Фантастический детектив 2014
Шрифт:
Утер соскочил на землю – и встал рядом с Дитрихом, оглядываясь.
Раньше стояли здесь, у Луговых ворот, двух– и трехэтажные домики: постоялые дворы, трактиры, заезды и конюшни для приезжих. Теперь – почерневшие стены да громоздящиеся друг на друга рухнувшие балки. Было пустынно, только выглядывали из-за мусорных завалов двое чумазых ребятишек да кемарил под устоявшей стеной безногий нищий.
Дитрих присел, подкинул на ладони монету, повертел ее в пальцах. Поманил детишек.
Те приблизились,
– А что, пострелы, знаете ль вы такого себе Арнольда Гольдбахена?
Те осторожно, не сводя глаз с монетки, взлетающей вверх-вниз, кивнули.
Найденыш швырнул им медный грошик, а когда один из мальцов ловко перехватил его грязной лапкой, в пальцах Дитриха плотвичкой заблестела монетка серебряная.
– Мне нужно знать, где он обитает, где спит, – сказал мальчуганам.
Было это игрой рисковой: здешний народец мог соблазниться не только серебряной маркой в пальцах Дитриха, но и кошелем на его поясе. Но, как видно, резоны у Дитриха были – а мальчуганы оказались не прочь заработать к медному пфеннигу и серебряную марку: тот, что постарше и не такой чумазый, поманил Дитриха и Махоню ручкой.
Лежка господина Гольдбахена была в полуразрушенной комнатенке: вела сюда притворенная заклиненная дверь, а три стены все еще оставались целыми. В углу были кинуты какие-то тряпки, а на тряпках сидел заросший мужичонка и перекладывал найденный в лежке Гольдбахена скарб: щербатую кружку, веревки, железки, аккуратно свернутый старый кафтан, еще какое-то барахло. И перевязанный сверток пергаментных листов.
Дитрих потрепал приведшего их сюда мальца по загривку, отдав, как показалось Утеру, обещанное серебро, и подтолкнул к выходу.
– Ступай-ка, – сказал, не сводя взгляда с человека.
Тот шмыгнул носом, и в опущенной руке его взблеснуло вдруг железо.
Найденыш покачал головой.
– Ты ведь знаешь, кто я, – сказал негромко.
Мужичонка снова шмыгнул носом и ничего не ответил.
– Мне есть дело лишь до тех бумаг, – продолжил Дитрих. – И лучше тебе их мне отдать – и я заплачу серебром; иначе завтра мои собратья заплатят железом.
– Золотом, – каркнул сидящий. – Я хочу, чтобы мне заплатили золотом.
– Увы, золота у меня нет. – Дитрих прикоснулся к кошелю. – Однако здесь – десять полновесных марок, не считая скольких-то там медных пфеннигов. Это можешь получить сразу – если, конечно, не станешь дурить.
Мужичонка кашлянул и скосил на миг глаза им за спину.
Утер среагировать не успел, но Найденыш толкнул его в плечо, отшвыривая под стену, сам же пригнулся, развернулся, уйдя от замаха дубьем, и, когда второго лиходея, что прокрался за их спины, занесло, ловко пнул его под колено и приставил к горлу невесть как оказавшийся
– Утер, – сказал он, держа напавшего за космы. – Возьми-ка бумаги.
Махоня приближался к сидящему человеку, словно к бешеному псу: мелким шагом, в полуприседе. Тот следил за ним, поводя головою вслед бывшему буршу. Когда же тот протянул руку за свитком – даже зарычал, чуть вздергивая губу.
Нож, однако, в какой-то момент исчез из его руки.
Найденыш же, когда Утер был уже в дверях, перехватил обратным хватом нож свой и коротко ткнул вихрастого за ухо. Тот беззвучно повалился лицом вперед.
А Найденыш сорвал с пояса кошель и бросил сидящему мужичонке.
– Выпей за мое здоровье, добрый человек, да напои своего товарища, – сказал, отступая спиной вперед. – И прочти десяток «отченашей», прежде чем встанешь с постели: так-то оно будет поспокойней для всех.
И вышел из комнаты.
Позади, в логовище Гольдбахена, царила растерянная тишина.
– Тиль был славным малым, ваши милости. А что дурачок, так к блаженным Господь благоволит, это всякий скажет.
Толстая Гертруда то и дело отирала о передник мокрые распаренные руки. Была она нынче пришибленной: будто весть о найденной в лесу могиле и о страшном грузе, привезенном двумя Якобами к церкви Святого Ульриха, подорвали если не силы ее, то веру.
Просьба показать вещи, оставшиеся от Тиля Флосса, и игрушки, им сделанные, не вызвала в ней сопротивления, хотя Утер знал, что характер у Толстой Гертруды тяжел, как и ее рука. Но она просто провела их в комнатенку под лестницей, которую занимала вместе с Крохой Гретой от щедрот Фрица Йоге.
Вещей, оставшихся от мальчика, было немного: чуток одежки, перешитой под Кроху Грету, короткий нож для резьбы, долото и маленькая киянка. Пояс, явно доставшийся от отца: широкий, с узорчатой медной бляхой, потемневшей от времени. И несколько искусно вырезанных из дерева игрушек: цветок розы, лошадка с густым хвостом и поистрепавшейся гривой, раскрашенный луковым отваром воробушек с чуть разведенными крыльями.
Толстая Гертруда равнодушно и отстраненно стояла в дверях, наблюдала, как Дитрих перебирает игрушки.
– Я любила смотреть, как он вырезает, – сказала вдруг. – Хоть игрушки, хоть просто по дереву. У него тогда такое умиротворенное лицо делалось – словно ангелы мальчишке пели.
– И никаких странностей? – спросил Дитрих, неотрывно глядя на лошадку.
– У мальчугана-то, с которым случилось все, что случилось? Да тут любое, что ни сделай, покажется странностью. Хотя… – Толстая Гертруда, казалось, замялась.
Дитрих отставил лошадку, посадил на ладонь деревянного воробушка и взглянул на служанку.