"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
К восьмому колену потомков Георга, когда и явился на свет я, Лермонты уже обрусели и стали Лермонтовыми, почти совсем утративши воспоминания о той земле Шотландской, откуда вышли…»
Что еще я точно знаю о Лермонтове? Периодически вижу его в зеркале. И знакомый со школьной скамьи портрет тут не котируется. Голова у Лермонтова большая и без волос. Они со временем начали безжалостно выпадать, вот и решил поэт стричься налысо, ограничившись растительностью на лице в виде усиков. Левую щеку рассекает белый шрам. Откуда он, я не знаю. Наверное, боевая рана. Глаза как будто живут своей отдельной от владельца жизнью – то наполняются абсолютным ледяным равнодушием, то вдруг начинают бегать с такой быстротой, что все перед ними превращается в размазню. И так иной раз по несколько минут беготни. Зато зубы белые и ровные без явных признаков кариеса.
За своим здоровьем
Глава 3
С чего вообще началось мое «заключение», довольно быстро превратившееся в злоключение? С парохода. Самого настоящего парохода. Неуклюжего, деревянного, колесного, вместе с остальными пассажирами вот-вот готового оставить позади Петербург, который мне толком-то и разглядеть не дали, и устремиться к Кронштадту. Из высокой, прикрепленной восьмью толстыми канатами к бортам, закопченной трубы летят искры, валит густой черный дым. Здоровенные, расположенные по бокам бортов колеса пока неподвижны. Кстати, что это вообще за зверь? Я не знал. А вот стоящий рядом Гончаров живо поинтересовался у капитана и получил ответ. Перед нами пароход «Быстрый» – очередное детище завода Берда [175] . Девять годков уже как курсирует вместе с другими своими собратьями по одному и тому же маршруту. По уверению капитана, тридцать верст от Питера до Кронштадта пройдет часа за три максимум. И это если погода мешать будет, а так скорее выйдет. Оборудован вертикальной паровой машиной Уатта фабричного типа мощностью в тридцать лошадок и рассчитан на пятнадцать пассажиров, в числе коих оказался Лермонтов, Гончаров, их общий (так договорились еще до плавания) слуга Соколов и… я. Уже прекратил паниковать и материться в «пузыре» и, приведя в норму мысли, пытался разобраться в ситуации.
175
Чарльз (Карл Николаевич) Берд (1766–1843) – русский инженер и бизнесмен (заводчик) шотландского происхождения. Первый строитель пароходов на Неве и учредитель пароходных сообщений на Балтийском море. На протяжении долгого времени был единственным хозяином парового сообщения по Неве и ее рукавам, а также между Петербургом и Кронштадтом (с 1816 по 1858 г.).
А меж тем «Быстрый» наконец-то подал первые признаки жизни. Под палубой что-то застучало, сотрясая неуклюжий корпус. Из пароотводной трубы со свистом вырвалось горячее облачко. Колеса неспешно, будто лениво, ударили по воде широкими лопастями. Трапы уже сняты, и пароход начал разворачиваться на фарватер, разгоняя широкую волну. Ну а я, словно безвольный пленник, старался понять, куда угодил, что все это значит и как выбраться. В этих раздумьях я и провел весь путь до Кронштадта, ничуть не интересуясь видами Невской губы. Зато в Кронштадте было на что посмотреть уже на пристани и сделать некоторые выводы о моем «попутчике» и его возможностях.
«– А ну стой, стой, турецкая твоя морда! Я те покажу, как тут у нас буянить!
– Митрич, а он точно турок?
– Точно! Я их, дьяволов, во как знаю! Шрам у меня откедова, по-твоему?
– Ну, коли так, то тады держи стервеца! Не уйдет от нас!»
Под взгляды и тревожные возгласы многочисленных зевак трое могучих грузчиков наседали на низенького, худенького, похожего скорее на цыгана, нежели на турка, человека. В глаза сразу же бросился невероятный синий тюрбан, больше напоминающий шляпу волшебника-астронома. Высоченный, узкий, с кисточкой наверху, от основания до самого верха украшен металлическими кольцами, какими-то полумесяцами и трезубцами. Где-то я такую «шапку» уже видел…
Точно. Сомнений не было. Передо мной самый настоящий сикх. Их еще индийскими казаками называют. И действительно, сходство есть, и немалое. Тоже народец воинственный, живет обособленно от остальных индусов, военное дело уважает (каждый мужчина – воин), но и на земле работать умеет. Однако воевать сикхам все же приходилось чаще и против численно превосходящего противника, пользуясь тактикой «двух с половиной ударов». Это когда незаметно
Кстати, кольца на тюрбане – дастарбунге – непростые. Метательные. Заточены до бритвенной остроты по внешнему краю. Известны как чакры. Да-да. Не путать с энергетическими центрами человека. Это другое.
