"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Ещё один законник выискался, — вздохнул следователь и достал бланк описи.
Три дня я бегал кроссы — снег уже, какой был, стаял, и земля на склонах сопок подсохла — и ни на какие тренировки не ходил. Зато Семёнычу понравилось «стоять на лапах». Вернее, на одной лапе, так как его правую руку ударами нагружать мы опасались. Но и одной левой он умудрялся перехватывать мои удары.
Причём, я научил его максимально поворачивать корпус за счёт вращения таза, и это ему так понравилось, что он словно приобрёл в движении новую молодость. Улучшение кровообращения
Только вернувшись домой, я понял, что у Женькиной матери и Женькиного новоявленного отца на личном плане всё очень серьёзно. Я в квартире чувствовал себя «третьим лишним» и поэтому старался поменьше «отсвечивать», а больше проводить времени на улице: заниматься спортом, гулять.
Ещё раз подрался с Валеркой Греком. Вот, его жизнь не учит! Сходил на рыбалку на краба с Вовкой Гульсари. Очень презанятнейшее мероприятие, скажу я вам. На воду ставится деревянный ящик со стеклянным дном — так называемый «телевизор» — и через него выискиваются крабы. Вовка знал «тропу», по которой они куда-то идут толпой. В эту толпу на толстой леске опускается «кошка» и на неё подсекается краб.
За один выход мы достали больше двадцати крупных, до полутора метров от когтя до когтя, особей. Краба мы сварили прямо на берегу в бочке с морской водой, стоящей на костре, и тут же разделали, достав из фаланг мясо и расфасовав его по полиэтиленовым пакетам. Ну, а дома меньшая часть крабового мяса была обжарена на огромной сковороде на сливочном масле и съедена, а большая часть отправлена в морозилку на хранение.
На третий день моего «больничного» позвонил «следователь». Что интересно, он так и представлялся: «Это, Евгений, следователь звонит. Ты обещал приехать в Политех. Сегодня сможешь?».
— Сегодня? А потом после встречи с профессурой домой можно?
— Нет, домой сегодня пока нельзя.
— А завтра домой можно? Вы говорили, что на три дня…
— Завтра, скорее всего, можно будет.
— Ну, тогда и в Политех завтра. Ага?
— Ну, ты и наглый! — даже восхитился в трубке следователь.
— Я не наглый, я — ленивый. Из дома выходить не хочется просто так и вгород переться.
— Ну, ты и жук! — восхитился следователь. — Ты же спортсмен. Ладно… Завтра, так завтра. Я позвоню.
Завтра следователь позвонил часов в десять и сказал, что Семёнычу можно ехать домой и принимать имущество, а меня к двенадцати ждут в Политехе. Я, вздохнув, сказал: «Ага» и стал собирать своё имущество, с которым на время «переехал» с Семёновской: гитару, ноты, магнитофон «Нота» и так, по мелочи. Мать ещё надавала соленьев-вареньев, поэтому пришлось заказывать такси и ехать сначала на улицу Семёновскую, а уже потом в институт.
Экзаменов в Политехе я не опасался и профессуры не стеснялся. Даже интересно было повстречаться с теми, у кого сам лично учился с семьдесят девятого по восемьдесят третий годы. Когда-то учился… Да-а-а… А вот буду ли учиться теперь? Нужна ли она мне? Вопрос… Только время терять на высшую математику и физику с химией? Была бы возможность сдать радиотехнику экстерном, и закончить ещё и институт физкультуры… Но вряд ли я что смогу сдать экстерном. Память, это не персональный компьютер. Да-а-а…
Вот, дилемма! Нужна мне эта радиотехника?!
Так я думал до тех пор, пока «следователь» меня не ввёл в знакомую и почти родную по прошлой жизни лабораторию акустических исследований, где меня ждали, сидя за столами, как студенты, пятеро преподавателей кафедры. На лабораторном столе лежали: один из проданных мной усилителей, машинка, которую я делал Адрею-барабанщику, Громовский магнитофон «Нота», и гитарные «примочки»: дистошн, фленджер, сустэйн, фуз.
— Хрена себе. Примочки они что, выкупили через музыкантов, что ли? А «Нота» как тут оказалась? — подумал я и пожалел, что не нашёл времени, чтобы зайти к Громову. Вот же чёрт! Хотел, но забыл. Сразу ведь думал, что «секретные» детали в его «Ноте» стоят.
— Здравствуйте, Евгений, — поздоровался со мной гладко выбритый очень худой и высокий, типа меня, мужчина. — Нас пытаются уверить, что сии приборы созданы вами и только вами. Мы, естественно, не верим и полагаем, что вам кто-то помогал из взрослых. Разрешите, Евгений, наш спор, пожалуйста.
Я вздохнул.
— Скорее всего, разочарую вас, товарищи, сообщив, что ваше предположение не верно. Это всё делал я сам: и компоновку, и пайку и настройку.
— Кхе! — кашлянул вопрошавший. — У вас дома имеются приборы, на которых вы тестируете детали и проводите настройку приборов?
— К сожалению, самые простейшие. Но в основном я настраиваю свои конструкты на слух.
— Эт-т-о, как эт-т-о на слух? — спросил профессор, сразу превратившись в «прибалта».
— Всё просто. Для этих конструктов важен результирующий звук, правильно. А его качество определяется промежуточными токами. Вот я и проверяю сборку поэтапно на слух. У меня такая слуховая особенность. Слышу в специально настроенных динамиках в полосе от пяти до пятидесяти тысяч герц всё, что выходит из прибора, и, разделяя, на нужное-ненужное. Так и настраиваю фильтры.
— Пятьдесят тысяч герц не слышит ни одно человеческое ухо, молодой человек, — с усмешкой сказал профессор. Остальные преподаватели тоже разулыбались.
— Я не говорю, что моё ухо слышит в этом диапазоне. Так настроена колонка, а я что услышу, на то и реагирую.
— Ваша колонка выдаёт такие частоты? От пяти до пятидесяти тысяч герц?
Я грустно кивнул.
— По крайней мере, она так настроена. И то, что слышу я, мне хватает, для сглаживания синусоиды звука в пределах двадцати — двадцати тысяч.
— На слух двадцать тысяч? — тоже недоверчиво спросил профессор.
— Да. Двадцать тысяч я слышу.
Они долго охали и ахали, предлагали пройти тест моего слуха, но я отказался, сказав: «Хотите, верьте, хотите, не верьте. Мне всё равно».
Они ещё некоторое время поохали, и поахали, а потом другой «профессор» спросил:
— А каким образом вы, молодой человек, закодировали звуки ваших электро-барабанов? У вас есть перфорационный считыватель? Где вы добыли перфокарты ритм-бокса? Это же секрет фирмы!