Фантастика 1983

Гуревич Георгий Иосифович

Словно в горячке метался Мал по своим покоям, не находя места. В который раз вспоминал свою встречу с Якуной.

– Она с войском стоит под Коростенем, - признался Якуна, избегая смотреть в глаза Малу.

Они сидели за широким белодубовым столом. Оба широкоплечие и чем-то неуловимо похожие.

Мал смотрел на большие, еще очень сильные руки Якуны и представлял, сколько крови пролито этими руками. Зачем?

– Зачем?
– не сдержав свои мысли, повторил он вслух.

В ответ короткий колючий взгляд, который красноречивей слов.

– В нашей

земле хозяйничают норманны. Они правят в городах, они возглавляют войска, а мы, славяне, мыкаемся по свету. Добываем славу в чужих землях; в Царьграде, в Риме, в Хазарии и Булгарии. Все дальше расходимся мы, перестаем понимать язык друг друга, теряем силу. Мы один народ - славяне! Кто объединит могучие славянские племена. Так думал князь Олег, то же завещал и Ольге.

– Разве объединять можно только силой?

– Сегодня да, а завтра?… Завтра, может, будет и другое средство. Но пока сила решает все.

“Он прав, - подумал тогда Мал, - сила только тогда сила, когда она действует. Жаль, что я поздно это понял, а то не сидеть бы мне в этом тереме”.

На следующее утро, взяв деньги, меха, оружие драгоценное, Якуна в сопровождении своих озоров выехал в Киев. Когда прощались, Мал сказал:

– Увидишь Ольгу, передай, что за сына моего, Добрыню, она в ответе.

Якуна молча кивнул и вышел во двор.

Мал слышал, как заскрипели ворота и по мосту через крепостной ров громко простучали копыта застоявшихся сытых жеребцов.

“Если даже она обманула, - подумал тогда Мал, - то верить нельзя никому. Значит, человек всегда должен оставаться один”.

17. Горящие птицы

Дважды родился молодой месяц, прежде чем вернулось тайное посольство. За это время некогда могучий Якуна как-то сразу состарился, бессильно опустились широкие плечи, взбухли на руках похожие на синие канаты вены. Старик загрустил, перестал брить голову и, когда миновали Киев, слег. Командовать отрядом стал Вакула. Он тоже изменился - возмужал, в голосе появились властные нотки, а во взгляде еще большая холодность. Его снова стали мучить кошмары. По ночам, лежа на дне лодки, он вспоминал Константинополь, библиотекаря Диогена, книги, которые успел прочесть. А еще учебу под руководством греческих инструкторов, которые показывали русам, как пользоваться “огнем”. Он видел силу этого оружия и, как и все, был потрясен. Но еще больше он был потрясен, когда Якуна приказал удавить греков.
– нельзя было оставлять свидетелей. И он это сделал!

Смерть шла за ним по пятам. Он чувствовал ее холодное дыхание, видел ее в остекленевших глазах задушенных греков, в окаменевшем лице Якуны, в самом себе.

Когда миновали Киев и вошли в устье Припяти, навстречу вышли четыре ладьи, переполненные воинами. На одной, которая шла впереди всех, он заметил Мистишу. Ладьи стремительно приближались, и спасения, кажется, не было. Двум десяткам озоров не справиться с доброй сотней.

Кто-то сказал:

– К берегу нужно. Там можно спрятаться.

“Спрятаться?” - подумал Вакула, с каким-то болезненным интересом вглядываясь в приближающиеся ладьи.

Он видел, как отдавал приказания Мистиша, как выстроились на корме лучники, вооруженные тяжелыми луками, как они вложили первые стрелы и ждали только, чтоб лодки подошли ближе.

– Прятаться не будем, - обернувшись к воинам, сказал Вакула.
– Давай трубу и заряды!

Казалось, озоры его не поняли. Они стояли молча, никто даже не шевельнулся.

– Живей! Давай “огонь” сюда!
– закричал Вакула.

Все засуетились: кто-то побежал за зарядами, кто-то Лихорадочно укреплял на носу большую деревянную трубу на тяжелой медной подставке, снабженной устройством для установки трубы в нужном направлении. Прикинув расстояние до передней ладьи, Вакула установил трубу на нужную высоту и вложил в нее зажигательный заряд, похожий на небольшой глиняный горшок.

“Действительно, вулканов горшок, как называли его венеды”, - подумал он и зажег трут. Из трубы вырвался небольшой горящий шар и со свистом полетел в направлении первой ладьи. Вакула проследил за его полетом, слегка уменьшил уровень наклона трубы и сам себе скомандовал:

– Огонь!

Ударившись о борт ладьи, заряд разорвался, превратив ладью в большой костер.

– Огонь! Огонь!
– снова и снова кричал Вакула.

И река горела, и не было спасения! Густой черный дым на какое-тб время скрыл из виду ладьи; когда он рассеялся, все увидели обгоревшие остовы лодок. Людей видно не было.

Победа не радовала. Всего полтора десятка зарядов потребовалось для того, чтоб уничтожить сотню людей, которые только что были живы, гордились своей силой, умом, красотой, а теперь, превращенные в уголь, плыли по реке.

Вакула вспомнил рассказ Диогена о гибели Содома и Гоморры. Он показывал ему выписку из древней летописи, где говорилось: “…пустил господь камни горящие и потопил их…” Содом и Гоморра погибли от такого же оружия, которым сейчас владел Вакула. “Ум человеческий развращен, и сердца наши слепы”, - говорил Диоген. Любые достижения человеческого ума оборачиваются во зло людям. Никто не хочет увидеть в “огне” только оружие для разрушения.

Скоро, сменив ладью на коней и уложив трубы и заряды на повозки, подошел маленький отряд к Коростеню. В лагере было неспокойно. Свенельд, потрясенный гибелью сына, не выходил из своего стана. Святослав после гибели Сунильды замкнулся в себе и все реже появлялся в шатре у матери. Они становились чужими людьми. Ольга осталась одна со своим горем и своей надеждой.

Той же ночью Ольга перевезла к себе в шатер больного Якуну.

– Что с тобой?
– спрашивала она у старика.
– Может, болит где?

– Ничего у меня не болит, - слабым голосом отвечал Якуна.
– Сломался я, душа задыхается в старой клетке.

Ольга как могла утешала старика, но он не слушал ее.

– Я сделал все, что ты приказала, - тихо, одними губами говорил он.
– Обменял веру на “греческий огонь” и привез тебе. Я знаю его силу - Коростень будет взят.

– Ты видел Мала?
– спросила княгиня.