"Фантастика 2024-13". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Достаточно. Спасибо! — прервал его Егор. — Покажите систему выходного контроля продукции и средства борьбы с «несунами».
Как раз приближалось к концу время работы первой смены. Девочки, девушки, дамы и тётеньки потянулись к выходу, некоторые, не растеряв весь запал энергии за восемь часов корпения над железками, с энтузиазмом кидали взгляды в сторону Егора, с некоторым интересом на Семёна, по Самуилу скользили не задерживаясь, словно по кафельной плитке на стене коридора.
— Хорошо. Допустим, какую-то из красавиц вахтёрша шмонает и обнаруживает
— Забрал, Егор Егорович. Завели новые журналы. Как же без учёта? Но ви знаете, недостачи не будет. Как на духу каюсь…
— Я весь внимание.
Схема сокрытия недостач была проста и отработана годами. Часовой ветеран сдал её с потрохами исключительно из трусости — чтоб ему зачли помощь следствию.
Некондиционные часы можно отремонтировать, а можно просто разобрать и пустить комплектуху на переплавку. Если учёт готовых ведётся поштучно, с маркировкой каждого экземпляра, но на предыдущих этапах всё много проще, взвешивают заготовки. Шестерёнки часового механизма, те самые колёса, которые по толщине не больше пылинки, учитываются на вес. Ровно так же и списание. Материально ответственные лица тихонько проносят на завод обрезки меди, латуни, стали и, по мере нужды, бросают их в общую кучу металлолома.
Иными словами, прошедшие выходной контроль и упаковку, в полном составе маршируют к покупателю — строем и с песней. До того — Нарния. Спрятать и списать можно хоть пять, хоть десять процентов.
— Сёма! — спросил Егор, когда они покинули завод. — Ты веришь, что работает устойчивая преступная группировка, охватывающая десятки человек, часть занимается хищениями, часть — их укрывательством?
— Нет, — мотнул тот головой. — Слишком сложно. Кто-то сдаст, кто-то по пьяни похвастается.
— Мне вот тоже кажется. Аронович запросто сунет в лом латунный прут, чтоб ему не срубили башку за недостачу. Но добазариться с целой толпой гоев и сидеть потом ровно на попе, не опасаясь, что за эту попу возьмутся клещами… Тоже не верю. Ближе другое предположение. Каждый изобрёл способ прикрыть дыру в своей зоне ответственности. Либо унаследовал от предшественника. Друг дружку не топят: иначе сами огребут по сусалам. А так — тихонько коптят небо до пенсии и получают премии за соцсоревнование.
— Ну, допустим… — опер дождался, пока Егор откроет дверцу изнутри, и сел в «жигули». — Тётка собирает двадцать часов, пускает их на финишный контроль, двадцать первые кладёт в карман, в туалете перемещает в бюстгальтер. Видел? Тут некоторые помесят настенные ходики с кукушкой. Фемины — мечта поэта. Но как набрать пятьдесят тысяч?!
— Да. Пять процентов годового выпуска, это тебе не кобель на угол нагадил. Тем более, что в изъятых механизмах нет клейма, что естественно. Они неплохие, говорят. А если отобрать наиболее точные экземпляры да посадить в фирменный корпус, получится швейцарская «Омега». Или эти, японские.
Часы гордо блеснули в полумраке.
— Ты намекаешь, что с завода оптом прут комплектуху и наладили сборку в
— Именно! Клянусь, этим промышляют те же бабоньки, что шли мимо нас из цеха. Только по двойной или тройной ставке за один механизм. Не исключаю, мастера часовых мастерских… Так, Сёма. Отвожу тебя на Инструментальный. Сам еду в «Верас» к знакомому часовщику. Тот знает всех на районе. А также хочет продолжать работать в «Верасе» — долго и счастливо.
Трогаясь от здания Первомайского РОВД, Егор увидел белый «москвич» в зеркале заднего вида. Вывернув на Кедышко, прямо на ходу заменил магазин в «макарове» на полный, дослал патрон в патронник.
Водитель «москвича» держался на уважительном расстоянии, можно и оторваться, но зачем? При повороте в тупичок на парковку у «Вераса» приотстал и не стал туда заезжать, а погнал к улице Калиновского.
С облегчением поставив оружие на предохранитель, следователь прогулялся в мастерскую, где выпотрошил из часовщика массу интересного. Вернувшись к «жигулям», заметил Нестроева, недвижно застывшего у водительской дверцы. «Москвич» виднелся метрах в тридцати.
— Один вопрос, Егор Егорович. Что груз защитил — понятно. Но зачем колёса пацанам пострелял? Едва не замёрзли на дороге.
— Вы о чём? Я не в курсе.
Урка кивнул — то ли соглашаясь, то ли вслед собственным мыслям.
— Я могу устроить, чтобы к твоим машинам не цеплялись. Сколько ты готов платить, чтоб не срываться среди ночи и не ехать навстречу неприятностям? Пацаны сплоховали, не ждали тебя. Могли и на пику посадить. Что скажешь?
— Чисто ради интереса, — Егор шагнул ближе. — Сколько ты хочешь?
— Договоримся. Но могу и бесплатно. По-родственному.
Словно горячая волна поднялась изнутри, а «Терезу» подсветило красным… Неужели?
— Ты меня, конечно, не помнишь. И сестра твоя тоже, маленькие были. Я — твой отец. И могу очень много сделать для сына. Но ты предпочитаешь стоять у меня на пути. Подумай. Время терпит. А потом будем говорить.
Секунд пять Евстигнеев-старший стоял, не двигаясь и не мигая. Затем потопал к «москвичу».
А у Евстигнеева-младшего в голове крутилась единственная дурацкая, абсолютно неуместная мысль, воспоминание про эпизод из «Звёздных войн»: «Я — твой отец, Люк».
Люк Сайоукер в итоге прикончил своего папашу, не слишком дорожа семейными ценностями. Рецидивист Евстигнеев — никакой не отец, просто случайный прохожий, двадцать три года назад зачавший это тело.
И что с ним делать?
Рецидивистами, особенно содержащими собственное организованное сообщество, интересуется КГБ. Визит к Сазонову Егор обозначил у себя в мысленном расписании как неотложный.
Пришлось отложить. Элеонора, вернувшаяся чуть раньше, сказала: домой звонил некий Чешигов. Поступила команда прибыть утром до девяти в управление в пристойном виде — по форме или в пиджаке с галстуком.
Глядя на неё, думал: а ведь «отца» полагается приглашать на свадьбу, познакомить с невесткой. Или насадить на световой меч джидая.