"Фантастика 2023-200". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Берем-с, — по старорежимному отозвался тот, предупредив. — Но сдачу с них в советских дензнаках даем.
— Десять баксов — это сколько в рублях?
— Баксов? — не сразу сообразил официант, но быстро сориентировавшись в новом термине, сообщил. — Ежели, по триста тысяч за штучку, то десяточка выйдет в три лимончика.
— А что так дешево? В Питере за доллар пятьсот дают, — удивился я.
— Так то в Питере, — поднял брови официант. — У нас, товарищ, столица, у нас здесь валюты больше, чем в Питере, соответственно, цены ниже.
—
— Нет, подождите, — заволновался официант. Наклонившись к моему уху, сказал. — Товарищ, могу дать за десятку четыре лимона, да еще и обед бесплатно, но больше никак. Соглашайтесь. В Москве вы лучшего предложения не получите.
— Ладно, давай четыре, — согласился я, прикидывая, что по стремительно рвущимся вверх ценам обед тоже обойдется в немалые деньги, а искать более выгодную скупку мне лень. И, вообще, если бы не влияние моей новой знакомой и подчиненной Марии Николаевны, я согласился бы и на триста тысяч за бакс.
Решив финансовые вопросы, я сидел в ожидании заказа, надеясь, что Блюмкин, увлеченный распитием оставшейся водки, забудет о моем существовании. Как же. Яков Григорьевич, сказав что-то своим собутыльникам, твердой походкой подошел к моему столику и, не спросив разрешения, плюхнулся на стул. Поймав мой не слишком приветливый взгляд, скорчил морду и, сверкнув белоснежными зубами, спросил:
— Товарищ … не знаю, как тебя здесь именовать, давно из Парижа?
— А что это вы про Париж-то вспомнили, товарищ Блюмкин? — хмыкнул я. — Или парижских стоматологов вспомнили? Сколько за зубки-то новые заплатил? Небось, от денег товарища Троцкого отщипнул?
— Ты на что намекаешь? — побагровел Яков.
— А я ни на что не намекаю, — улыбнулся я. — Я тебе прямым текстом говорю — у нас тебе такие зубы не вставят, если в ресторане вопросы ненужные задавать будешь. Чего хотел-то, Яков Григорьевич? Если денег занять, так сразу скажу — не дам. Деньги не вернешь, да еще и наврешь с три короба.
— А кто не врет? — хмыкнул Блюмкин, пожав плечами. — Вон, посмотри, сидят за моим столиком два больших поэта. Есенин Серега орет, что в бога не верует, а намедни чуть было лепшему другу своему Толечке морду не разбил, за то, что тот самовар начал иконами топить
— В каком смысле, иконами? — не понял я.
— В том смысле, что Анатолий икону на щепу постругал, да начал лучинками самовар топить, а Серега, когда увидел, в драку кинулся, — хохотнул Блюмкин. Я чуть было не сказал, что Есенин правильно сделал, но промолчал, а спросил: — И как они потом помирились?
— Так Толик разъяснил, что не икона это вовсе была, а простая доска, с образами намалеванными, не освященная. Он ее в иконописных мастерских прихватил.
Иконописные мастерские? Любопытственно.
— А что, они разве еще остались, иконописные мастерские, не все закрыли?
— Так навалом их еще. В Третьяковской галерее, в Сергиевом посаде, под Звенигородом.
Ну, это не навалом, но неплохо. Вообще, и от Блюмкина польза бывает. Дельную мысль подсказал, молодец. Третьяковская галерея под боком. Завтра же схожу, выясню, что там они пишут.
— В общем, один друг врет, а второй его дразнит, — констатировал я.
— Второй тоже врет, — не согласился Блюмкин. — Толик говорит, что из дворянской семьи, но какой он дворянин, если его папаша еврей крещеный? Вот, я не вру, и еврейством своим горжусь.
Эх, что-то товарища Блюмкина пробило на вселенскую скорбь. Видимо, уже выпил изрядно.
Тем временем мне принесли первое. Есть одному было как-то неловко, и я спросил у Блюмкина:
— Если совсем туго с деньгами, могу заказать.
— Сыт я, — отмахнулся Яков. — Вот, ежели, стаканчик закажешь, не обижусь. А еще лучше взаймы дай, лимона три, а еще лучше пять. Ей-ей, папашиной могилой клянусь, что отдам.
Зачерпнув первую ложку, проглотил, покачал головой.
— Яков Григорьевич, ты же сам говорил, что все врут. Как я тебе поверю?
— Нет, не все врут. Вот, товарищ Троцкий не врет, хотя и фамилию изменил. Еще у нас в академии Меер учится, он тоже не врет.
Услышав имя Меер, во мне словно бы зажглась красная лампочка. Нет, не на опасность, а на информацию, которая мне нужна. С этим именем у меня ассоциировался лишь один человек. Проглатывая вторую ложку огнедышащего харчо, осторожно спросил:
— Меер, он откуда в академии взялся? Из Жмеринки?
— Меер Абрамович с Дальнего Востока приехал, на съезд партии большевиков. Малость запоздал, так переживал очень, что в отряд добровольцев не попал. Слышал ведь, что триста делегатов добровольцами вызвались на штурм Кронштадта идти?
— Крепкие ребята, молодцы, — похвалил я добровольцев, уехавших на войну со съезда. А как их не похвалить? Но меня сейчас больше интересовал Меер Абрамович. Думаю, вряд ли в Москве окажутся два Меера Абрамовича, приехавшие с Дальнего Востока. Нет, это точно Трилиссер.
— И из нашей академии целый отряд отправляли, но меня в тот день на учебе не было, не знал, а не то бы тоже поехал. А может и хорошо, что не поехал. Из отряда троих убили.
— А чему вас в академии учат? — вяло поинтересовался я.
— Учат чему-то. Арифметику должны знать, фортификацию, даже иностранные языки. Все-таки, академия Генерального штаба РККА, мы должны стать красными полководцами, чтобы не хуже Брусилова или Скобелева врагов бить.
Я лишь покивал, отодвигая пустую тарелку из-под харчо и придвигая другую, с антрекотами. Как и чему учат будущего «полководца» меня не особо интересовала. То, что из Якова не выйдет ни Брусилова, ни Скобелева я давно знал. Но вот того, что товарищ Трилиссер — настоящий создатель закордонной разведки ВЧК, у которого я украл цели и задачи ИНО, учится в академии Генштаба, не знал, хотя биографию читал. Или чего-то пропустил, или история немного сместилась.