"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-26

Ролдугина Софья Валерьевна

— Мы на разведку, — сказали мне крыски.

Спустившись по моим штанам, две серые крысы прижались к стене и побежали в конец коридора, прячась в распушённом ворсе ковра.

— Хорошо, буду вас ждать с нетерпением.

— Ага, жди. Займись работой!

Осталось только определиться — куда идти и что делать. Закрываю глаза. Обращаюсь к памяти.

Ага… хорошо… А вот это не очень хорошо… Ладно, на это вообще похуй, я не собираюсь гнуть спину здесь всю жизнь… ага, перекантоваться пару часов — и гуляй рука, балдей пиписька!

Уверенно шлёпаю по коридору. Мимо мелькают рабочие кабинеты, где люди уже вовсю потеют, набивая на руках трудовые

мозоли. Завывают механические швейные машинки. Каждую секунду стальная игла пропускает сквозь ткань нить, сшивая между собой два куска. Множество огромных бобин с нитками различных цветов тянутся паутиной через весь кабинет к огромным колёсам прялок, приводимых в движение нажатием ступни на деревянную педаль под столом.

Женщины, мужчины — работают все на равных. А я на станке не работаю, скорее всего, слишком тупой для такой сложной работы. Мне в конец коридора. Там моё место. Там моя судьба. Там, в маленькой комнате с крохотным оконцем, сидя на стуле за огромным столом, я размениваю свою молодость на сытое существование среди таких же загубленных душ.

Без идей.

Без фантазий.

Но с иллюзиями прекрасного будущего, которое рано или поздно настанет. Оно точно настанет. Так все говорят. Все обещают.

Глава 19

Вот я и на работе. Приплыли.

Прогулочным шагом я топал к своему рабочему месту. Не торопясь, без лишних напрягов. Грязная подошва сандалий утопала в мягком ворсе ковра, а прохладный сквознячок безжалостно атаковал меня каждый раз, когда я проходил мимо рабочих кабинетов, которых здесь было ну просто не сосчитать.

Я шёл себе и шёл, слушая доносившуюся до меня болтовню коллег; их споры, их проблемы, нудные истории об их неподъёмной жизни. Всё как всегда. Везде одно и то же! Вот хоть прямо сейчас возьми и переместись в каменные век или в ледниковый период — найдётся же и там индивид, который первым делом начнёт тебе напевать, со слезами на глазах, о своей никчёмной жизни!

Коридор заканчивался тяжёлой деревянной дверью, за которой крутая лестница уводит нас в подвал. Я это знаю, потому что это знает Ал. И вот возле этой двери, справа, находится мой кабинет. Моё рабочее место, бля. Мысленно я уже прохожу последние метры, захожу внутрь, но не тут то было. Из соседнего кабинета, вместе с рабочим гулом выплывает в коридор мужчина. Он перекрывает мне проход, приняв позу огромной звезды: ноги на ширине плеч, ладони на поясе. Я вначале даже не вкурил кто это, а потом как до меня дошло! И как вы думаете, кто этот мужичок за полтинник?

Ага.

Эдгарс. Тот милый дедуля, согласившийся меня сопроводить до деревни. А тогда он казался таким добропорядочным и эксцентричным. Иногда даже заботливым. Денег дал. А что сейчас?

А сейчас на нём зелёные брюки, белая рубашка и винтажная двубортная жилетка зелёного цвета. Седые волосы, аккуратно зачёсанные назад, лоснились в прямоугольнике дневного света, бьющего Эдгарса в его сутулый профиль из дверного проёма. Тот еще модник.

Старый пердун саркастично желает мне доброго утра и сразу же принимается отчитываться за опоздание. Отчитывает в коридоре, громко, чтобы всем было слышно. Говорит так, что всё моё внимание сосредотачивается на его зубах, щёлкающих при каждом слове. И при каждом новом слове коридор становится всё уже и уже, тесно прижимая стены к рукам старика. Голова пошла кругом, словно покатался на карусели.