Делали такие «колечки» из стальных или медных полос весом от ста до трехсот кг и метали, если верить слухам, с такой силой и точностью, что порой мишень оставалась без конечности.
Метались чакры тоже не абы как, а одним из двух способов. Первый – кольцо раскручивается на среднем пальце или специальном стержне. Второй – чакру зажимают между большим пальцем и ладонью. Есть еще в арсенале сикхов два десятка спецприемов, чтобы воин мог метать чакры сериями, как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскости.
И это вам не сюрикены. Тактика ношения и использования тут иная [176] . Но до чакр пока не дошло, в отличие от уже выхваченной из ножен сабли и небольшого круглого щита. Хрипло бормоча что-то невнятное и дико вращая глазами, сикх ощетинился и, не дожидаясь полного окружения, рубанул вкруговую в прыжке. Попасть не попал, да и толку от этого удара маловато – грузчики лишь отшатнулись. Снова взмах, на сей раз более удачный. Клинок прошелся по руке грузчика Митрича. Брызнула кровь. Несколько женщин взвизгнули. И опять прыжок с ударом.
176
В отличие от сюрикэнов (метательных звездочек японских ниндзя), чакра не была оружием скрытого ношения, а использовалась в открытую, в том числе и на полях сражений. При сближении двух армий вперед выпускалась целая туча чакр. В этом отношении их можно сравнить с метательным топором викингов или с римскими метательными копьями (дротиками) пилумами.
Несмотря на свою древность, чакры использовались и в более позднее время. В 1930–1940 годах было зафиксировано несколько случаев применения этого оружия индийскими уличными грабителями.
Один Бог знает, чем бы все это закончилось, не вмешайся в потасовку Лермонтов. Есть у него в багаже, кроме всего прочего, две отличные гусарские сабли. Красивые. Клинки булатные. У каждой эфес состоит из деревянной рукоятки, обтянутой черной кожей и перевитой позолоченной проволокой, с трехдужечной позолоченной же гардой – это чтобы легче защищать руку. Ножны железные. И вместе с ними каждая сабля весит килограмма полтора. И дорогие сабельки. По триста пятьдесят рубликов ассигнациями за каждую плачено.
Однако почему сразу две?
Все дело в том, что еще во время военной службы господин Лермонтов серьезно упражнялся в рубке по-македонски, несмотря на энергичное и обычное в подобных случаях недовольство начальства [177] . Но сейчас ему хватило всего одной сабли, которая, как по волшебству, очутилась в руках владельца, решившего покарать злого индуса. Толпа словно в гипнотическом трансе пропустила Лермонтова к полю битвы, где уже лежал один израненный грузчик, а двое остальных пытались поддеть буяна какими-то крюками. Помощь не нужна? Оказалось, что очень даже нужна.
177
В кавалерии царской армии «обоерукость» (т. е. умение рубить как правой, так и левой рукой, либо фехтовать обеими руками одновременно) официально не поощрялась, считалась неуставным излишеством и всячески устранялась. По требованию строевых уставов кавалерийских частей всех офицеров либо рядовых – левшей переделывали в правшей. Тем не менее опытные кавалеристы, прекрасно понимающие полезность «обоерукости» в бою, развивали в себе эти качества самостоятельно.
Поединок гусара и сикха получился молниеносным. Уклонившись от хитрого змееобразного удара, Лермонтов ловким движением перекинул саблю из правой руки в левую и коротко рубанул в открывшуюся брешь. Знакомый прием. Меня ему еще Орлов научил, рассказывая, что большинство людей не готовы к бою с левшой и, когда оружие противника неожиданно перелетает в левую руку, неизбежно пропускают удар. А уж если ярь к этому добавить, то…
Но откуда у Лермонтова яри взяться? Не владеет.