"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Когда сияние померкло, сквозь дымку Хизаши увидел удивленное лицо Хироюки и, главное, целый веер в его руках. У него не получилось! Он не смог забрать у Хизаши то, что не смогли забрать даже боги.
– Это мое, – повторил он и призывно выставил перед собой ладонь. Веер вырвался из плена и метнулся к хозяину. Едва они воссоединились, Хизаши сразу же атаковал. Быстрая цепочка шагов – знак на земле, резкие слова – приказы, поворот и взмах руки – раскрытый веер рисует сияющую серебристую ленту в плотном, как студень, воздухе. Хизаши танцует, и обретенная ки бурлит в нем. Хизаши вскидывает руки так, будто на нем не бедняцкая одежда, а дорогие шелка. Его тело знает,
Хироюки видит в нем своего Ясухиро, но он ошибается. Мацумото Хизаши не имеет к ним обоим никакого отношения.
Он делает последний взмах над головой и замирает, чувствуя, как отрываются от него концы заклинания, как оно летит вперед, накрывая застывшего на корточках гася-докуро и его хозяина. И такая вмиг пришла легкость, такое дурное веселье. Из горла вырвался смех, похожий больше на хрип и бульканье, во рту появился привкус крови, в груди потяжелело, и Хизаши закашлялся, разбрызгивая по песку алые капли.
– Станцуй для меня еще раз, братик! – воскликнул Хироюки, приглаживая лежащие на плече волосы. – Почему же ты больше не танцуешь?
Хизаши кашлял кровью и не хотел верить, что все это взаправду.
– Может, в другой раз, – сам себе ответил Хироюки со вздохом, и скелет, повинуясь приказу, начал медленно выпрямляться.
Хизаши покачнулся, и кто-то обхватил его за плечи.
– Идем же, прошу! – Кента потащил его прочь. И на этот раз Хизаши не сопротивлялся, лишь до последнего не отрывал взгляда от широкой улыбки демона.
Скверна добралась до него, впилась клыками во внутренности, проникла в кровь и в мысли. Хизаши кое-как переставлял ноги, но по большей части висел на Кенте, чей запах пробивался сквозь мешанину из гнили, крови и сладкого дурмана разложения.
– Потерпи еще немного, – уговаривал он. Хизаши одной рукой цеплялся за Кенту, а другой прижимал к себе драгоценный веер. Что-то тяжелое, угнетающее наваливалось сверху, и он понял, что это заклинание оммёдзи, барьер, который вот-вот запечатает долину. Морикава не обманул хотя бы в этом.
– Держись, умоляю, – слышал он сбивчивый шепот, но вместо слов ответа мог только облизывать сухие губы со вкусом железа.
Он почти рухнул на колени, устоял на силе воли – и немного на Кенте. Они миновали умирающие останки священной рощи и уперлись в строй экзорцистов Дзисин и Фусин – перед лицом общего врага стремление превзойти друг друга было временно забыто.
– Они задержали одичавшего гася-докуро, – сказал кто-то из школы Сомнения. – Ваши ученики и правда хороши, Сакамото-доно.
Кента рядом вздрогнул и вдруг низко склонился перед этим Сакамото. Хизаши было слишком плохо, чтобы так быстро соображать, да и не собирался он гнуть спину. В глазах темнело, он пытался стоять ровно и не показывать своего состояния, но удар по ногам сзади все-таки повалил его на колени. Картинка дрогнула, размылась, и он услышал:
– Школа Дзисин не имеет к этим двоим никакого отношения. Однако мы добьемся от них правды о произошедшем, это наш долг. Завершайте барьер…
Хизаши с ненавистью посмотрел на говорившего, но тот уже отвернулся, явив ему герб Дзисин на парадной катагину [194] .
194
Катагину – часть парадного одеяния, хаори без рукавов.
–
Так Мацумото Хизаши, хэби в облике смертного человека, близко познакомился с темницами в глубине горы Тэнсэй, издревле считавшейся чистой и священной, тогда как внутри оказалась именно такой же, как и вся эта дрянная школа, – темной, мрачной, грязной и лживой. Его пленители хорошо подготовились: от талисманов, какими были оклеены стены тесного узилища, все тело онемело, а мысли ворочались с трудом, но и этого им оказалось недостаточно. Руки Хизаши завели за спину и, вывернув до боли, стянули тонкой железной цепочкой, в которой ощущалось сдерживающее заклинание. Неровные звенья впивались в кожу, стоило чуть пошевелиться, а Хизаши пробовал. Первое время он как ошалелый метался из стороны в сторону, рвался к двери с крохотным зарешеченным окошком, но до нее неизменно оставалось расстояние, равное половине шага, вся же темница больше напоминала конуру, и воняло здесь так же.
Когда силы сопротивляться впустую закончились, Хизаши захотел пить. Голод он мог не замечать, но жажда впилась в горло острыми когтями и драла, драла, драла… На крик никто не приходил, будто про пленника все позабыли. Не хватало света. Странно, ведь темнота не была для бывшего ёкая таким уж большим неудобством, но то ли сказывалась привычка, то ли мрак превратился в неизвестность, а она мучила похуже всех пыток, что могли придумать для него в Дзисин. Хизаши не любил боль, но страх остаться навеки брошенным здесь без возможности даже выпрямиться доводил до отчаяния. С ним уже такое случалось, и воспоминания о божественном суде вспыхивали под закрытыми веками, пока Хизаши пытался убить время сном.
Еще тяжелее физической беспомощности, жажды и темноты были мысли о Кенте. В тот миг, когда Хизаши буквально распластало по земле на окраине долины Хоси, он не мог ни о чем думать и не видел, что происходило вокруг. Что происходило с Кентой. Что такие люди, как эти лживые ублюдки, могли сделать с тем, кто оказался носителем столь разрушительного зла? Более того – свидетелем их былой подлости. Хорошо, если Кента сейчас где-то рядом, в том же жутком положении, но живой. А если…
Хизаши запутался. Он ненавидел Дзисин за их лицемерие, ненавидел Хироюки, который, в свою очередь, был врагом всех оммёдзи, Дзисин в том числе. Разве это не могло сделать их союзниками? Но Хироюки заставил страдать Кенту, а этого нельзя было простить. Он использовал их всех, насмехался, играл точно своими куклами.
Хизаши хотел пить. Хизаши хотел спать – но не мог, ведь стоило телу расслабиться, как демоновы путы едва не вырывали руки из плеч. Запах собственной крови в какой-то момент перекрыл все остальные, а они были омерзительны. Хизаши был унижен, и лишь поруганная гордость не давала ему сломаться наедине с собой – самым страшным собеседником.
Когда снаружи загремело и в окошке показался отблеск огня, Хизаши плохо разбирал, где явь, а где нет. Дверь открылась с громким скрежетом и скрипом, свет заполнил тесное пространство, выжигая глаза, и Хизаши зашипел. Сила оммёдо ранила его, на шею накинули конопляную веревку с полосками офуда и расстегнули цепь. Хизаши тут же повалился вперед, но петля натянулась, и он едва не задохнулся, пришлось встать на колени, упершись раздувшимися нечувствительными руками в камни пола.