Снова эти унижения.

Если он продолжит надо мной измываться, я заблюю не только

этот шикарный ковёр, но и его блестящие туфли.

Ничего не меняется!

Сколько раз нужно умереть, чтобы этот мир поменялся?!

Старик разошёлся не на шутку. Его слюна летит мне в лицо, впитывается в рубашку. Если он продолжит в том же духе, сердечко у него точно прихватит. Потом живи всю жизнь с мыслью, что твоё опоздание заставило человека окраситься в болезненно красный, начать задыхаться, и упасть на пол, лицом в грязный ковёр. Только не сегодня, когда до выполнения моей миссии рукой подать. За всю свою рабочую практику я усвоил один урок — или говори то, что ласкает слух твоего босса, или ебашь!

Я обещаю дедуле, что этого больше не повториться. Заведу будильник. Поставлю петуха возле кровати. Буду выпивать по литру воды перед сном, чтобы желание поссать вырывало меня из сна и гнало на работу. Он слабо понимает, о чём я ему верещу. Но, наградив меня еще разок испепеляющим взглядом, он успокаивается. Дряблое лицо разглаживается, краснота сменяется естественным желтоватым оттенком. Под густыми бровями теперь можно было разглядеть уставшие глаза.

Пронесло!

Он идёт мне на встречу, молча проходит мимо и уходит в другой конец коридора, где скрывается в одном из кабинетов. Скорее всего, пошёл поссать. Так бывает, когда сильно нервничаешь, особенно в его возрасте. Простата уже не такая упругая, последняя капля всегда в трусы.

Ну и денёк.

До моего рабочего места рукой подать. Я делаю вдох и чувствую знакомые нотки. Я сразу и не догадался, чем так воняет. Похоже было на запах мумифицированной мышки, найденной где-то на даче друзей в ящике с носками. Принюхавшись, я мысленно переместился в тот самый барак, заставленный двухъярусными койками. Запах не такой убойный, но тень его здесь присутствует. Когда я дошёл до своего кабинета и вошёл внутрь, я уже ничего не чувствовал. Человек быстро ко всему привыкает. Ненужно избегать проблем, нужно в них погружаться, с головой!

Отличная новость: я работаю один. Кабинет полностью принадлежит мне! Один стул и один стол, на котором навалены куски кожи огромной горой, напоминающую кривую башню из блинов. Не лучшее рабочее место, но доводилось видеть и хуже.

Работа у меня не пыльная; берём сверху стопки кусок кожи, тщательно зачищаем, убирая шерсть и неровности, ровно обрезаем, придавая форму прямоугольника, и по периметру пробивает отверстия: по три на каждой стороне. Из инструментов — киянка, шило, ножик и ножницы. И вот тут еще какая-то херь, это, походу дело — лекало.

Ну, что же, работа не волк, в лес не съебётся.

Снимаю висевший на стене фартук. Кожаный, весь в белых трещинах, но всё равно выглядит бодро и годно. Облачившись в эту «крайнюю плоть», сажусь за стул и двигаюсь к столу. Тянусь к стопке с кожей, но стразу же замираю. Слишком легкомысленно. К этой сушёной залупе руками то страшно прикасаться. Не дай бог бородавки или ещё какая проказа на пальцах вылезет. Надеваю перчатки, лежавшие в ящике стола. Снимаю лоскут с верхушки пирамиды.

Сходу так и не скажешь, с какого зверя стянули кожу, но на вид становится ясно, что это не самое худшее, что с ним произошло. Кожу покрывал тонкий слой струпьев, которые сразу же осыпался перхотью на мой фартук, стоило мне только дотронуться. Показались крохотные волоски, покрывающие поверхность редкими островами, как при проплешине. Покрутив кусок возле глаз, в памяти всплыли висевшие на стене барака головы зверей. Такие же складки, такой же больной цвет.