Фанатизм
Шрифт:
– Ты чего? – я не впускала его внутрь.
– Это ты чего? Нельзя войти? Замерз. Был поблизости.
Он вошел. Я предложила чаю.
– А крепче ничего нет?
Нашлась бутылка коньяка. Он прошел в зал.
– Нет! Только не «Достучаться до небес»! – замахал руками на проигрыватель. – Мне этот фильм не нравится.
– Я ни разу не видела, – призналась я.
– И не нужно, – он вынул диск. – Прошло время. Ни одной свежей
Он сел на диван перед погасшим экраном и стал пить коньяк.
– Думаешь об Ирине? – спросила я.
– Нет. Так случилось. Что теперь думать?
Повисла густая, серьезная, печальная тишина. Я налила и себе и села перед ним на пол.
– Страшно тебе, Соня? – спросил вдруг он.
– Страшно. Мир кажется хрупким. Жизнь кажется хрупкой. В голове не укладывается это все.
– Никто не защищен? Поэтому?
– Нет-нет, я думаю, ты защищен. Он не причинит тебе вреда.
– Бусыгин сказал?
Я замолчала.
– Бусыгин сказал, что все эти случаи могут и не иметь никакой связи между собой.
– А мне он сказал, что никто не застрахован. И я тоже.
Мы помолчали.
– Так когда у вас свадьба? – спросил вдруг Иван.
Еще выпили. Говорить о Бусыгине я не могла. Рядом с Иваном у меня не было ничего личного – не было моего детства, моих родителей, моей жизни до него – был только он.
– А другие фильмы у тебя есть? – спросил Горчаков.
– Тебе лучше уйти… наверное…
Человек не может долго находиться на пике. Иначе это уже не пик. Наедине с ним я чувствовала подземные толчки землетрясения и знала, что вот-вот разверзнется бездна, я сорвусь в провал пустоты, и он не подхватит…
– Ты иди домой, Иван. Тебе работать надо, писать. А у меня уик-энд, я кино смотреть буду…
– Ждешь кого-то?
– Да, жду, да, – нашлась я. – Своего парня.
– Или Бусыгина?
– А потом Бусыгина.
– Я не просто уйду, Соня. Я уеду.
Он поднялся и стал ходить по комнате, а я села на его место на диване.
– Как это?
– Уеду навсегда. Конечно, я бы сам не додумался, но помогли. Колька Демчук договорился с одной норвежкой. Она известный коллекционер, молодых французов собирает, Абеля Прадалье. Он показал ей мои работы, она очень и очень заинтересовалась. Не просто купила, а пригласила к себе – пожить, отдохнуть, поработать, все вместе. Он описал ей мое упадническое настроение. И она вдова –
– Сможешь?
– Что смогу? Трахаться? Смогу, конечно. Если она захочет. Но, может, и не нужно будет. В Норвегии красиво и чистый воздух. Холодно и красиво. Дама высокая блондинка – фру Марта. Худая и хорошо говорит по-английски. Сначала напишу ее портрет, она попозирует, расслабится, возникнет эмпатия, мы увидим все в одной цветовой гамме…
Для меня уже давно началось падение в пустоту, а Горчаков толкал и толкал в спину.
– А это не то же самое, что и здесь? Что и с Аванесовой было?
– Нет. Я разорву этот круг. Уеду навсегда. Не буду никому писать, не буду звонить. Все это останется в прошлом. Я устал от всех этих подозрений, убийств, безденежья, вечного отторжения от действительности, вечной тошноты. Я не могу продолжать. Там я самого себя нарисую заново.
– С ней?
– Все равно, с кем.
Это был фильм ужасов. Худшего уик-энда в моей жизни не случалось. Я просто закрыла уши руками. Горчаков ушел в тишину.
23. СЧИТАЛОЧКА
Мир казался хрупким. И вот он рухнул.
Если он уедет, он просто исчезнет. И его место никогда не будет занято никем другим. А его место в моей жизни – это вся моя жизнь.
Наверное, неправильным было жить его жизнью – его удачами и неудачами, его связями, его отношениями, его друзьями и врагами.
Он уедет – и все закончится. Он не позвонит и не выйдет в Сеть, чтобы доказать всем, что у него все отлично, и он легко обойдется без прошлых связей. Да это и не связи, а преследование чокнутых фанатов, от которого больше вреда, чем пользы. Разумеется, он прав.
Это муж Марианны ему подсказал? Наконец, подыскал солидную бизнесвумен. Или Марианна вывела – через свою галерею. Вот те единственные люди, которые смогли хоть что-то для него сделать.
Дама там, или не дама. Другая страна – другие возможности. Другое все…
А у меня – моя персональная пустота, в которую я лечу – во сне, наяву, в будни, в праздники.
Это не одиночество. Это просто пустота. Вокруг меня – безвоздушное, разреженное пространство, холодный космос, в котором нет ни единого искреннего чувства, ни тепла, ни участия. Только моя любовь преображала этот мир. Но не преобразила. Не было даже шанса.