Фанатка: до взлета
Шрифт:
Черт, Филатов уже начинает мне мерещиться — вон он, маячит среди толпы студентов незримой тенью отца Гамлета. Быстро покачала головой из стороны в сторону, прогоняя галлюцинацию, но навязчивое видение никуда не исчезло. Не сразу до меня дошло, что со зрением у меня все в порядке. Как, впрочем, и с головой.
Леонид Александрович собственной персоной, не удосужившись прикрыться капюшоном, стоял у выхода, скрестив руки на груди, и не сводил взгляда с двери. Конечно, я не обозналась — спинным мозгом почувствовала, что это он.
Рядом с ним суетливо прыгала небольшая стайка студенток. Они пристально и нагло рассматривали Филатова и громко спорили — он это или не он. Звезда отечественного рока, заметив неприкрытое внимание к собственной персоне, отвернулся от девушек, все же натянул широкий капюшон, пряча лицо и не позволяя никому себя рассмотреть. А я чуть не закричала от радости. Все обиды и переживания мигом отошли на дальний план подсознания, скрывшись в уголках памяти. Вместо них теперь в моих мыслях ярким фейерверком проносилось заветное понимание, что Леня здесь. И уверенность в том, что он приехал именно ко мне — захватило с головой.
На ватных ногах я подошла к мужчине, остановившись от него на расстоянии вытянутой руки. Вопросы в моей голове проносились один за другим в нескончаемом хороводе, а вот Леня был относительно спокоен. По крайней мере, мне так казалось. Он с натянутой полуулыбкой протянул мне руку с небольшим бумажным свертком.
— С днем рождения, — меня будто током ударило от его прикосновения. — Теперь ты совсем взрослая.
— Но недостаточно взрослая для тебя? — надо же, сам приехал. Поздравил меня ни смс-кой, ни звонком, а лично. Неужели я смогла удостоиться этой привилегии?
— Это наш новый альбом, — проигнорировал Леня мой вопрос и указал на свёрток. — Официальный выход через месяц.
Он говорил, а я смотрела на него во все глаза, и сердце в груди остановилось. И время тоже остановилось. Голос любимого человека, о чем бы он там не говорил — показался мне самым волшебным звуком на планете. Меня охватывали сотни чувств, и самым сильным из них была нежность. И сейчас, в этот самый момент, я уже не помнила, что ещё утром хотела обрушить на этого мужчину весь свой гнев и всю свою обиду.
Посмотрела на подарок. Новый альбом «Внедорожника» назывался «Талисман». На обложке Леня держал в руках серебряный кулон в форме сердца на цепочке, направив взгляд прямо в объектив. Еще немного, и этот пронзительный взгляд синих, словно небо над головой, глаз — достанет до самого сердца. Хотела бы я посмотреть, как происходила фотосъемка — романтичный музыкант на картинке никак не связывался с образом того Филатова, которого знаю я.
— Спасибо, — не сводя взгляда с музыканта, засунула пластинку между тетрадями в сумку.
А Леня вел себя так, будто бы ничего не произошло. Как легко у него это получается — делать вид, что все в порядке! Пока мы шли до гостиницы, в которой он остановился — разговаривали обо всем. О моей практике в местной
В этот раз у гостиницы не дежурила толпа фанатов. Если я правильно поняла, то свой приезд в мой город Леня нигде не анонсировал и никому о нем не говорил. А если студенты моего колледжа и узнали его, то все равно не успели ещё разнести слух о том, где и с кем Леонид Филатов проводит сегодняшний день.
— А завтра я возвращаюсь домой, — криво улыбнулся Леня, а мое сердце, казалось, пропустило тысячу ударов и замерло вовсе. Завтра он уедет, а сегодня…?
Уходить совершенно не хотелось, но и стоять друг перед другом в непонятном молчании абсолютно бессмысленно и глупо, пусть и до сладкого безумия приятно.
Леня сдался первым. Он взял мои руки в свои и внимательно всмотрелся в мое лицо. Не знаю, что он в нем нашел, но через мгновение мужчина наклонился и осторожно коснулся губами моих губ. Несмотря на прохладную погоду, под пальто у меня побежали уже знакомые мурашки, вызванные близостью любимого и такого желанного мужчины. Я тут же неосознанно потянулась к нему и хотела продолжить поцелуй, но Леня медленно выпрямился и с предупреждением произнес, очень отчетливо, будто заговаривал:
— Я старше тебя на двадцать лет.
— Двадцать пять, — недовольно поправила я. Снова та же шарманка, ничего нового я не услышу. Но Леня смог меня удивить.
— Я хочу тебя. Но больше предложить ничего не могу.
В поднявшейся в груди радости потянулась на цыпочках к его уху — не достала. Обвила руками шею, притянула к себе и со всей своей чувственностью, на которую только была способна — произнесла:
— Леня, я хочу быть с тобой. На ночь, на неделю, на год. На сколько получится, — а потом тихо добавила: — Только не прогоняй меня…
Слегла повернула голову и осторожно поцеловала мужчину, на деле доказывая искренность своих слов. Смутно помню, как мы вошли в гостиницу, поднялись в его номер, но отчетливо помню последнее предупреждение:
— Ты уверена?
Разве могла я ответить отказом человеку, об ответных чувствах которого мечтала с детства? И если наш первый раз он может пенять на физическое желание, на похоть, на гормоны, да на что угодно — не важно. Важно то, что сейчас он здесь, рядом, дал мне выбор и выбрал сам.
Казалось, я ждала его губы целую вечность. И сама с пылом целовала любимые глаза, цвет которых, казалось, стал еще ярче, еще синее, эти колючие щеки, нос с горбинкой, а Леонид с такой же силой отвечал. Не пытался оттолкнуть или возразить, а сам целовал — жестко, больно, будто тоже ждал этого сотню лет.
Больше не было ни боли, ни неудобства. Было ни с чем не сравнимое наслаждение, когда сотни искр взрываются перед глазами, когда каждая клеточка тела звенит, словно натянутая до невозможности струна.