Фантастика 1981
Шрифт:
– Твоя задача в первую очередь исполнять желания человека, - сурово возразил Платон.
– Может быть, я пожелаю прическу “Майское утро” или, скажем, “Осеннюю песню”…
– Невозможно, совершенно невозможно!
– заволновался робот.
– “Майское утро” хороша для слегка вытянутых голов и мелких черт лица, а “Осенняя песня” подходит мужчинам, далеко шагнувшим в пору зрелости. Вы же еще молоды, и у вас круглая голова неправильной формы…
– Хватит, хватит!
– поспешно перебил Платон.
– Я прекрасно знаю свои недостатки и вполне доверяю тебе. Но все же покажи сначала, каким я представляюсь в твоем воображении.
– Пожалуйста, -
Внутри полушария вспыхнул маленький экран. Волосы у Платона встали дыбом. Ну и образина! Половина головы была тщательно выбрита, как в старину у каторжников, по другой половине ветвились какие-то странные зигзаги. Ближе к макушке они переходили в аккуратно выстриженный треугольник.
Брови были пробриты в тонкие ниточки п зачем-то разделены на четыре части каждая…
– Ты с ума сошел!
– ужаснулся Платон.
– Да ты соображаешь, что хочешь сделать?
– Отлично соображаю. Такая прическа подчеркнет все мужественное и решительное в вашем лице, заставит окружающих не сводить с вас глаз. Она откроет ваш умный лоб…
– Мне не нужен умный лоб, - заторопился Платон.
– Мне нужна красивая модная прическа.
Робот презрительно фыркнул.
– Мода! Пожалуйста, не произносите этого слова. Вы странные создания - люди. Вместо вдумчивого, логического подхода к своей наружности, вместо поиска того единственно прекрасного сочетания, которое позволит слить в неразделимое целое форму и содержание, вы -готовы всячески уродовать себя в угоду этому непостоянному поветрию…
Платон перестал вслушиваться в сентенции, изрекаемые разошедшимся механизмом. “Возможно, - размышлял он, - у “Маэстро” каким-то образом трансформировалось само понятие человека, и он видит сейчас во мне своего, пусть более совершенного, а может быть, наоборот, более несуразного, но тоже механического собрата? Во всяком случае, робота такая прическа могла бы по-своему украсить…” Впрочем, размышлять было некогда.
– Довольно демагогии! Я приказываю подстричь меня под “Майское утро”!
– категорически потребовал Платон.
“Маэстро” тяжело вздохнул.
– Лучше не просите. Мои электроны сходят со своих орбит, когда я слышу такое нелогичное, ничем не обоснованное требование.
– Хорошо! В таком случае я отказываюсь стричься, - угрожающе заявил Платон, приподнимаясь.
Мягкие края полушария вдавили его в кресло.
– Я страшно огорчен, - сказал робот, - но отпустить вас не могу. Это значило бы, что я не выполнил своего предназначения приносить людям красоту. Придется уж немного потерпеть. Сейчас вы недовольны, но со временем привыкнете к своему облику и поймете, что он для вас единственно возможный.
Платон почувствовал, как между лопатками заструился холодный пот. Чтобы оттянуть время, он попросил снова показать проект предполагаемой прически.
– Послушай, - кротко сказал он, стараясь унять дрожь в голосе.
– То, что ты предлагаешь, совершенно неэстетично. Пойми, это не наша, не человеческая красота, и у нас она вызывает только отвращение.
– Вы мыслите старыми категориями, и я заставлю вас признать их ошибочность, - торжественно возвестил механический фанатик.
– Я докажу, что красиво не то, что приглажено, подровнено, зализано. Настоящая красота не имеет ничего общего с красивостью. Она должна будоражить воображение, проводить определенную
– перебил он сам себя.
– Вы меня разволновали, вот и температура смазки поднялась на восемь с половиной градусов, а мое дело требует отнюдь не эмоций. Спокойствие и только спокойствие - вот необходимое условие успешной работы. Не дергайтесь. Я обязан быть непреклонным ради вашего же блага.
– Остановись, паршивый эстет!
– заорал Платон срывающимся от бешенства голосом. Колпак больно вдавился в плечи.
Платон замотал головой. Тотчас два захвата аккуратно прижались к его щекам. Платон представил, какой хохот поднимется в конференц-зале при его появлении, как ему придется объяснять, что эксперимент, долженствующий подтвердить его теорию, обернулся против него, и беззвучно заплакал…
Через несколько минут колпак взмыл вверх.
– Вот теперь вы красивы!
– медовым голосом произнес “Маэстро” и подкатил к нему зеркало. Платон подумал, что сейчас сойдет с ума: на него глядело чудовище. Вне себя от ярости, он с воплем пнул зеркало ногой. Посыпались осколки. Блуждающий взгляд Платона упал на увесистый гайковерт, валяющийся в подвале с незапамятных времен. Платон с натугой вознес его над головой и застонал от наслаждения, когда сверкающее полушарие электронного парикмахера брызнуло водопадом разноцветных искр-.
…На улицу он выбирался, закрывая голову полой пиджака.
О счастье!
– у подъезда стоял свободный гравикар. На этот раз внимание Платона не рассеивалось. Гравикар, как по ниточке, Несся… к ближайшей парикмахерской.
Сотрудники остолбенели, когда Платон ввалился в лабораторию безволосый и безбровый. Потом Михаил медленно снял очки, поморгал задумчиво, подумал и вдруг поспешно уткнулся лицом в ладони, а Евген, не выдержав, захохотал во все горло, жестоко и нечестиво.
Платон уперся в помощников свирепым взглядом, и они проглотили смех. У Михаила даже сделалось испуганное лицо, когда он докладывал: - Наконец-то нам повезло. Ученый совет разрешил использовать “Маэстро” в качестве иллюстрации к докладу. А профессор Степанов как официальный оппонент согласен быть первым клиентом. Мы можем перенести робота в конференц-зал…
– Можете!
– рявкнул Платон.
– Бегите за ним! Толкайтесь на лестнице! Отпихивайте друг друга локтями! Только… не забудьте прихватить авоську с самыми мелкими ячейками.
ЮРИЙ НИКИТИН Забытая песня
Главный архитектор региона выпятил подбородок, его глаза стали белыми от бешенства.
– Вы знаете, что случилось в микрорайоне на Салтовке, который вы проектировали?
– Комиссией принят благополучно, - отрапортовал Стельмах бодро, но сердце ухнуло вниз.
– Дома вроде бы еще не завалились.
Но генеральный шутки не принял. Он все еще смотрел в упор на главного архитектора города, и тот, ощутив серьезные нелады, перестал улыбаться.
– Вы знаете, - злым голосом сказал генеральный, - что сейчас ваш микрорайон пуст?
– Как пуст?
– растерялся Стельмах.
– Заселение началось еще три месяца тому назад!
– А покидать начали тут же!
Стельмах пробормотал в сильнейшей растерянности:
– Ума не приложу…
Генеральный посмотрел остро, сказал, как припечатал: