"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
В сентябре Мышка вытащила мена на традиционный в Царицыне "Купеческий бал" — мероприятие, где встречалась "финансовая элита" уезда и много торгового народу со всей губернии. Мне это мероприятие было не по нутру, тем более что я, похоже, наступил на гланды почти каждому хлеботорговцу губернии… Однако, как оказалось, наступил я им всем достаточно "нежно", и если в прошлом году та же Шешинцева при виде меня демонстративно плевалась, то сейчас купцы встретили меня с явной приязнью. Мышку единодушно (чего, как потом говорили, не случалось больше десяти лет) выбрали "королевой бала", а меня присутствующие чуть ли не облизывали: мои "колхозные крестьяне",
Пять с половиной тысяч тракторов машинно-тракторных станций урожаю, конечно, поспособствовали изрядно, но до "рекордов" было все же далеко: в среднем крестьянские поля даже после тракторной вспашки и сева дали центнеров по девять с гектара. Рост же именно продаж зерна обуславливался другими факторами: крестьяне все же поверили в капусту "амагер" и "гигантскую" морковку — и высвободившееся на пахоте время использовали для разбивки обширных огородов. А относительное изобилие воды — например, волжская вода по каналам и водоводам качалась аж до Петровска и дальше изрядно пополняла Медведицу — обеспечило на этих огородах неплохие урожаи.
Вдобавок Нобели, полностью удовлетворенные поставками стальных бочек для керосина, продали мне все бондарное производство с Царицынского завода — и почти каждое крестьянское хозяйство смогло очень недорого купить "бочкотару" для засолки овощей — так что хлеба на рынок поступило гораздо больше обычного. И хлеботорговцы решили сменить гнев на милость. Подозреваю, что временно: цену на зерно на рынке именно я держал на уровне пятидесяти пяти копеек (забирая по полтиннику любое количество у крестьян "на дому"), так что в моих элеваторах было запасено чуть меньше миллиона тонн — то есть "под крышу", не влезало больше. Но все же прекращение вражды с поволжскими богатеями радовало…
Миллион тонн — это вместе с прочими, не только волжскими, угодьями: очень неплохие урожаи были собраны и в "сибирских" вновь построенных деревнях. Настолько неплохие, что там чуть не случилась моя собственная "целина": значительную часть урожая хранить было негде. Пришлось срочно с несколькими бригадами "Сельхозстроя" смотаться в Челябинск: строитель амбаров из меня, конечно, никакой — но нужно было с местными банками договориться о бесперебойном финансировании работ.
В октябре, когда я вернулся домой окончательно (по крайней мере на этот год), расходы у меня превысили доходы. Мышка тут же организовала мне кредит из собственного банка — но то, что своих денег уже не хватает, было очень неприятно. Хотя и понятно: война — штука дорогая, а ведь я финансировал ее из собственного кармана. Но есть еще более дорогая штука — мир. Для того, чтобы освоение сельхозугодий на Амуре, той же Курганщине или, скажем, в Акмолинской области хоть немного окупалось, нужно было построить в тех местах по крайней мере ремонтные заводы. И если с землями южнее Кургана было ясно: завод надо в Кургане и ставить, то что делать с Приамурьем или наделами в Семипалатинской области? "Ближайших городов" там и вовсе нет…
В конце октября мы подбили итоги сельскохозяйственного года. И итоги эти порадовали: не только очень хороший урожай зерновых удалось собрать, но и с овощами получилось более чем неплохо. Причем наибольшие урожаи капусты и морковки были собраны от Тульской до Могилевской губерний, а небольшое имение, приобретенное в районе Острова на Псковщине дало урожай картошки, удививший даже меня: с каждой из ста двадцати десятин было собрано
Деньги-деньги… это уже патологией какой-то становится. В конце-то концов, Россию от революции я спас. Японцам не то что не проиграли войну, а вообще Хоккайдо у них отъели. Что, кроме меня в России и нет никого, кто ее вперед двигает? В конце-то концов если моя промышленная империя оценивается в полмиллиарда рублей, почему я все еще живу в квартире на втором этаже? В провинциальном купеческом городишке на задворках Империи, а не в замке на Ривьере?
Да и Мышка заслуживала большего — по крайней мере счастливой спокойной жизни, а не бдения над учетными книгами по двенадцать часов в сутки. Да и Камилле стоило отдохнуть, а не нюхать вонючие реактивы в лаборатории. Машке тоже нечего стоять днями у горячих печей… кого еще забыл?
Эти мысли буквально обуревали меня, после того как Мышка, чмокнув меня, сонного, в щеку, сообщила что восьмичасовым поездом убывает на неделю в Ярославль и Кострому — какие-то проблемы с местными отделениями банка. Пока я поднялся, она уже убежала, и я, злой и невыспавшийся, отправился на кухню — единственной островок стабильности в окружающем мире. Пирожки, как и всегда, стояли в корзинке посреди стола, а Дарья уже наливала мне чай.
Я сел за стол, молча взял пирожок и вцепился в него зубами. Не повернулся, даже когда в кухню вошла Камилла — эка невидаль!
— Ну и чего ты сидишь такой надутый? Сердишься, что жена так срочно уехала? Так она не виновата, что в Ярославле управляющий помер и документ о передаче дел больше подписывать некому. Не сердись, возьми лучше вот этот пирог — Дарья новый придумала, с белыми грибами в молоке, специально, говорит, для Марии Иннокентьевны, мне тоже очень нравится.
— Камилла, а ты вот скажи: что ты больше всего сейчас от жизни хочешь? Точнее, не сейчас, что прямо сейчас, а вообще?
— Вообще… — Камилла закрыла глаза, покрутила головой и, проглотив кусок, уточнила: — вообще-вообще?
— Да. Совсем вообще. Например, остров в океане, чтобы сидеть на берегу и слушать шум прибоя…
— Я поняла. Остров — это хорошо, ты остров купи — в Греции где-нибудь. Мы туда будем иногда ездить, сидеть и слушать. И есть Дарьины пирожки. Остров — он не помешает. Но если совсем вообще — я тебе сейчас скажу, только ты не смейся. Я хочу, чтобы даже внуки мои — если они будут — шли по улице — и все люди смотрели на них с уважением и говорили друг другу: смотри, это внук той самой Камиллы Луховицкой, которая… Только я еще не придумала, которая что. Которая открыла что-то, изобрела что-то такое, что сделало всех людей счастливыми.
— Ну ты и сейчас столько всего наоткрывала и напридумывала, столько людей сделала счастливыми, что и не сосчитать.
— Сосчитать. Стрептоцидом на войне излечили восемьсот сорок шесть раненых солдат, — глядя на мои непроизвольно расширившиеся глаза, Камилла тихонько прыснула в кулачок. — Я не следила, просто мне из Петербурга прислали последнюю работу Преображенского по исследованию физической антисептики, которую на Нобелевскую премию выдвинули. А он там про стрептоцид мой много написал, я ему еще в прошлом году отписывала по нему. Он в письме интересовался. Вот только стрептоцид этот придумал ты, я только сделала. И все остальное ведь ты же придумывал… хотя нет, я тоже кое-что сама придумала. Мыло "Камилла"… и снова мыло, видно кроме мыла я сама и придумать ничего не могу.