Фанатизм
Шрифт:
Бусыгин молчал. Докурил, взял новую.
– Я вот думаю, если так ломает тебя, то как ломает того, кто, возможно, убил ради него троих человек. В любом случае – к лучшему, что он уезжает. Тем более, он не под подпиской о невыезде.
– Логично вы рассуждаете.
– А ваши знают о его отъезде?
– Наверное, уже знают. Но я не хочу с ними общаться.
– А вот это правильно. Очень мутная компания, очень.
Бусыгин даже повеселел немного. Депрессия – это же не грипп, это не заразно.
Депрессию я победила техническими средствами: включила магнитофон и пылесос. Соседи колотили в стены. Бусыгин надеялся найти мое бездыханное тело в постели, а нашел за генеральной уборкой.
– Соня, может, мы все-таки попробуем пожить вместе?
– Ну, подселяйтесь. Что тут пробовать? Это ж не пломбир на палочке.
И мы стали жить вместе. Я привыкла к тому, как он выглядит, и к тому, что он не изменится: не подрастет, нос не станет тоньше, волосы не потемнеют, он не перестанет осведомляться о ценах на продукты, которые я покупаю, летом мы не поедем в Венецию, а зимой не поедем… не поедем в Норвегию. О Норвегии я не знала ничего, кроме Fairytale, и ничего больше знать не хотела.
Бусыгин же узнал обо мне, что я хорошо готовлю, что бываю раздражительной и что не всегда хочу секса. Все это в комплексе его очень удивило. Он почему-то считал, что секс для меня – краеугольный камень мироощущения.
Мы разделили расходы и обязанности по дому и создали довольно уютный быт в съемной квартире. Сначала я даже хотела забеременеть от майора, но он был против. Потом он вроде бы дозрел до мысли, что ребенок нам нужен, но я уже перегорела. Нерожденный ребенок – невозможное будущее сублимированной семьи. Все было как настоящее, но когда я закрывала глаза – ничего не было, кроме Горчакова. Не было нас в этой квартире. Не было холодной зимы. Была только моя память о нем.
«Наших» я встречала очень редко, а от тех, кого встречала, знала, что он ни с кем не поддерживает связи, ни с кем не переписывается, никому не звонит и не высылает открыток с видами северной страны.
Расследование Бусыгина тоже ни к чему не привело, взаимосвязь между преступления доказана не была, а у Ирины нашлось такое количество недоброжелателей по прошлым судебным процессам, что следствие совершенно увязло в выяснении деталей.
На работе меня повысили до выпускающего редактора – должность вроде составителя стандартного сканворда из стандартного материала. Занятие было простым и не отнимало много нервов. Михаил Борисович тоже стал спокойнее и не раз повторял, что может целиком и полностью на меня положиться. Страх смерти начал отпускать его, и я была этому искренне рада.
Мы встретили Новый год вдвоем с Бусыгиным дома. Выходить
– Я пожилой человек, Соня! Думаешь, мне это интересно? Или легко?
Интересно и легко ему было только заниматься сексом. Притом, что со временем мне это нравилось все меньше, а ему все больше. Объяснений этому у меня не было, потому что никогда раньше мне не приходилось жить с кем-то долгое время. Я считала, что человеку, не проявляющему до этого какой-то особой озабоченности, секс должен быстро прискучить. Но Бусыгин каждый день пытался доказать мне и самому себе, что я с ним и принадлежу ему – доказать азартно и не по одному разу.
Мне надоело жутко. Если раньше в моей жизни были хоть какие-то фрагменты смысла, то теперь он стер все до единого. Остались уютный быт, вкусная еда и секс с гарантированным оргазмом. Новый год начался долгими выходными – от тоски можно было сойти с ума. Но я не сошла – готовила что-то по модным Интернет-рецептам, мы смотрели два разных телевизора, потому что вкусы не совпадали, он легко засыпал под Discovery, просыпался, пробовал что-то из приготовленного, хвалил, валил меня на диван, потом мы играли на двух разных ноутбуках в разные игры: он – в гонки, а я – в стрелялки, и все было спокойно, и ветра за окнами почти не было слышно.
Но ветер был. Он разбрасывал по миру тарелки с вкусными блюдами, телепрограммы с новогодними концертами, елочные игрушки и использованные презервативы. Я ненавидела саму себя за то, что согласилась на переезд Бусыгина.
25. ПИСЬМО
Есть электронные адреса, которыми ты уже не пользуешься, о которых никто не знает, кроме старых друзей, но которые ты не закрываешь. Не потому, что надеешься на что-то, а потому, что занес их в Красную Книгу своих иллюзий: на этот адрес он может мне написать. Приходит на них обычный спам – предложения по раскрутке сайтов, реклама лечения бесплодия, поздравления с тем, что ты выиграл миллион фунтов, и просьбы выслать в ответ свои паспортные данные. А ты каждый раз вздрагиваешь: 1 новое сообщение! Вдруг это от него?
И вот однажды пришло письмо «от него».
«Здравствуй, Соня, – писал мне Горчаков. – Прости за то, что уехал, толком не попрощавшись, что не давал о себе знать. Прости, если тебя это задело, а если не задело, то и прощать не за что. Надеюсь, ты хорошо поживаешь, и у тебя все нормально…»
Я не могла читать дальше. Строчки расплывались от слез. Я подошла к окну – лил дождь, снег таял, влага липла снаружи к стеклам. Талая вода в лужах казалась мне красной…