"Фантастика 2024-186". Компиляция. Книги 1-25

Кретов Владимир Владимирович

— Ты смеешься надо мной?

— Нет! Не надо! Я боюсь!

Она, не скрывая потоком хлынувших слез, рвалась прочь, пытаясь убрать удерживающие ее руки.

— Хорошо! Пусть так. Но чтобы больше я близко тебя не видел! Убирайся!

Она горько, взахлеб, зарыдала, то, пытаясь встать, то, напротив, отчаянно прижимаясь…

— Ты не вспомнил! Ты так и не вспомнил! Я Кристина! Кристина! Ты большой, взрослый — а я, я! Я хотела узнать — что это такое… и все! Только ты мог это сделать, только с тобой… А ты все забыл! Ты совсем все забыл!

…Желание

обладать девушкой пропало. Из бессвязных слов я вынес одно — где-то, и когда-то, мы встречались. Давно. Еще до всего, что с нами случилось сейчас. Я не жаловался на свою память — но мог поклясться, что, хоть и не раз ловил себя на мысли, что знаю эту девушку, наши пути не пересекались! Но тогда, почему в этом так уверенна она?

Пума отбросила мою руку и встала. Я прикрылся, понимая, что она уходит.

— Может, скажешь, наконец — где мы познакомились?

— Нет! — она набросила на себя рубашку и собрала волосы в пучок. — Не хочу. Ты не вспомнил… Значит, все врал. Эх ты… гастарбайтер.

От изумления у меня перехватило дыхание — о моем прошлом знала только Ната! Но вряд ли, она хоть раз поделилась с кем либо, моими рассказами.

— Откуда ты?..

Пума смахнула слезу и, уже отходя прочь, бросила на прощание:

— Гастарбайтер!

Утром ни ее, ни Ягуара, на стоянке не оказалось — освободившись от груза, оставшегося лежать в волокуше, они уехали прочь. На посту был Волкобой — по его виноватым глазам, я догадался, что он не смог удержать девушку словами, а применить силу — тем более…

— Искать отважную и в тоже время безрассудную беглянку в травах — дело практически безнадежное… Когда вернется — накажи ее построже, вождь. Мы не малые дети, что б поступать, как кому вздумается.

Черноног, очень серьезно сказал это и слегка смутился своих же слов. Свистун, ни к кому не обращаясь, произнес сквозь зубы:

— Как же… кому-то можно, именно так и поступать.

Сова покойно повернулся к нему и, чеканя слова, ответил:

— Кого имеет виду Свистун?

— Сейчас едем в форт. Все разговоры — потом! — я вмешался, видя назревающий скандал.

Мы скакали, бок обок, и индеец, улучив момент, спросил:

— Что произошло, мой брат?

— Она пришла ко мне ночью, Сова…

Он слегка улыбнулся:

— Ну, тогда все ясно. Она вернется, вождь. Первый раз для молодой девушки слишком много значит… Кажется, Свистун хотел оказаться на твоем месте?

— Не знаю. Да, возможно.

— Но предпочтение отдали тебе… Что ж, ты — вождь, этим все сказано.

— И ты так считаешь? Только потому, что я — главный? Ну, так вот, Сова… между нами ничего не было. Она ушла, когда я уже… не важно.

Индеец даже остановил пхая.

— Вот как? Не всякая девушка, решившаяся стать женщиной, наберется смелости отказать вождю. Но Свистуну, как бы там ни было, знать об этом не обязательно… а ты расстроен, мой брат?

Я не ответил шаману. Расстроен ли? Скорее — удивлен и раздосадован.

Хотя… близость и запах, Пумы все еще не выветрились из памяти. И я не мог признаться, сожалею ли о случившемся. Или, о том, что не случилось?

Мы подъехали к стенам, на которых уже высыпали все обитатели селения — нас встречали криками радости! Я пригнул голову под аркой — сидя на пхае, запросто можно удариться лбом о дубовый навес! Следом, по двое и трое в ряд, въехали и все остальные. Под ногами, непривычно глазу, ослепительно сверкало белизной — еще утром прерии покрылись первым снегом…

Против ожидания, в форте никто о девушке не расспрашивал — все были ошеломлены появлением Бугая, рассказом о его скитаниях и счастливом спасении, а также вырученной им, Эве. Глядя на смущенную общим вниманием, молодую женщину, Туча хваталось за сердце и причитала:

— Ох, какая слабенькая! Ох, какая худенькая! Ну да ничего — мы тебя живо откормим! Док, сухарь ты этакий! Ты что, не видишь, как слаба несчастная девочка? А ну тащи сюда все свои снадобья! И идите вы все со своими советами, я уж, как-нибудь, сама разберусь, как мне дочку на ноги поставить! А кого ж еще? Она мне теперь, как дочь родная…

Она залилась слезами, поочередно обнимая зардевшуюся Эву, то Бугая, укоризненно отвечающего на ее внимание:

— Ма! Ну что ты, в самом деле! Ма!

Было очень трогательно видеть, их втроем — Бугая, нависшего горой над обеими женщинами, и их, то плачущих, то смеющихся от радости. Стопарь, глядя счастливыми глазами, улыбался в усы и весело приговаривал:

— Не… Нас так просто не перевести! А теперь-то, и подавно. Вот погоди, еще дождетесь — от такой пары, такие детки пойдут — богатыри! А что? Да! Дай только срок…

— Здравствуй, родной!

Я обернулся, протягивая руки, навстречу летящей мне в объятия, Нате. Она прижалась ко мне, и я обнял ее, чувствуя знакомый и такой волнующий запах родного тела…

— Пойдем. Мы и так заждались вас, на нервах. Что, да как… Дома все расскажешь. А что б сам не волновался — в двух словах о нас. В форте все спокойно, никаких происшествий нет, и вроде как не предвидится. Если не считать… ну скоро сам увидишь. Дар… Что с тобой?

В нескольких словах я описал ей ночное происшествие… Ната выслушала меня, слегка прикусив губу. Я умолк, подумав, что теперь надолго утратил доверие своей мудрой, маленькой женщины.

— Я знала. Как только ты промолчал, узнав, что она убежала в травы.

Она встала передо мной, запустила пальцы в мои волосы, не давая отвести взгляд:

— Не казнись. Что случилось, то случилось. Все равно, ты — мой. Только мой! И Элины. Но сначала — мой… А я так завидую ей!

— Завидуешь?

— Еще бы! Но ты ведь ничего не знаешь?

Она широко улыбнулась:

— Ты что, до сих пор не в курсе? Хотя, что я говорю!

Ната улыбнулась, сделав таинственный вид.

— Действительно, я же сама тебя увела со двора…