Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Синякин Сергей Николаевич

– Значит, исстрадался в пути? – спросил розмысл, делая вид, что внимания не обращает на смущение Добрыни.

Тот сидел в китайском походном халате, вытянув ноги в домашних узорчатых бабушах.

– Всяко приходилось, – кратко отозвался гусляр, занятый хлебным вином.

– И балабанить приходилось? – спросил розмысл.

– А чего ж не сбалабанить, аще чужое, как твое, лежит? – вопросом на вопрос ответствовал странник.

– Значит, и денежкам чужим глаза протереть сможешь?

– А чего ж не протереть, коли они в твою сторону смотрят, – не смутился гусляр. – Надо же им настоящего

хозяина показать.

– Один до Энска добирался? – продолжал неторопливый допрос розмысл.

– Сотоварищи, – сказал гусляр, вытирая рот и бородку ладонью. – От антонова огня в нашем тяжком странствии ближник мой сгорел. Папаша, – вдруг взмолился он, – не томи ты меня расспросами, от твоего изобильного стола глазам больно делается. Дай спокойно барашку внимание уделить да соленых рыжиков отведать.

Склонился над балдашкой с грибами, пальцами самый крепенький вылавливает.

– Сыться, – согласился розмысл.

Повернулся к хмельному Добрыне.

– Думал я над твоими словами, – сказал он. – Возможное это занятие, храбрость к тому нужна отчаянная, да и голову поломать придется, как алембик для человека соорудить, как не дать ему о землю разбиться, когда у дракона разгонные силы кончатся. Но – человек нужен особый, крепкий нервами и стойкий душой. Кого предложить можешь?

– Себя! – фыркнул Добрыня.

– Мы уже про то говорили, – качнул головой розмысл. – Статями вышел, тебе на змее уже не летать. А аще с Алешею поговорить? Не возьмется ли он за сей тяжкий и опасный труд?

– Попович, – отрицательно мотнул головою Добрыня. – У него страх перед небом с молоком матери всосан.

– Эй, гусляр, – вдруг спросил розмысл. – Есть в тебе отчаянность и желание что-то доброе сотворить на пользу матушке Отчизне? Не все же тебе охальные песенки петь по кабакам, расхожим местам и теремам?

Гусляр приподнял зажаренную баранью ляжку, взмахнул ей укоризненно, торопливо пережевывая откусанное и всем своим видом показывая, что вот-вот будет готов к ответу.

– Оно, конечно, Отчизна! – сказал, наконец, он, глотая полупережеванный кус и напрягаясь шейными жилами оттого. – Только что она мне доброго сделала, чтобы заради нее расстараться хотелось? Нет, это не по мне. А охальные песни что ж, за охальные песни всегда больше платят.

– Разве не хочется видеть родину свою во славе и силе? – удивился розмысл.

– Сам посуди, – взмахнул бараниной гусляр. – Станет Родина богатая да сильная, правители мудрые, воины отважные, купцы тороватые, землепашцы усердные, ремесленники умелые, женщины верные, дети разумные, попы бескорыстные, о чем тогда песни петь? Где острое слово взять, чтобы слушающих до глубин души проняло? А пока… Погляди вокруг – Родина нищая да слабая, правители глупые да бездарные, воины трусливые, купцы жадные, землепашцы ленивые, ремесленники безрукие, женщины блудливые, дети… черт их делал, этих детей, и неизвестно чем… Тема! А мне душевно хорошо, когда я в теме. С диатрибами всегда легче выступать, им народ внимательнее славословий внимает.

– Ты про воинов трусливых… – грозно сказал Добрыня.

– Да я ж не про всех, – поднял примирительно руки гусляр. – Есть и истинные богатыри, один из них даже с нами за одним столом сидит,

но в массе-то в массе! Ты одну лишь Кантемировскую дружину возьми – алчны, глупы, безрассудны!

– Такого орла только в небо пускать, – сказал Добрыня недобро, – всех с высоты обгадит. Да что и говорить – каждый орел свою цель на земле имеет. Сиди тихо, пока в ухо не блябнул! Нечего мне здесь кадыком трясти да горло распускать!

И по глазам отчаянным и диким видно было, что желает блябнуть, едва даже сдерживается, жаждущий кулак другой рукою удерживает.

И все же открыла, открыла немытеха певучая глаза им на жизнь!

Поэтому, провожая гусляра, розмысл жадить не стал – добро ему серебра и ходовой торговой меди отсыпал. Знать бы, где доведется упасть, соломки бы подстелил!

5

«Жить стало лучше, жить стало веселей», – сказал князь Землемил.

Может, оно и так, скоморохи с детинцев не уходили, ложкари рассыпчатые мотивы выстукивали, плясуны да плясуньи хороводы водили, крутились с отчаянными визгами и притоптываниями, иной раз из далеких земель кудесники да алыры приезжали, бесконечные ленты из черных шляп вынимали, пламенем плевались, метровые сабли заглатывали с аппетитом невероятным, гусляры с концертами то и дело выступали – князь на зрелища денег не жалел. Успех любому правителю обеспечен, аще дал он подданным своим хлеба и зрелищ. Если же не хватает хлеба – дай водки. Тогда и на зрелища тратиться не придется, пьющий человек представления разные сам создает и скандалов хватает. Немедленно по Энску-граду расползлись тайные и явные блудилища, где народ предавался порокам. Каждый мог найти занятие себе по душе. И б…ди с рогожками стояли на улицах с бирюсовыми колечками во рту. Знамо дело, в праздничные дни горизонталкам самые доходы! А по городам и весям толкались борцы, черную дань собирая для князя. Известное дело – без денег любое начинание кажется бесплодным.

Князь к празднику готовился по всем направлениям. И бочки выкатывать на площадь его челядь готовилась, и отборные скоморохи ждали своего часа, и гусляры струны свои настраивали, чтобы в унисон грянуть: «Небо, Князя нашего храни». И готовились чудесные и невероятные шутихи в небе ночном. Для этих целей специально был выписан из далекого города Шанхая толстый и вечно сонный китаец, который и в таком своем состоянии ежедневно привезенные припасы, отмеченные китайскими ванзами, перебирал, прикидывал, что и за чем в небо пускать, чтобы лепота и полное благолепие вышло.

Довелось и розмыслу с этим китайцем поручкаться.

Китаец был смышленым, по-русски неплохо говорил, только постоянно в слова ни к селу ни к городу мягкие знаки вставлял и обожал уменьшительные суффиксы, отчего всегда казалось, что говорит он не со взрослыми людьми, а с малолетними несмышленышами.

Звали китайца Жо Бень, так что и сомневаться не стоило, как его в народе прозвали. Да и то сказать – в наличии имелось, впечатляло и соответствовало!

– А что, Жо, – ровно бы шутя, сказал как-то Серьга. – Если все твои шутихи собрать да одновременно под троном специальным запалить, то и человека в небо поднять можно?