"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23

Павлищева Наталья Павловна

– Ты ведь не исчезнешь потом? – спросил он, заметив, что Юдай закончил и раздает указания Мадоке и Сасаки.

Хизаши промолчал.

– Если хочешь соврать, то лучше молчи и дальше, – попросил Кента.

– Я не пытаюсь уйти от ответа, – нахмурился Хизаши. – Просто не заставляй решать что-то прямо сейчас. Дзисин и Фусин убьют меня, только завидев. И боюсь, тебя может ждать та же участь. И Мадоку с Учидой тоже. Предпочту разбираться с трудностями по очереди.

Он отвернулся и пошел к товарищам. Кента замешкался и тихо бросил ему в спину:

– Я верну твой веер. И если хочешь, помогу тебе вернуть свой облик. Только…

Он

не закончил фразу. Откуда-то неожиданно пришло понимание, что это ни к чему. Ни к чему требовать обещаний, ведь так он лишает друга свободы, поэтому Кента смело шагнул вперед, к начертанному в выжженной земле огромному кругу с вписанной в него звездой и сэмандоманами в несколько рядов по краю. Большинство символов были ему не знакомы, какие-то смутно угадывались. Это заклинание придумал его отец, оммёдзи Сугуру из древнего рода Куматани. Кента без тени сомнений шагнул в центр и опустился на колени.

– С этого момента никто не должен слушать то, что будет говорить Кента, даже если он начнет умолять прекратить или станет вопить от боли, – безжалостно предупредил Учида. Чиёко плотнее сжала губы, и Кента ободряюще ей улыбнулся.

– Все хорошо, – утешил он. – Если я попрошу вас остановиться, то уже буду не я. Я ни за что не остановлюсь, даже если это причинит мне неимоверные страдания.

– Это ваши нежности причиняют мне неимоверные страдания, – проворчал Хизаши. Он, Мадока и Сасаки должны были следить, чтобы никто и ничто не прервало ритуала. Местность выглядела безжизненной, и все же в ней таилась угроза. Они разошлись в стороны, Мадока обнажил меч, Сасаки положил ладонь на холку кицунэ, и та вздыбила густую шерсть, стала крупнее, опаснее. Хизаши казался обычным, но вокруг него собралась невероятной силы ки, которую он больше не видел смысла маскировать. Чиёко и Учида опустились на землю лицом к лицу, и Кента оказался точно между ними, одним боком к ней, другим – к нему. Багровое небо взирало настороженно, вороны не каркали, будто испугавшись чужаков, воздух застыл, и как только два голоса – женский и мужской – одновременно, принялись читать заклинание, застыло и тело Кенты. От неожиданности ему почудилось, что он снова падает во тьму, но широко распахнутые глаза продолжали видеть, а уши – слышать.

– Тени мертвых за спиной встанут щитом нерушимым…

– Священные имена богов станут моей броней…

– Помогут помирить Инь и Ян…

– Помогут исправить причину случившегося зла…

Их голоса сливались в один, журчали, точно свежий горный ручей, обволакивали кожу нежными объятиями. Хотелось закрыть глаза и позволить себе плыть по течению, быть лодочкой, ведомой мирным потоком. Голова качнулась и опустилась на грудь.

– Четыре стороны света моя сила…

– Две стороны жизни моя опора…

Кента засыпал. Тело обмякло, он уже с трудом удерживал себя на коленях. Спина Хизаши перед ним расплывалась цветным пятном. Просто заснуть и проснуться, когда все закончится.

А потом пришла боль.

Спину выгнуло, и Кента не успел прикусить губу, чтобы не закричать, но сколько бы ни кричал, не слышал ни звука – безразличное до того багровое небо покрылось черными трещинами, и застывший воздух дрожал от громовых раскатов. Когда горло пересохло, Кента замолчал. Тело покалывало, что-то рвалось изнутри, сминая органы, ломая кости. Возможно, он заплакал от боли, но вместо слез на стиснутые на коленях кулаки закапала

кровь.

– Не смотри! – велел кто-то, кажется, Сасаки, и голос Чиёко окреп, тогда как Учида будто вообще ничего вокруг себя не замечал.

И снова стало не до них, когда очередная волна стирающей мысли боли прокатилась с головы до ног, и на этот раз она была похожа на огонь, и Кента плавился в нем, сначала обгорала и отваливалась струпьями кожа, потом с ужасающей вонью поджаривалась плоть, а под конец даже сами кости рассыпались пеплом, а он все еще был жив, все еще мог чувствовать.

Неужели изгнание – это настолько больно?

«Вели им прекратить, – раздался в голове ненавистный голос чужака. – Мы умрем оба, разве ты не чувствуешь этого?»

Кента лишь сильнее стиснул зубы, да так яростно, что они все до единого раскрошились во рту. Он разваливался на части, исчезал, мучительно и медленно, а заклинание все лилось, но уже не казалось ему теплым и мягким, скорее острым, как тысячи мелких лезвий.

«Попроси их, и они остановятся».

«Ни за что!» – подумал Кента и снова воскрес из пепла, чтобы страдать с начала.

Что-то еще вокруг изменилось. Гром гремел совсем близко, перебивал слова заклинания, сверкали молнии, и небо зло вспыхивало алыми зарницами. Кента больше не ощущал боли, его сознание прояснилось, и он увидел, что друзья сражаются с уродливыми монстрами, стекающимися к ним со всех сторон. Их будто создало чье-то больное воображение: множество рук и ног, когтей и клыков, собранные в подобие человеческих фигур, длинных и несуразных, вызывающих даже не страх, а отвращение. У них были гладкие лица без глаз, похожие на обтянутые серой кожей театральные маски. Мадока махал мечом с суровой сосредоточенностью – ни одного лишнего движения, ни одного лишнего звука. Так на него, обычно громкого и несдержанного, не похоже. Сасаки использовал свою духовную энергию, ослепляя и пугая монстров, а его кицунэ, выросшая до размеров огромного волка, довершала дело. Кента нашел взглядом Хизаши, и сердце оборвалось.

Он лежал на земле, и многорукая тень падала на него сверху.

Кента почти вскочил, почти решился выйти из круга, и если бы не Джун, заслонивший Хизаши собой, точно бы сделал это. И все бы испортил.

– Продолжайте, они вас забери! – взревел Мадока, отрубая разом несколько тянущихся к нему рук.

Но силы были неравны. Как бы он и Сасаки ни старались, круг врагов сужался, и вот уже голова Учиды едва не слетела с плеч. Повезло, и Аканэ-сан оказалась рядом рыжей молнией. Визги, хрипы и стоны – все смешалось, и Кента зажал уши ладонями. Не понимал, сколько еще продлится ритуал, сколько выдержат его друзья. Сколько выдержит он сам, ведь хуже боли оказалось мучительное бездействие.

«Уходи же! Проваливай!» – кричал он мысленно. Чужак в нем больше не отзывался, но не потому что проиграл. Нет. Кента чувствовал его, чувствовал, как крепко он цеплялся за не принадлежащее ему тело, отравленной грибницей проникая в кости.

Последнее, что он увидел, – Хизаши, шатаясь, поднялся на ноги, и по его телу прошла волна света. Кента завороженно смотрел, как друг борется с проклятием самих богов – и почти побеждает.

«Перестань, пожалуйста, – успел подумать Кента. – Ты же убьешь себя!»