Фальшивый принц
Шрифт:
— Мы скажем, что он ошибся, и, скорее всего, однажды ночью этот мальчишка исчезнет. У претендентов на трон часто бывает еще меньше оснований, чем у нас, Сейдж. Кроме того, у моего принца будет доказательство подлинности.
— Какое?
Коннер медленно покачал головой.
— Я отвечу, когда выберу своего принца, но все сразу поймут, что это несомненное доказательство. Теперь мои вопросы. О чем говорила с тобой принцесса Амаринда, когда вы ушли?
— Она беспокоится о том, что члены королевской семьи, возможно,
Коннер улыбнулся.
— Мы можем использовать это в наших целях. Использовать ее страх, чтобы сделать ее более сговорчивой и признать принца, когда я его представлю. Даже если у нее будут сомнения, она признает его, потому что ей необходимо, чтобы это была правда.
Глядя на него, я не мог скрыть своего презрения. Это было отвратительно, что он так быстро придумал, как использовать в своих целях ее душевную боль.
— Не делай такое лицо! — воскликнул Коннер. — Удобно изображать невинную жертву, когда для тебя решается вопрос, быть тебе принцем, слугой или нищим! Мне теперь всю жизнь придется хранить тайну этого дьявольского замысла. Я не прославляю свою роль в будущем Картии, но я принял ее. А ты?
Мое лицо ничего не выражало.
— Да, сэр, я тоже принял. Я ваш принц.
— Ты слишком высокого мнения о себе. Тобиасу больше нельзя доверять, но Роден показал ряд явных преимуществ. Мне кажется, я его недооценивал. За столь короткое время он научился большему, чем любой из вас.
Мне нечего было возразить. Это была правда.
Коннер продолжал:
— Что мне важно, так это то, хочешь ли ты быть принцем. Я вижу, что в душе ты бьешься над ответом на этот вопрос. Может, тебя пугают последствия вероятного разоблачения, может, ты не представляешь себя на троне. И вот ты здесь и говоришь, глядя мне в глаза, что ты мой принц.
Я протянул руку и немедленно пожалел об этом жесте, так как у меня защемило спину.
— Вы выберете Родена, который рвется к трону, не думая о последствиях? Он понятия не имеет, на что идет. Я думал об этом, Коннер. И я ваш принц.
Коннер скрестил руки, и в глазах у него засиял восторг победы.
— Думаю, то, о чем я давно догадывался, оказалось правдой. Все, что тебе было нужно, это строгая дисциплина и правильная мотивация. Я вижу, что ты наконец покоряешься моей воле, и это меня радует.
Меня это не радовало. Но я так устал, что у меня не было сил злиться на его самодовольство. Вместо этого я спросил:
— Теперь я могу идти?
Он подумал, затем кивнул, и я вышел, не глядя на него. Мотт проводил меня обратно в комнату, он пытался заговорить со мной, но я не отвечал. Слова Коннера все еще звенели у меня в ушах. С каждым шагом, приближавшим меня к трону, я становился все более покорным. Я надеялся лишь добраться до цели раньше, чем Коннер окончательно сломит меня.
33
Амаринда
Мотт забрал меня с занятий миссис Гавалы, чтобы я мог потренироваться с ним в фехтовании, хоть я и настаивал, что не могу упражняться с перевязанной спиной.
— Если будем ждать полного выздоровления, будет слишком поздно, — сказал он. — Мы оба возьмем деревянные мечи.
Он взял деревянный меч, второй бросил мне. Я отпрыгнул, и тот упал в грязь.
— Испугался деревянного меча? — поддел меня Мотт.
— Демонстрирую свое умение уворачиваться, — ответил я с усмешкой. — Впечатляет?
— Нет. Подними его.
Я взял меч, и он начал отрабатывать со мной основные приемы защиты.
— Если не можешь нападать, как Джерон, я, по крайней мере, научу тебя защищаться.
Он сделал выпад. Я попытался блокировать удар, но его меч прошел мимо моего и ткнул меня в ребра.
— Хуже, чем когда мы занимались в последний раз, — сказал Мотт.
— Не надо было так меня бить.
— Не надо было давать себя порезать.
Я улыбнулся и взмахнул мечом, снизу влево, нанеся удар в бедро.
— Неплохо, — сказал Мотт, — но тебе недостает дисциплины, которая для принца необходима.
— Я могу сказать, что давно не практиковался.
— Ерунда. Принц Джерон был великолепным фехтовальщиком для своего возраста. Если будешь так жалок, как сейчас, куда тебе до него. Для чего, ты думаешь, был сделан его меч?
Я блокировал его удар, нацеленный мне в плечо.
— Может, чтобы он более серьезно относился к занятиям?
— Джерон всегда относился к фехтованию серьезно. Известно, что однажды он объявил всему двору, что собирается когда-нибудь возглавить картийскую армию.
— Дурацкая идея, — заметил я, бросаясь вперед. Мотт увернулся и легко блокировал мой удар. — Миссис Гавала сказала, что Экберт был мирным правителем во всех отношениях. Картия веками избегала войн.
— У Картии есть враги, Сейдж. Дариус это понимал. Может, понимал и Джерон. А их отец — нет.
— Хотите сказать, что Экберт был плохим королем?
— Я не говорю, что плохим. Наивным. С каждым годом его враги становились все сильнее, образовывали альянсы, вооружали своих сторонников. Экберт не замечал, какими голодными глазами они глядят на Картию. — Мотт пожал плечами. — Он не заметил врагов даже в собственном замке.
Я воспользовался моментом и ткнул его в бок, после чего резким ударом заставил его потерять равновесие. Мотт сделал два шага назад и перехватил меч.
— Хорошее движение, Сейдж. Неожиданное.