"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
– Хагивара не был проклят, – зачем-то сказал Кента ему в спину. Кого сейчас вообще волнует Хагивара?
Хизаши остановился, но обернулся не сразу, словно ему понадобилось время придать лицу привычное выражение скучающего превосходства.
– Рад за него.
– Он хотел снять проклятие, чтобы оно не передалось сыну или дочери. Он не думал, что будет обманут.
Хизаши пожал плечами. Кента уже испугался, что тот продолжит путь, уйдет навсегда, но Хизаши дождался, пока его нагонят, и не сдвинулся с места. С одной стороны была высокая стена, ограждающая Оханами, с другой – дорога, окаймленная лесом и полем. Никого вокруг, только ночь, холод и снег.
–
– Я не знал, что проклятия не…
– К они проклятие! Почему ты не сказал мне, что ты… не человек? Неужели я так и не заслужил хоть капли твоего доверия?
Кента не собирался обвинять, само вырвалось. Пока молчал, ему казалось, чувства не настолько сильны, но едва открыл рот, как досада и горечь вылились наружу громкими хлесткими словами.
– Ты не должен был узнать, – жестко ответил Хизаши. – Никто не должен был. Разве это так сложно понять?
Кента сжал кулаки.
– Ответь на вопрос, Хизаши. Я не заслужил твоего доверия? За все три года не заслужил?
Мацумото посмотрел поверх его головы на ворота поместья, потом еще выше – на ясное звездное небо. Он мог бы отшутиться, мог выдать чей-то стих, подходящий моменту, может быть, даже свой. Но он вздохнул и сказал:
– Никто не заслуживает полного доверия, Куматани. Я считал, даже ты сумел до этого додуматься. Видно, ошибся.
Небо не раскололось, звезды не осыпались, и земля не превратилась в яму с огнем, только Кенте лучше было бы провалиться. Тогда бы он не чувствовал такой… опустошенности?
Хизаши отвернулся и пошел дальше по заметенной дороге в сторону деревни, где остались их вещи.
– Постой… – шепотом попросил Кента. Его рука слабо дернулась – схватить, удержать, вернуть – и опустилась. – Не уходи.
А Хизаши все удалялся, пока не стал едва видимой тенью, вскоре слившейся с темным массивом леса. Ворота позади распахнулись, и Кенту позвали в тепло. До утра еще надо было выслушать всю историю целиком и дождаться Рёту с людьми из деревни, если кто-то рискнет прийти. Следовало все закончить по правилам, описать в отчете, будто ничего особенного не произошло.
Кента повернулся спиной к дороге и прошел под деревянной табличкой.
«Три вещи нельзя скрыть: солнце, луну и истину».
Никто из деревни так и не явился к воротам Оханами, Рёта был один. Госпожа Хагивара Таэко решилась поведать о том, как все было на самом деле, а выжившая, но серьезно заболевшая после переохлаждения, нервного напряжения и близости темной энергии Каэдэ добавила то, что никому, кроме нее, известно не было.
Как и Хизаши поначалу, Таэко тяжело переживала странную привязанность супруга к юной служанке, которую он привел однажды в поместье. Какое-то время это было не так заметно, но постепенно в Таэко крепла ревность, она мечтала избавиться от соперницы, тем более что все вокруг ждали от нее рождения наследника рода Хагивара, его спасение, но боги не желали послать ей ребенка.
Тем удивительнее, что помощь пришла со стороны ненавистной Каэдэ. Та как-то рассказала, что воспитывалась бродячим монахом Сусуму, но оставила его ради службы в поместье. Монах этот, по словам девушки, творил настоящие чудеса, но не выставлял их напоказ, оттого найти его было сложно. Впрочем, сейчас он временно осел в заброшенном храме, который когда-то давно возвели предки Хагивары Такумы. И несчастная Таэко набралась смелости и отправилась
Молитвы монаха помогли, и Таэко вскорости забеременела, но и Каэдэ с каждым днем занимала все больше места в их жизни, будто тоже была женой. Тревожась, как бы она не стала наложницей в их доме, Таэко снова пошла к монаху и, не упоминая имени Каэдэ, попросила отвадить соперницу. Не убить, нет. Таэко не желала девушке смерти, лишь хотела, чтобы та оставила их с мужем в покое, покинула поместье. Но на обратном пути домой, сама того не ведая, подверглась нападению обариёна. Теперь не узнать точно, было ли это случайностью, но Кента склонялся к мысли, что таким образом лже-монах попытался защитить Каэдэ от хозяйки. Едва ли из любви, скорее чтобы ритуал хитобасира не сорвался. Так Кенте думалось.
Потому как Хагивара Такума, в свою очередь, покаялся, что и правда собирался использовать чувства Каэдэ к нему, дабы избавиться от проклятия, о котором говорили его отец и дед. Все они, а до них еще предки Такумы, погибали страшной смертью, едва только покидали пределы поместья. Ни храм за деревней, ни молитвы к богам и ками, ни учение Будды – ничего не помогало. Хагивара просто боялся, что его ребенок будет так же страдать за стенами, как и он сам всю свою жизнь. Он не знал – никакого проклятия не было и в помине. Но Кенте виделось, он не очень-то поверил. Может, не хотел думать, что столько лет запирал сам себя.
Провести хитобасиру посоветовал все тот же Сусуму, но наказал не впутывать в это никого больше, особенно беременную жену. Знала только Каэдэ и с радостью готова была пойти на смерть, думала, что так докажет свою любовь, не решаясь высказать ее словами.
Однако все могло сорваться еще тогда, когда отчаявшаяся и страдающая от обариёна госпожа Таэко заплатила бандитам, чтобы те напугали Каэдэ или даже похитили и увезли подальше. Разумеется, она не была настолько жестока и не собиралась просто вышвырнуть девушку без единого мона за душой. Главарь, Сару, должен был после выдать ей мешочек с монетами. Но вмешались Кента с Хизаши. Спасли Каэдэ, привели в поместье, узнали о готовящемся ритуале, сорвали его. Такая непростая история, где сложно найти абсолютно плохих или абсолютно хороших участников, но они справились с ней и справились на отлично. Когда Каэдэ поправится, Рёта увезет ее из поместья. Госпожа Таэко простит мужа и родит ему ребенка к исходу лета.
Так написал Кента, и так прочел учитель Морикава в его отчете. Хизаши ни о чем не знал, даже не явился отчитываться вместе. Это было не обязательно, но для Кенты важно. Для Хизаши, похоже, не очень.
– Вы поссорились? – прямо спросил Джун тем же днем, как они все вернулись в их павильон на троих, сразу после унылого ужина. Точнее, именно в тот момент Мацумото отсутствовал, он вообще старался лишний раз с ними не пересекаться.
– Нет, – ответил Кента, потому что это было правдой.
– Врешь. Этот обезьяний сын что-то натворил? Скажи, ему давно пора устроить взбучку.
И многозначительно похрустел пальцами.
– Ничего он не натворил. – Кента устало сел за стол и начал бездумно перебирать свои записи с занятий. В голове было пусто.
– Я как лучше хочу, – серьезным тоном произнес Мадока и вздохнул. – Мне не нравится Мацумото, но мы ведь должны держаться друг за друга, разве нет?
Кента что-то ответил, что-то, успокоившее бы Мадоку, а сам смотрел, как за окном тает день. Он был солнечным, ясным, оттого и закат поражал обилием красок от нежно-персикового до кроваво-красного с прослойкой лиловых и синих облаков.