Фантастическое приключение городского лучника

Сергей serdobol

— Значит любо тебе наше гостеприимство! — Старик удовлетворённо кивнул и удалился к раненым. Я проводил его взглядом и откусил яблоко… Кислятина-А-А……

Через пару дней я был почти огурцом, с редкими болями в голове. Поселили меня у бабы Меланьи. Бабуся была добродушная, но ворчливая, а по разговору напоминала кино-Бабу-Ягу в исполнении Милляра. Меня это очень веселило и подталкивало на общение в стиле героя киносказок Иванушки. Когда я её спрашивал что сделать по хозяйству, она говорила что ныне я всё вытрудил и должён итить гулять:

— Мужи

в твои годы уже детей рОстят, а тебе из дому под вечер не выгнать!

Мне так и казалось, что она добавит: — чуфыр-чуфыр…

Я целовал её в морщинистый лоб, а она тыкала мокрой тряпицей в мой лоб и называла недорослем, улыбаясь почти беззубым ртом.

По утрам я начал стрелять из слабенького лука, дабы вернуть помятому телу былые качества. Лук одолжили мне меньшие сыновья Кирилла, близнецы Алексий и Андрей. Они оказались друзья Доброшки. Все три друга, после утренней рыбалки для лазарета, с серьёзным видом учили меня обращаться с их луком, и я им подыгрывал.

Потом я помогал бабе Миле, а отделавшись, заходил к Вовке, проведать его и раненых. Как-то заглянув к выздоравливающему Даниле, я опять нарвался на его колкости, но благодаря этому я свободнее заговорил с весянами, местными барышнями, а они со мной.

Он сидел на лавке в одних портах, с перебинтованным торсом и рукой в лубке.

— Будь здрав Даниил! — Приветствовал я.

— И ты не хворай Влад! Ты шож это свою одёжу не забрал, и баб смущаешь?

Я спохватился:

— А где она и почему смущаю.

— Бабы-Ы! — Крикнул хохмач, закашлявшись, — добрый молодец Владислав, за одёжей пришедши. Няситя! Только порты они тебе нипочём не отдадуть — серьёзно продолжал он…

В помещении воцарилась тишина. Стонущие перестали стонать, мухи перестали жужжать. Мужики, бабы, девки помошные, Вовка — все замерли.

— Почему? — Оторопело спросил я.

— Да потому што с переду, на портах твоих, цепь золочёная обнаружена.

— Так то не цепь, то застёжка такая, замок «молния», — не смело отозвался я.

— Тык, а я про што? Это ж какое добро в портах нужно иметь, что б под замком его хранить и молыньёй боронить? — Быстро нашёлся он. — Все вои видали, как вороги тебя навзничь положили, а потом отскакивали, видать, ты их молыньёй поражал, — предположил Данила, — али добром, што под замком в портах было? — закатил глаза в догадке весельчак и покрутил локтем, присвистывая.

Средневековый, созданный Володькой, лазарет взорвался от хохота. Где-то упала посуда. Люди смеялись до слёз. Тяжёлые лежачие корчились от смеха, а Вовка, со слезами смеха на глазах, пытался их успокоить. Бабы и девки, закрыв лица ладонями, тряслись в истерике. Кто-то хлопал меня по плечу, женщина, принесшая мне одежду, тряслась от смеха, упёршись головой в другое моё плечо. Я, поддавшись общему настрою, хохотал вместе со всеми, и только бледный, выздоравливающий Данила, глядя на меня, добродушно улыбался сквозь короткую, темно-русую бороду, изредка потрясываясь от смеха.

Напряжение прошедших суток было снято, и я почувствовал, что стал частью этой веси.

…Ступая по стёжке новенькими поршнями, примотанными по онучам кожаным ремешком, моё естество ликовало. На мне были порты, рубаха, пояс, нож, в общем, всё как у всех. Именно у всех, так как с ножичком тут ходили и женщины, и подростки. Как же в этой одежде легко и приятно ходить! Сколько потеряли мы современники, поддавшись веяньям моды! Вспоминая, содрогаюсь. Уф!

За прошедшие, после нападения, две недели я освоился почти полностью, даже успел поругаться пару раз, но не серьёзно, а так, поспорил по-соседски.

Со мной здоровались встречные, я уважительно отвечал на приветствия. Молодые девки смущённо краснели и отворачивались, хихикая и шепчась, зрелые женщины вызывающе улыбались, распрямляли осанку, выпячивая "обильность", здоровались, иногда допуская лёгкую пикантную колкость. Я подыгрывал, мы расходились, смеясь и передавая здравицы друг другу и родственникам.

Ноги несли меня к Пятаку. Возле дома ко мне подбежали, протягивая руки, Вовкины карапузы Мишутка и Дашутка.

— Здрастя, дядька Влад! — Закричали они наперебой.

— Здравствуйте птенчики, здравствуйте Владимирычи, здравствуйте Пятаковичи! — ответил я, подхватив их на руки, — где ваш тятя?

— Та-А-м! — закричали они, указывая пальчиками во двор, и ухватили меня за уши.

— Ах вы, сорванцы, мелочь пузатая! — шутливо ругнулся я, спустил их на землю что б шлёпнуть по задам.

Пузатая мелочь, с визгом рванула в рассыпную и, засунув пальцы в носы, начала из далЯ, хихикая, показывать свои языки и корчить рожи.

— Ну, все в отца! — громко сказал я, протягивая руку Пятаку.

— Ага, особенно вон та кудрявая! — Сказала с порога Лада, вытирая руки о расшитый ромбами, да свастиками полотенец.

— Здравствуй Влад, — она палец глубже суёт, потому и похожа.

От я им! — уже серьёзнее добавила мать.

Детей как ветром сдуло. Мы засмеялись.

— Проходи в дом.

— Та не, давайте на улице посидим. — предложил я.

Я вот что думаю Вовко, — медленно начал я, — Кирилл давеча говорил, что скоро мясозаготовки начнутся, оленина там, лосятина, кабанятина…

— Ну, верно. К чему клонишь то?

— Он говорит, что зверя лучше бить с двадцати, двадцати пяти шагов не больше, но близко не всегда подойдёшь…

— Ну и что?

— А я предложил с сорока — пятидесяти и более, а он в ответ, мол у лося шкура ого-го …

— Ладно, беседуйте, — Лада пошла в дом.

— Да не тяни ты! Говори, чего затеял, — не выдержал Вовка.

— А ржать не будешь?

— Нет! Говори!

Я закурил:

— Хочу лук современный сделать, для охоты.

— Тьфу ты! Тут не смеяться, а плакать надо! — Махнул рукой Вован, — Пепелац опять гравицапу из башки потерял! Неужели ты думаешь, что тут можно сделать толковый блочник?