"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Ты, Дряхлов, совсем с ума сошёл со своими песнями.
— Творчество процесс спонтанный. Вашими словами о любви стихи навеяло. Вот слушайте дальше… Мою песню услышат! Тысячи глаз моё фото раскупят тысячи рук. Моё солнце мне скажет — это про вас. Посмеётся над текстом лучший друг. И я стану сверхновой суперзвездой, много денег, машина, все дела. Улыбнувшись, ты скажешь: «Ну, ты крутой»! Я тебя обниму: «Ты права!»
— Кого это ты обнимешь? — напряглась завуч. — Меня, что ли?
— Да, что вы, Людмила Фёдоровна. Когда я
Людмила Фёдоровна задумалась.
— Не пойму я тебя, Дряхлов, что ты за человек. Никак не могу тебя раскусить…
— Не надо меня кусать, Людмила Фёдоровна и тогда нам обоим будет легко жить. Вот увидите, в райкоме всё будет хорошо. Мои песни там понравятся.
— Так ты, всё-таки знаешь, из-за чего тебя приглашают? — удовлетворённо хмыкнув, проговорила завуч.
— Не знаю, но могу только догадываться. Так же как и вы, уважаемая и любимая Людмила Фёдоровна.
Завуч нахмурилась, улыбнулась, крутнула и покачала головой.
— Ох и хитрый ты, Дряхло-о-в… Ох и хитрый…
— А это разве плохо? Хотя не хитрый я.
В класс забежала секретарь директора.
— Машина райкомовская приехала, — сказала Верочка.
— Вот, Дряхлов. Приехали за тобой. Отведи его, Вера. Замучил он меня. Видеть его не могу.
Глава 29
Меня везли в чёрной райкомовской «Волге». Рядом со мной на заднем сиденье лежала гитара, а на переднем пассажирском сиденье сидела женщина лет сорока в дублёнке и песцовой шапке. Она сразу представилась Ниной Ильиничной и спросила, почему я без инструмента. Я пожал плечами, что научился делать великолепно, за четыре месяца здешнего пребывания, и сказал, что «гитара дома».
— Странно! — нервно и резко бросила она. — Я же сказала, чтобы с гитарой. Поехали за инструментом! Где ты живёшь?
— Да вон, — показал я на дом. — Во втором подъезде.
— Так беги, чего сидишь! — почти выкрикнула женщина и я сорвался с места в галоп.
Дома я, на всякий случай, сунул в карман пару мясных котлет, завёрнутых в газету «Красное знамя» и тетрадь с идейно выдержанными стихами, которую засунул в гитарный чехол. Обернулся я быстро и женщина, глянув на часы, подобрела и даже дала мне шоколадную конфету «Мишка на севере».
— Наверное, у них в райкоме уже выдали детские подарки, — подумал я, потому, что в машине пахло не только шоколадными конфетами, но ещё и мандаринами.
Снег в городе уже почти убрали, хотя снегоуборочной техники кроме тракторов «Беларусь» с ковшами и отвалами и самосвалов, я не видел. Зато на улицах было полно народа, который, с песнями и хохотом, чистил тротуары лопатами и носилками.
До райкома добрались минут за двадцать. Мигалки на машине не было и она двигалась в общем потоке. Только гаишные инспекторы,
В этом райкоме за всю свою жизнь я никогда не был. В других был: крайкоме, горкоме, Фрунзенском, Ленинском и Советском, Первореченском райкомах, а в Первомайском — нет. Удивительный фокус.
Райком был отдельно стоящим трёхэтажным зданием «советского ампира» и располагался он на улице Черёмуховая. Внизу на входе сидел милиционер, который проводил нас — особенно меня — внимательным взглядом.
Отдел по идеологии и сам его секретарь находились на третьем этаже в левом крыле. Там же в углу находился и «Первый отдел», табличку которого я заприметил издалека. Третьего секретаря на месте не оказалось. Об этом сказала девушка, вставшая из-за стола, едва увидев нас.
— Спасибо, что подменила, Светочка, — сказала помощница секретаря Нина Ильинична.
— Не за что, Нина Ильинична. Обращайтесь, мне не трудно. Всё равно Игоря Ивановича всё это время не было. Как при вас ушёл, так и всё.
— На нет и суда нет, — дёрнула бровью помощник и спросила меня: — Чай будешь? С печеньем? Ты же ещё после школы не кушал наверное?
— Меня завуч баснями кормила, — без эмоций сказал я.
— В смысле — баснями?
— Да, это я так… Не кормила она меня, в общем.
— Понятно. Поэт, значит? И музыкант? — спросила она.
— И то, и то понемногу.
— Ха! Понемногу! Ты знаешь, что плёнка с твоими песнями сегодня попала в кабинет первого секретаря?
— Нет. Откуда мне знать? Я контрольную писал по математике и диктант по русскому сегодня. А ещё значок ГТО получил. Вот!
Я показал на значок, прикреплённый на школьный пиджак с противоположной стороны от пионерского значка.
— Золотой?! Так ты ещё и спортсмен?
— Да, — сказал я, скромно умолчав о боксе и самбо.
— Понятно. И много у тебя стихов и песен?
— Стихов много, песен не очень, но на хороший концерт хватит.
— Интересно… И кто же тебя играть на разных инструментах научил?
Я пожал плечами.
— Да, никто, собственно… Взял гитару и стал ставить пальцы, чтобы звучала, как хочется. И всё.
— И всё… Понятно. И стихи сами?
— Стихи, я думаю, всегда сами.
— Ну да, ну да… Это точно. Ты пей-пей чай и печенье бери.
— Да, я уже и напился и наелся. Спасибо.
Я действительно, упорол печенье с чаем довольно быстро. Чай не был горячим, и я его выхлебал в четыре глотка. А печенье я старался не есть.
— Значит, наелся?
Я кивнул.
— Тогда сыграешь мне что-нибудь, пока Игоря Ивановича нет? Гитара не успела замёрзнуть?
— В машине жарко было, а чехол у неё утеплённый.
— Это как?
— Там старое моё пальто шерстяное в чехле.
— Ух ты! Сам, что ли, чехол шил?
— Мама помогала, — соврал я. — Что вам сыграть?