"Фантастика 2023-119". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Лют переглянулся с отроками, в воздухе повисли сдержанные смешки: купание воеводы напоминало помывку матерого кабана, такого же волохатого, мощного и вонючего.
Густая волна от распаренного тела затопила двор, глаза дружинников защипало. Ждан сжал крупный нос двумя пальцами и шумно высморкался.
От колодца доносился довольный рев, в басовые звуки вплетались тонкие вскрики: воевода пустил в ход руки – толстые коренья пальцев сомкнулись на пухлых задах.
Стрый довольно захрюкал:
– Вот здесь, девоньки, потрите. О, благодать!
Девицы
– Быстрей тут, – наказал Стрый Люту и отрокам.
Лют стянул рубашку. Брови Стойгнева затерялись в прическе: обнаженный торс гридня походил на латаную рубаху; грудь, спину и живот покрывала сеть белых рубцов, будто воин побывал в когтях Змея. Отроки оставили коней, принялись обливать гридня.
Буслай пошел в дом, у порога обернулся и завистливо посмотрел на Люта. По малости лет не сподобился хоробрствовать на Пепельном валу, где Лют добыл славу великого воина. Бывало, во сне являлись картины боев, где неустрашимый Буслай повергал кочевые орды ясагов, вождя брал в плен, а вражье знамя подстилал для любовных утех.
Сладкие сны! Уголки губ гридня опустились. У Люта было наяву, а он… Что ж, сейчас хотя бы за стол сядет первым.
Стойгнев изумленно разглядывал воина, от которого исходила незримая волна мощи, недоступной простому человеку. Уж на что могучаны сынки, справные охотники и силачи, вечно в лесу пропадают, ворочают пни вековые, но поставь обоих супротив гридня – не сладят.
Да что гридни? У Стойгнева закралось подозрение, что даже отроки, прислуживающие безропотно, способны поколотить его сыновей. Как бы ни были широки в плечах и крепки сыночки, но они смирные земледельцы, у них нет того неукротимого огня, что тек в жилах воинов. Так и бык больше и сильнее человека, но кто кого ведет на бойню?
Буслай сел за стол рядом с воеводой, перед тем уже поставили парующий чугунок щей. Воевода попросил яичницу и молока, гридень едва подавил смешок.
Воевода любил яйца и молоко без меры, что пуще сгущало слухи: его отец – Волос-Змей. Но кто скажет такое вслух, будет выковыривать голову из плеч.
Буслай взял деревянную ложку, и парующие щи, сготовленные с кусочком сала, провалились в живот. Гридень был бы рад и гречихе или просу с молоком, но хозяйка метала на стол разносолы, видать, в благодарность за разгром ушкуйников.
Хрустящий хлеб, разваристая гречневая каша, свежая и соленая рыба, яйца, свежая капуста, репа пареная, огурцы свежие, на уксусе и соленые, лук и чеснок. Запивал кушанья квасом. Мелькнуло недовольство: могли налить и олуя, хоть светлого. Впрочем, и на том спасибо.
Когда в дом вошли Лют с отроками, Буслай сыто отдувался, привалившись к стене, ладони ласково поглаживали живот. Отроки разместили поклажу в углу и присоединились к пиршеству.
Лют ел вяло, подолгу пережевывал куски, ковш с квасом прилипал к губам чаще ложки. Мимоходом заметил перемигивания Буслая с дочкой хозяина. Лют
Напоследок хозяйка подала мед. Лют пригубил, прислушался к ощущениям. Ему доводилось пробовать мед смородиновый, приварный, красный, белый паточный, старый, вешний, мед с гвоздикой, обарный, вишневый, можжевеловый, малиновый. Теперь довелось попробовать черемховый.
Гридень прищелкнул языком – неплохо! Добавить бы сока свежих вишен – сомлеешь от удовольствия.
Дочь хозяина робко отпросилась, выбежала из дома. Буслай посидел немного, встал из-за стола и вразвалку вышел во двор. Лют переглянулся с Савкой и еле сдержал усмешку. Стойгнев остался безучастным. Стрый сказал между делом:
– Дочь не больно на тебя похожа.
Стойгнев пожал плечами:
– Братучадо. Братца непутевого леший обвеял вихрем, стал каженником. Ходил как не свой, бормотал под нос заумь, углы лбом стесывал, а однажды заснул и не проснулся. Вот, оставил.
Стрый кивнул и продолжил с хозяином беседу о пустяках. Лют допил мед, послушал порожний разговор хозяина и воеводы, отчаянно зевая встал из-за стола. Жена Стойгнева отвела гридня в гостевую клеть. Едва голова коснулась подушки, витязь заснул.
Проснулся под утро. В темноте, пахнущей деревом и потом, слышалось посапывание отроков и мощный храп воеводы.
Выбрался на ощупь во двор. Утренний холод впился в голый торс, кожа покрылась гусиками, крупными, будто бородавки на жабе. Край неба быстро светлел, и четче виднелись бревна амбара и овина.
От конюшни к колодцу шел человек, в сумраке белела посконная рубаха. Лют прищурился: вроде вчера во дворе хлопца не было. Сердце забилось громче обычного, горячая волна смыла легкую дрожь.
Парень стоял у колодца. Лошадиные уши стригли прохладный воздух, о землю нетерпеливо пристукивало копыто. Гридень хмыкнул.
Вазила вытащил ведро и обернулся. Глаза радетеля лошадей светились зеленым огнем, лицо было настороженно.
– Здравствуй, – кивнул Лют.
Покровитель лошадей оставил ведро, подошел к гридню:
– Здравствуй, молодец. Не беспокойся, за конями присмотрел, готовы без устали день скакать.
– Спасибо.
Вазила отмахнулся, мол, пустяк, глаза сощурились лукаво.
– А где такое добыли диво? – спросил о коне воеводы. – Я смотрю – и не конь вовсе, как только приручили?
Лют усмехнулся. Стрый кого хочешь приручит. Потом дошел смысл слов о Гороме. Конь у воеводы со странностями, но в голову не приходило, что это нечто другое.
Вазила помялся на месте:
– Путь держите дальний?
– К князю Вышатичу.
Лошадник поднял светящиеся глаза к небу, из груди вырвался вздох.
– Чигирь-звезда супротив пути стоит, не к добру.
Лют пожал плечами: что делать, ехать надо.