Фантастический детектив 2014
Шрифт:
– Это я, де… Открой.
Решительный, даже чересчур решительный голос. Еще бы.
– Алеша? Входи.
Не вставая с кресла, дед поднял растопыренную правую пятерню, открывая массивную входную дверь. По меркам города Куровска, он жил просто шикарно, имел унаследованный от сына четырехкомнатный особняк.
Алик осторожно вошел, держа перед собой толстую закопченную дуру, которую полвека назад принято было называть пистолетом, а сейчас присвоили какую-то птичью кличку – ну полное неуважение к смерти! Внук был встрепан, взволнован, из-под черного ритуального плаща, изготовленного из настоящей резины (целое состояние!), выглядывали легкомысленные зеленые шорты и неизменная маечка радужного колера
– Деда, – срывающимся голосом сказал Алик, направляя дуру на Геннадия Егоровича. – Де! Прощай, деда.
– Ты сколько уже убил? – спросил дед, помолчав.
– Ты первый.
Алик только что не рыдал, но был настроен совершенно серьезно. «Жанессо» на молодежь действует гипнотически.
– Помнишь, Алешенька, – сказал старик, непохожий на старика (русый бобрик, такая же бородка, статная фигура, пристальный, энергичный взгляд), – я тебе рассказывал про Сталина, был такой тиран, захвативший власть. Был в самом начале у него подельник, некий Камо, вместе грабили банки. Сталин влез на верхнюю ступеньку, Камо остался у себя в Грузии, в каком-то маленьком городке, и приобрел неприятную привычку рассказывать всем и каждому о том, как они бандитствовали. У Камо был велосипед, единственный в городе, и еще был в этом городе грузовик, тоже единственный, – и как-то ночью они столкнулись, Камо погиб. Потом начались репрессии, и обоих его сыновей забрали в КГБ – такая была карательная организация. Тогда вдова Камо пришла к Сталину, он приказал пропустить ее, и она сказала ему: «Сосо, что ты делаешь? Ведь это дети твоего друга». На это Сталин ответил: «За которого просишь?» Предложил матери выбирать.
– Не понимаю, к чему это? – сказал Алик.
– Сам не знаю. Параллель есть, уловить не могу. Очень хотел рассказать тебе.
– Чушь, – сказал Алик. – Ты время тянешь, ты ведь понял, зачем я пришел к тебе.
Алик заготовил длинную речь, но что-то не вытанцовывалось.
Он хотел объяснить деду, почти единственному человеку на свете, которого любил и который так много для него значил, почему именно он пришел его убивать. И почему именно его. Хотел сказать, что эти их таблетки от старости – смерть всему человечеству, что слишком много их развелось, стариков то есть, экономика лопается по швам, пытаясь выплачивать им хоть какие-то пенсии, а те, кто, как дед, например, еще продолжают работать, занимают места, которые положены молодым, оттого такая жуткая безработица. Он хотел сказать, что, даже если они не стареют, гены все равно портятся, а производительная функция в норме, поэтому такое большое количество сумасшедших и нежизнеспособных. Отсутствие старости противоречит природе, дед противоречит природе – вот что хотел сказать Алик.
Но это было бы глупо, все давно уже сказано-пересказано, поэтому он сказал только одно, почти крикнул:
– Ты противоречишь природе!
Обычно дед отвечал на это: «А кто она такая, эта природа, чтобы ей не противоречить? Да человек ей всю свою историю только и делает, что противоречит». Сейчас он сказал другое:
– Значит, все-таки ты предал меня, дружок?
Алик услышал и тут же забыл – слишком тяжелое обвинение. Еще он хотел сказать то, чего не говорил никогда, – что в «Жанессо» знают, чем занимается его дед, который входит в группу престарелых убийц, пытающихся уничтожить самую активную, самую сознательную часть молодежи, тех, кто задался целью восстановить природный баланс возрастов и спасти мир. Сам он не убивает, это да, он просто Консультант, но именно он придумывает их кровожадные сценарии.
– Они знают, что ты Консультант, мозговой центр у этих ублюдков свихнувшихся, – сказал Алик.
