Кроме того, следовало поберечь силы. Винтерфельд пока держался. Но в начале пятого круга нервы его сдали. Ему, видимо, показалось, что я выдохся.
— Что, уже нет дыхания, Крайес? — с самодовольной гримасой на лице бросил он и плавно обошел меня. Попытался оторваться, но я сел ему на пятки. И так весь круг. Он часто оборачивался, в его глазах было недоумение. Я улыбался, потому что чувствовал себя все увереннее. Он взвинтил темп, чтобы окончательно уйти в отрыв. После седьмого круга Винтерфельд, думаю, понял, что недооценил меня. Мы как бы заключили молчаливый союз, что каждый новый круг ведущий меняется. Оба мы готовились к рывку на финише. Вопрос был в том, что считать финишем: весь последний круг или последние сто метров?