"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Из меня начала уходить жизнь. Я даже не мог понять, что происходит. В голове все мысли брызнули в разные стороны как бильярдные шары по столу. Тело Инги содрогнулось, я что-то крякнул, а потом открыл рот и увидел огромный кровавый пузырь, надувшийся на моих губах.
Пиздец…
— Инга, ты как?
Возле меня на колени упала Рыжая. Она тяжело дышала, рыжие волосы прилипли к мокрому лицу. Её удивлённый взгляд ничего хорошего не сулил.
— Ты в по… — всё что я смог проговорить.
— Кровь! У тебя кровь. Так, не волнуйся!
Она попытался снять с меня «труперса», но он был слишком тяжёл.
Гигант двинулся. Тело приподнялось, отлипнув брюхом от меня. Рыжая взвыла еще громче, а её ноги почти выпрямились. Когда Рыжая прекратила орать, «труперс» не упал на спину и не свалился с меня целиком. Уперевшись левым плечом в землю он застыл сбоку от меня, развернувшись грудью к Рыжей. Из глазницы по-прежнему торчит оперённый кончик стрелы, а из мочевого пузыря — два обломанных древка. Могло показаться, что он вот-вот вытащит завалившуюся за спину правую руку и ткнёт мечом Рыжую в живот, но нет. Он замер. Замер навечно, словно посеревшая от пыли и бесконечных дождей статуя в парке. Да и меча не было в его руке. Он торчал из моей груди.
— Инга, я сейчас… — она не стала договаривать, схватилась за болтающийся эфес и выдернула меч.
Из свежей раны потекла кровь. Тёплые ладони Рыжей упали мне на грудь, расплескав кровь в разные стороны. Она нервно закрутила головой, а я медленно начал захлёбываться воздухом и кровью. Что именно было пробито в теле Инги — я не мог разобрать. Точно — лёгкое. Было бы сердце — я бы уже дёргался в быстро остывающих кишках. Да, скорее всего только одно лёгкое, но насквозь. Хреново…
Хреново….
Хреново!
Что делать? ЧТО! БЛЯДЬ! ИНГА!
Прости меня, Инга!
А мне что делать? Достоин я дальнейшей жизни? Я… Я не хочу… Мы умрём вместе…
— Инга! — орёт Рыжая. — Ты слышишь меня? Ты встать сможешь?
Встать? Она серьёзно?
Она вытащила меня из-под тела «труперса», повернула на бок. Струйка крови хлынула из раны и потекла по выпуклой груди, обогнув взбухший от адреналина сосок. Рыжая стянула с себя жилет. Сорвала оба рукава со своей рубахи. Связав их между собой, сделала подобие огромной повязки, которой принялась опоясывать мне грудь. Ткань быстро покраснела. Лучше мне не становилось. Тело содрогалось от кровавого кашля и резких вздохов.
— Вот, попей!
Положив меня на спину, она принялась вливать мне в глотку воду из бурдюка. Я сделал три жадных глотка, от которых тоже лучше мне не стало. Рыжая не останавливалась, вливала в меня, словно хотела утопить! Но это было не так. Лицо её выражало обеспокоенность и страх. Она смахивала пот со лба, нервно убирала надоедливые волоски с бледных щёк и губ. Она нервничала. Рычала и давила на покрасневший от крови узел, что плотно упирался в мою рану.
Но она вдруг резко замолкла. Замолк и я.
Мы услышали бульканье. Множество ртов оживлённо забулькали в лесу. Они обступили нас. И медленно приближались. Мы в ловушке. Нас окружили.
Когда один из приблизившихся «труперсов» при виде нас громко заревел и тут же рванул в нашу сторону, Рыжая успела поднять лук. Успела запустить правую руку за спину. Она не собиралась подрываться или убегать прочь,
«Труперс» подбежал совсем близко. Пару шагов — и нам конец.
Женский крик оглушает меня. Гнев настолько исказил лицо Рыжей, что сейчас её и мать родная не узнает. Скулы вытянулись до ушей, подбородок заточился словно кол, обезумевшие глаза блеснули не хуже линзовых фар дорогущих иномарок.
Рыжая хватает двумя руками мой меч и, выпрямив спину, бросает лезвие в сторону «труперса». Женский вопль не стихает ни на секунду, слюни хлещут изо рта. Она почти попала. Лезвие рассекло воздух у самого паха громилы. Злость и адреналин — это хорошо. Это смертельное сочетание прекрасно работает исключительно в правильной пропорции. Но именно сейчас, именно в эту секунду наивысшей опасности, из-за избытка обоих ингредиентов случился передоз. Рыжая замахнулась с такой силой, что её тело крутануло вместе с мечом. Все допускают ошибки, когда цепляются за жизнь из последних сил.
Воительница только успела поднять голову, только успела взглядом поймать выросшее передней уродливое тело, как в один миг огромный шипастый кулак с гнойными наростами разбил ей лицо.
Она завалилась мне на ноги. Грудь её продолжала надуваться и сдуваться, а вот сознание, судя по всему, отправили в далёкую прогулку.
Сквозь сухие ветки деревьев я всматривался в голубое небо с палящим белым диском. Я уже не чувствовал боли. Не чувствовал жара. Не чувствовал злости или обиды. Мне стало всё равно.
Оставалось только молиться. Так меня учили жильцы нашего города, что беспомощно лежали в своих квартирах придавленные бетонными плитами соседских стен. Мы носили им водичку и слушали их молитвы обращённые к небу. Они плакали и молись. Рыдали, моля о спасении. А мотом замолкали.
Нужно помолиться. Нам всем нужно помолиться…
Какая ирония. Я не знаю ни одной молитвы, но сумел запомнить сотни километров текста льющегося водопадом из колонок моего магнитофона. В голове всплыло четверостишье одной прекрасной песни:
Смотрю я в небо, лёжа на земле,
Немеет тело, пересох мой рот,
Пока лежу, забыт и одинок.
И вдруг раздался знакомый булькающий голос:
— Без слёз издам я свой последний стон!
Он закончил за меня четверостишье, а потом как взревел на весь лес:
— От куда ты знаешь эту песню?!
Я лишь промычал:
— Дрюня…
Тело Инги вдруг отключилось. Сознание потухло, но не умерло. Где-то глубоко в женском мозге оно продолжало теплиться, пуская по телу лёгкое покалывание. Эти еле заметные уколы я явственно ощущал своим скользким и длинным телом внутри влажных фекалий.