– Значит, все-таки предал. Хоть не сам вызвался-то?
– Просто они решили, что мне легче всех подобраться к тебе. Они сказали,
– Ты еще скажи «сантиметров», грамотей, книжек не читаешь вообще, – угрюмо проворчал дед. И вдруг разом повеселел, словно анекдот вспомнил. – А ты знаешь, Алешенька, у меня тоже для тебя новость! Мне ведь тоже поручили разобраться с тобой. И я тоже не сам вызвался, и это для меня тоже «боевое крещение». Смешно, правда? Как ты говоришь? Возрастная война? Хе-хе.
Губы его улыбались, но подрагивали. В глаза невозможно было смотреть. Алик бессильно опустил «дуру».
– Как это? Ты – меня? Да как это может быть, деда?
– Вот и я говорю, как это может быть. Ведь между нами эти «сентименты» твои. Никак это не может быть – противоречит природе. Послушай, а если ты откажешься, тебя ваши что, удалят?
– Ну что ты, почему сразу уж так и убьют, мы тебе не банда какая. Просто изгонят.
– Вот и меня тоже – изгонят. У нас тоже не очень банда, тоже с принципами… Я к чему все это, Алешенька. Может, ну их, эти принципы, эти войны? Пусть сами разбираются с возрастными проблемами. Ведь убивать родных тоже противоречит природе. И вашим хорошо – я из Консультантов уйду. А?
Страдание непереносимое сочилось из его глаз. Алик неожиданно быстро согласился. Собственно, он и сам не понимал, как это он будет убивать деда, причем любимого. Так казалось все просто на секретной квартире. Только сейчас он понял, что с самого начала надеялся, что дед его переуговорит. У деда очень сильный дар убеждения.
Минут пять спустя он, наконец, слабо кивнул, уступая убеждениям Геннадия Егоровича. Оба глубоко, со счастьем вздохнули.
– Ну и денек! – сказал Геннадий Егорович, вставая с кресла. – Это дело надо отметить. Пройдем-ка, Алешенька, в подвале у меня есть прекраснейшее вино, амонтильядо, тебе понравится.
И посмотрел странно.
Алеша почему-то забеспокоился.
– Конечно, только почему подвал? Почему не здесь?
– Вот ты, Алешенька, хороших книг не читаешь, а то бы знал, что амонтильядо продается только в бочонках, а бочонки эти полагается хранить только в подвалах, чтобы сырость и температурный режим. Ну, пошли!
Совсем не старый, просто зрелый мужчина, он хлопнул Алика по плечу, посылая его вперед.
– Да я как-то…
– Брось, Алешенька! Ты ведь любишь дорогое вино, а такого ты еще никогда не пробовал, грамотей ты мой дорогой. Амонтильядо!
В полшестого, когда Артур в своей гостерии готовил закуски для постоянных клиентов, вошел этот парень. Нормальный, как все, мрачный только. Порылся в карманах, достал засаленную двадцатку, заказал двести белого крепкого, уселся через стойку напротив, застыл. Вроде и смотрит прямо на тебя, а вроде и мимо смотрит. Заглотнул бокал и вдруг говорит:
– Нет.
Артур сделал вопросительное лицо. Парень посмотрел на него убийственно злобным взглядом. Или тем же взглядом посмотрел мимо.
– Нет, сказал же! Никого здесь вообще нет, я в этой блевотерии уже час задницу плющу, не было его здесь.
– Понял, – сказал Артур и смахнул деньги в коробку. Эта их мода прятать телефонные серьги! Ну ведь неприлично же, все же знают, что неприлично! Да и врал он – не час сидел, минут пять, не больше.
– А куда я денусь? – сказал парень. – Дождусь, конечно. Еще!
В это время дня в гостерию почти никто не ходил, из постоянных всего несколько человек, а регулярно только один там старик ходил, правда, в этот раз он немного запаздывал, Артур поэтому и подумал, что разговор именно про него. Это было неприятно, старик был симпатичен Артуру, поэтому он сделал непроницаемое лицо.